Книга Бытия. Общая история происхождения - Гвидо Тонелли

так хорошо известны на нашей прекрасной планете. Теперь, когда мы знаем, на что смотреть, можно попытаться лучше изучить все характеристики излучения, и тогда, возможно, удастся установить, у каких из этих планет есть атмосфера.

Имеющиеся у нас знания позволяют заключить, что звезда TRAPPIST-1 еще слишком молода, чтобы на ее планетах могла возникнуть жизнь: этой маленькой солнечной системе всего четыреста миллионов лет. Но ведь мы только в самом начале длинной серии открытий. Обратный отсчет уже начался. Через несколько лет, когда нам удастся собрать больше надежных данных и когда разрешатся наши последние сомнения, перед людьми встанет двойная задача: с одной стороны, преодолеть связанный с этим открытием культурный шок, с другой стороны, решить, не поискать ли подходящие технологии, которые бы позволили, несмотря на огромные расстояния, связаться с новыми мирами или даже достичь их. И в этот раз научный прогресс движется семимильными шагами и внезапно ставит нас перед необходимостью менять парадигмы, которые казались незыблемыми.

Но вернемся к нашему рассказу о началах. Он подходит к концу, достигнув момента, отстоящего от рождения Вселенной на 13,8 миллиарда лет. Седьмой день сотворения мира заканчивается в тот самый момент, когда один из наших далеких предков поднимается и начинает свой рассказ, а все остальные выстраиваются вокруг него в круг и, зачарованные, слушают.

Что нас делает людьми

Никому не узнать точно, когда это случилось, и нам не удастся выяснить, кем был первый рассказчик. Нет никакой надежды воссоздать язык, на котором он говорил, как и повод для произнесения речи перед некой небольшой группой: возможно, они тогда отмечали какой-то радостный повод или, наоборот, искали утешения в каком-то ужасном несчастье.

Единственное, в чем мы можем быть уверены, так это в том, что в некий момент нашей истории кто-то стал рассказывать. Конечно, это был какой-то странный, отличающийся от других человек – возможно, страдающий от какого-то психического расстройства или просто более тревожный, из-за чего слова его складывались удивительным образом. Мы можем лишь воображать себе эту сцену: он – а может быть, и она – стоит внутри тускло освещенной пещеры, а вокруг семейный клан из десяти-пятнадцати человек, завороженно слушающих, как слова связываются в нить. Цепочка знакомых выражений неожиданно звучит в новом контексте, слова освобождаются от своей утилитарной функции и взлетают в воздух, складываются в песню – рождается поэзия, новое коллективное знание. Ритуальные слова приобретают глубокое символическое значение и очаровывают всех.

Построение символа

Находки и открытия нескольких последних десятилетий обязывают нас связывать первые проявления этой вселенной символов с неандертальцами. Речь идет о виде, появившемся в Европе, как показывают последние данные, за сотни тысяч лет до того, как около сорока тысяч лет назад здесь появились сапиенсы.

У двух видов есть общий предок, Homo heidelbergensis, гейдельбергский человек, в результате эволюции более миллиона лет назад обособившийся в Африке из вида Homo erectus (человек прямоходящий). Перебравшись на другой континент, этот вид сначала распространился по всей Европе, а потом, в межледниковый период, около шестисот тысяч лет назад, возможно, проник и в Азию. Сапиенсы выделились из оставшихся в Африке представителей вида Homo heidelbergensis, а от тех, кто переселился в Европу, произошли неандертальцы. У этих двух видов условия существования в совершенно разных средах и контекстах привели к развитию совершенно разных особенностей характера, но с генетической точки зрения они остаются очень близкими, словно кровные родственники – может быть, и не братья, но уж точно кузены.

Физические особенности неандертальцев способствовали созданию предубеждений против них. Более массивные и крепкие, чем тонкокостные сапиенсы, они всегда казались нам более примитивными и менее развитыми. На самом деле эти физические особенности – проявление необычайной адаптивности в очень сложных условиях.

В Европе, где неандертальцы живут сотни тысяч лет, суровый климат: короткие периоды жары чередуются с очень длинными ледниковыми периодами, которые подвергают серьезной проверке выживаемость обитающих там видов. Недостаток солнечного света приведет к тому, что у неандертальцев разовьется генетическая мутация: у них будет белая кожа, намного светлее, чем у их предков и у нас, cапиенсов, в тот момент, когда мы впервые встретимся с ними после нашего переселения из Африки. У многих из них каштановые, светлые или рыжие волосы и светлые глаза; у всех также мощное телосложение, крепкие кости и развитая мускулатура – решающие факторы в противостоянии суровому климату, факторы, обеспечившие им выживаемость на враждебной территории. Емкость их черепных коробок превосходит емкость черепных коробок сапиенсов – другими словами, мозг у них больше, чем у нас, но голова имеет яйцевидную форму, похожую на мяч для регби; лоб низкий и покатый, затылочная кость сильно выдается, нос крупный, надбровные дуги почти сросшиеся, а прогнатизм сильно выраженный.

Внешний вид неандертальцев контрастирует с канонами красоты, которые мы, сапиенсы, сложили по собственному образу и подобию. Однако, если бы мы сегодня встретили такого человека в метро, в костюме и при галстуке, это бы нас мало удивило. Среди бесчисленных индивидуальных вариаций человеческой популяции можно найти очень похожих персонажей. И все же эти наши кузены с такой примитивной внешностью, похоже, сумели создать для себя одно из самых мощных орудий выживания – вселенную символов.

Неандертальцы – прирожденные спортсмены; они привыкли к белковой диете, которая позволила им пережить морозы ледникового периода в Европе. Чтобы защищаться от этих морозов, они укрывались шкурами животных, которые умели снимать и выделывать с большим мастерством. У них были мощные мускулистые руки, позволявшие делать очень изощренные орудия из камня и дерева. В этом неандертальцы достигли мастерства, превращая кремень в орудия с режущими или колющими краями с помощью набора приемов, которые будут называться мустьерской культурой и благодаря которым продукты этой выдающейся технологии – скребла, остроконечники, ножи и знаменитые обоюдоострые рубила, или бифасы, – распространились по всей Европе. Многие из этих инструментов в форме пластин или шипов были прикреплены битумом к деревянным древкам, образуя что-то вроде длинного копья, что превращало их в смертельное оружие.

Неандертальцы были всеядны, но наполовину их диета состояла из мяса; если им случалось найти большую тушу мертвого животного, они становились падалеедами, но прежде всего они были очень опытными охотниками. Используя свои копья с закаленными в огне остриями и пики длиной более двух метров, они охотились на крупных животных, в том числе на медведей и слонов.

Чтобы организовать охоту на крупную дичь, надо иметь план, которым можно поделиться с другими охотниками, необходимы также продвинутые формы общения и четко