Король-олень (Туманы Авалона - 3) - Мэрион Брэдли

Но дождь слегка утих, и меж шатров замелькали люди.

- Сегодня турнира не будет, - раздался за спиной у Моргейны чей-то голос, - а то я попросил бы у тебя одну из этих лент, леди Моргейна, и пошел бы с нею в сражение, как со знаменем чести.

Моргейна моргнула, пытаясь взять себя в руки. Молодой мужчина, стройный, темноволосый и темноглазый; лицо его показалось Моргейне знакомым, но она никак не могла вспомнить...

- Ты не помнишь меня, госпожа? - укоризненно спросил мужчина. - А мне рассказывали, что ты поставила на кон ленту, ручаясь за мою победу на турнире, проходившем два года назад - или уже три?

Теперь Моргейна вспомнила его; это был сын Уриенса, короля Северного Уэльса. Акколон - вот как его звали; и она побилась об заклад с одной из дам королевы, заявлявшей, что никто не сумеет выстоять в схватке против Ланселета... Она так и не узнала, кто же победил в том споре. Это была та самая Пятидесятница, когда погибла Вивиана.

- Воистину, я помню тебя, сэр Акколон, но тот праздник

Пятидесятницы, как ты знаешь, завершился жестоким убийством, и убита была моя приемная мать...

Лицо рыцаря сразу же приобрело сокрушенное выражение.

- Тогда я должен просить у тебя прощения за то, что напомнил тебе о столь печальном событии. Но думаю, прежде, чем мы разъедемся снова, тут состоится достаточно турниров и учебных боев - мой лорд Артур желает знать, достаточно ли искусны его легионы и по-прежнему ли они способны защитить всех нас.

- Вряд ли это понадобится, - сказала Моргейна, - даже дикие норманны и те куда-то делись. Ты скучаешь по временам сражений и славы?

Акколон улыбнулся, и Моргейна невольно подумала, что у него хорошая улыбка.

- Я сражался при горе Бадон, - сказал он. - Это была моя первая битва - и, похоже, она же будет и последней. Думаю, мне больше по душе учебные бои и турниры. Если придется, я буду сражаться, но мне куда приятнее биться ради славы с друзьями, не желающими меня убить, на глазах у прекрасных дам. В настоящем бою, леди, некогда восхищаться чьей-то доблестью, да и доблести там маловато, что бы люди ни твердили об отваге...

Разговаривая на ходу, они приблизились к церкви, и теперь звон колоколов почти заглушал его голос - приятный, напевный голос. Интересно, не играет ли он на арфе? Звон колоколов заставил Моргейну резко отвернуться.

- Ты не пойдешь к праздничной обедне, леди Моргейна?

Моргейна улыбнулась и взглянула на запястья Акколона, обвитые змеями. Мимолетным движением она коснулась одной из змей.

- А ты?

- Не знаю. Я думал пойти, чтобы посмотреть на своих друзей, - сказал Акколон, улыбаясь, - но теперь, когда я могу поговорить с дамой...

- Ты не боишься за свою душу? - с иронией поинтересовалась Моргейна.

- О, мой отец так благочестив, что этого хватит на нас двоих... Он остался без жены, и теперь, несомненно, желает оглядеться по сторонам и присмотреть себе следующий объект для завоевания. Он внимательно изучил слова апостола и знает, что лучше жениться, чем распаляться, - а распаляется он, на мой взгляд, куда чаще, чем подобает человеку его возраста...

- Так ты потерял мать, сэр Акколон?

- Да - еще до того, как меня отняли от груди. И мачеху тоже - первую, вторую и третью, - отозвался Акколон. - У моего отца три ныне живых сына, и он не нуждается в наследниках. Но он слишком благочестив, чтобы просто взять какую-нибудь женщину себе на ложе, потому ему придется снова жениться. Старший из моих братьев уже женат и тоже имеет сына.

- Так твой отец породил тебя уже в старости?

- В зрелые годы, - сказал Акколон. - И я не так уж юн, если на то пошло. Если бы не война, пришедшаяся на мои молодые годы, меня могли бы отправить на Авалон, изучать мудрость его жрецов. Но к старости отец обратился в христианство.

- И все же ты носишь на теле змей. Акколон кивнул.

- И знаю кое-что из мудрости Авалона - хотя и меньше, чем мне хотелось бы. В наши дни для младшего сына остается не так уж много дел. Отец сказал, что на нынешнем празднике он подыщет жену и для меня, - с улыбкой произнес рыцарь. - Жаль, что ты происходишь из столь знатного рода, леди.

Моргейна вспыхнула, словно юная девушка.

- О, я все равно слишком стара для тебя, - сказала она. - И я - всего лишь сестра короля по матери. Моим отцом был герцог Горлойс, первый человек, которого Утер Пендрагон казнил как предателя...

После краткой паузы Акколон сказал:

- Возможно, в наши дни стало опасно носить на теле змей - или станет, если священники возьмут больше власти. Я слыхал, будто Артур взошел на трон при поддержке Авалона и что мерлин вручил ему священный меч. Но теперь он сделал свой двор христианским... Отец говорил, что боится, как бы Артур не отдал эту землю обратно под власть друидов - но на то не похоже...

- Это правда, - отозвалась Моргейна, и на мгновение гнев сдавил ей горло. - И все же он до сих пор носит меч друидов... Акколон внимательно взглянул на собеседницу.

- А ты носишь полумесяц Авалона.

Моргейна покраснела. Все уже пошли на обедню, и двери церкви затворились.

- Дождь усиливается. Леди Моргейна, ты промокнешь и простудишься. Тебе следует вернуться в замок. Придешь ли ты сегодня на пир и согласишься ли сесть рядом со мной?

Моргейна заколебалась, потом улыбнулась. Ни Артур, ни Гвенвифар явно не захотят, чтобы в столь великий праздник она сидела за их столом.

"Она ведь должна помнить, каково это - пасть жертвой похоти Мелеагранта... неужто она посмеет обвинять меня - она, искавшая утешения в объятиях лучшего друга своего мужа? О, нет, это не было изнасилованием, отнюдь - но все же меня отдали Увенчанному Рогами, не спрашивая, хочу ли я того... не плотское желание привело меня на ложе брата, а покорность воле Богини..."

Акколон стоял, ожидая ответа Моргейны, и с нетерпением глядел на нее.

"Если я соглашусь, он поцелует меня и будет молить об одном-единственном прикосновении".

Моргейна знала это, и эта мысль была бальзамом для ее уязвленной гордости. Она улыбнулась Акколону, и у рыцаря перехватило дух.

- Приду, если мы сможем сесть подальше от твоего отца.

И вдруг ее словно громом поразило: точно так же смотрел на нее Артур.

"Так вот чего боится Гвенвифар! Она знала то, чего не знала я - что стоит мне лишь захотеть, и Артур отмахнется от всех ее слов. Меня он любит сильнее. Я не испытываю вожделения к Артуру, для меня он - всего лишь любимый брат, но Гвенвифар этого не знает. Она боится, что я пушу в ход тайные чары Авалона и снова заманю Артура к себе на ложе".

- Прошу тебя, вернись в замок и смени... смени платье, - пылко произнес Акколон.

Моргейна улыбнулась рыцарю и коснулась его руки.

- Увидимся на пиру.

Всю праздничную службу Гвенвифар просидела одна, стараясь успокоиться. Архиепископ прочел обычную проповедь о дне Пятидесятницы, повествуя о снисхождении Духа Святого, и Гвенвифар подумала: "Если Артур наконец-то покается в своем грехе и станет христианином, я должна буду возблагодарить Святого Духа за то, что сегодня он снизошел на нас обоих". Она сложила руки на животе; сегодня они возлежали вместе, и может быть, на Сретенье Господне она уже будет держать на руках наследника королевства... Королева взглянула на Ланселета, стоявшего на коленях рядом с Элейной. К зависти своей Гвенвифар обнаружила, что талия Элейны вновь раздалась. Еще один сын или дочь. "И теперь Элейна красуется рядом с мужчиной, которого я любила так долго и так сильно, чьего сына я должна была родить... что ж, мне придется склонить голову и смириться на некоторое время; я сделаю вид, будто верю, что ее сын унаследует трон Артура... Ах я грешница! Я твердила Артуру, чтобы он смирил гордыню, а сама полна гордыни".