Пока есть просекко, есть надежда - Фульвио Эрвас

– женщин, которые могли себе позволить выбирать и не соглашаться. Я помню, что нас, мужчин, она оценивала после обедни, во время церковных процессий или городских праздников. Как торговец лошадьми или мулами, знаток индюков или петухов. Если бы Мариассунта только могла, она бы с удовольствием нас ощупала и взвесила, заглянула бы нам в рот, заставила петь и декламировать стихи, померила бы давление и понюхала наше дыхание. Но ты осталась старой девой, Биц Мариассунта. Со всеми твоими запросами, фырканьем, высокомерием, сардонической улыбкой, жалящими замечаниями и твоим визгливым голосом. Я мечтал проучить тебя палкой из черной акации, приготовленной специально для тебя. А когда ты свалишься без чувств, вот тогда я проверю твои зубы. А еще сиськи, которых у тебя, которая так критиковала наши животы, может быть, и не было никогда, ни одной.

Ты осталась старой девой. Но как акушерка ты была самой лучшей в городе. В этом тебе не было равных. Как помогала разродиться женщинам ты, не умел больше никто. Ты так хорошо с этим справлялась, что тебя приглашали отовсюду. Ты отправлялась даже в затерянные в горах деревеньки и на дальние острова лагуны. Есть женщины, которые хорошо умеют делать детей, и те, которые никогда не должны их иметь, потому что они рождены для других больших дел. Это говорила ты, рожденная для того, чтобы своими уверенными движениями помогать рождаться детям других женщин. И давать им ту поддержку, которая превращала каждого родившегося ребенка в божий дар, а не в обузу. Потому что это не про схватки, потуги и километры пуповины, которую ты распутала, а про вхождение в этот мир. Все мы нуждаемся в том, чтобы вместе с материнским молоком получить принятие нас самих.

Поэтому-то я и не стал делать палку из черной акации специально для тебя. Потому что брошенные дети потом страдают. Как мой отец, которого бросили в лагере военнопленных. Он стал невеселым и всегда задумчивым. И уже никогда не был таким, как прежде. Черные мысли, к сожалению, нельзя отскрести. С ржавчиной намного проще, чем с мыслями. Поэтому я скребу…

1 сентября. Вторник

Окна квартиры инспектора Стуки были распахнуты, и запах кофе чувствовался уже у ворот. Ландрулли ощутил его, еще не подойдя к калитке: наверное, у неаполитанцев обонятельные рецепторы устроены по-другому, что позволяет им улавливать кофейный аромат гораздо лучше других жителей полуострова. Ровно шесть, как приказал ему инспектор. Стуки выглянул в окно, и жестом пригласил агента зайти. Трезвонить в дверной звонок было небезопасно: вибрации могли дойти до квартиры сестер, которые ночью вернулись из путешествия. Сандра и Вероника еще спали, но осторожность никогда не помешает.

– Где Спрейфико?

– Вчера вечером был найден пистолет…

– Бернарделли? Антимама! И никто мне не сообщил?

– Инспектор, из Чизона позвонили в управление. Оператор направил звонок комиссару, и когда тот услышал, о чем шла речь, он буквально ожил. Давление у Леонарди сразу стабилизировалось, точно вам говорю. Сто двадцать на семьдесят. Комиссар взял с собой Спрейфико, и они помчались за орудием убийства.

– Антимама! Где нашли пистолет?

– В ручье за городом. Вдоль водоема идет тропинка, там присмотрели себе места любители ловли форели. Насколько я знаю, оружие нашел один подросток, и родители сообщили в полицию.

– Вот так удача! – воскликнул Стуки.

– Ровно в одиннадцать в управлении будет совещание. Я знаю, что Спрейфико чуть свет отправился с поручением в головной офис Бернарделли, тот, который недалеко от Брешии.

Ландрулли застыл с кофейной чашкой в руке, ожидая, пока Стуки сохранит свои заметки в блокноте сотового телефона.

– А мы, инспектор? – спросил он.

Стуки так и взвился.

– А мы! Вот именно! А мы?

Почти сразу же он взял себя в руки.

– Нам известно, кто этот подросток?

– Я не знаю, инспектор. Я вам доложил то, что сказал Спрейфико.

– Ландрулли, скажи, что ты думаешь о происходящем?

– Что Леонарди все равно не знает, в каком направлении ему двигаться.

– Хорошо, очень хорошо…

– А мы знаем?

– Мне еще неясны кое-какие детали. Потерпи, Ландрулли.

– Мне хочется понять, инспектор. Хотя бы намекните.

Но Стуки сделал вид, что его не услышал.

– Ну уж этот Анчилотто, – пробормотал он.

Комиссар Леонарди сиял, как новый пятак. Он снова выглядел молодцом, будто эликсир молодости выпил. Розовая, как у младенца, кожа его лица даже казалась еще более мягкой и гладкой.

Комиссар лично пригласил на совещание начальника полицейского управления, хотя тому очень не нравились совещания перед обедом. На экране компьютера Леонарди светилось изображение найденного пистолета. Сотрудники оружейной фирмы Бернарделли очень подробно осветили все вопросы Спрейфико и предоставили ему всю необходимую документацию. Орудие убийства уже было отправлено на экспертизу.

Согласно серийному номеру, пистолет был зарегистрирован в Венесуэле в 1978 году. Он был ввезен в страну с партией ружей и пистолетов, включающей около двадцати стандартных единиц оружия 69-й модели. Компания Бернарделли отправила их в оружейный магазин в Маракайбо, владельцем которого был итальянец. Они не располагали данными о том, кто купил этот пистолет. Тем не менее, мы знаем (и в этом месте Леонарди заставил себя вежливо улыбнуться в сторону инспектора Стуки), что господин Дезидерио Анчилотто оставался в Маракайбо до 1979 года. Потом он направился в Буэнос-Айрес, где пробыл до 1982. Затем на корабле граф вернулся на родину по причине смерти своего отца. Каким-то образом он провез оружие в Италию, вероятно спрятав в багаже. Последний раз пистолет видели в руках у графа Анчилотто на стрельбище в 2001 году. Леонарди еще раз натянуто улыбнулся Стуки.

Все понимали, что это был поворотный момент в расследовании. Город снова вспомнил о совершенном злодеянии. Мэр, опрошенный комиссаром с первыми лучами солнца, ознакомившись со всеми уликами, наконец-то сообщил имя того, кто мог быть в этом замешан. Смерть освобождала Анчилотто от чисто физической возможности совершить преступление, но нельзя было исключать, что граф запросто мог быть заказчиком убийства, которое было совершено уже после его смерти. Исполнителем был, вероятнее всего, Исаако Питуссо, безработный, с психическими проблемами, но способный совершить целенаправленный акт – то есть в нашем случае убийство инженера Спеджорина. В этом году мужчине исполнилось 56 лет, он был младшим сыном первого послевоенного мэра города. Вопреки воле родителей Исаако закончил философский факультет, но дальше не пошел. Его родственники считали, что этим он лишал средств семейный бизнес. Большую часть жизни Питуссо перебивался случайными заработками. В основном он нанимался сезонным рабочим к местным виноградарям: по большей части на обрезку и сбор винограда. Данный