Евсения. Лесными тропками - Елена Саринова

   - А может он, того... - хлопнула глазами Любоня. - Этого самого чеснока переел? Раз, ты говоришь, от него им не...

   - Я сейчас не совсем понял, о каком чесноке идет речь? - медленно произнес Хран.

   - О том самом, запах которого Евся своим дриадским носом от Стаха учуяла.

   - А, ну-ка, - разнесло нас с подружкой по сторонам, метнувшимся к изголовью кровати мужчиной, после чего он на несколько мгновений замер. - Есть что-то... Но, я бы ни в жизнь не заметил... - глухо констатировал, уже распрямляясь, а потом, вдруг, зашелся таким выразительным матом, что нас с Любоней пригнуло, а трущий глазки на спинке кровати Тишок, восхищенно открыл пасть. - Самоуверенный, безголовый мальчишка! - исчерпавшись, наконец, выдохнул Хран, уставясь в стену напротив. - Евсения, а почему ты раньше об этом не сказала?

   - О чем? О запахе? - ошарашено уточнила я. - Да я ему еще до Монжи о нем говорила, а он на меня обиделся - решил, что это я так свою неприязнь выказываю. Хран, объясни, почему всполошился то?

   - Да потому что... - глянул тот сначала на лежащего, а потом на меня. - При условии, что он чеснок на дух не переносит, а значит, вовнутрь употреблять точно не станет, так может пахнуть только одно - яд, Евсения. Мышьяк, точнее, его с чем-то смесь, которой этого беспечника кто-то очень щедро угостил. И, по всей видимости, еще в Букоши.

   - Яд? - с округлившимися от ужаса глазами, повторила я. - От которого... умирают?

   - Надеюсь, обойдется, - буркнул мужчина и, решительно направившись к выходу, на самом пороге остановился. - Его с раннего детства приучали к цикуте. Это одно из самых смертоносных растений в мире. Вырабатывали защиту. Поэтому и жив до сих пор, а значит, шанс есть. Я седлаю Перца и в Монжу. Попробую там безуй[29] достать - противоядие. Но, если не получится, придется скакать до Бадука. Тишок, ты - на охране, - и быстро вышел вон.

   - А нам-то что делать?! - опомнившись, подскочила я с кровати.

   - Только ждать, - громко, как по сердцу, хлопнула внешняя дверь...

   Ждать... Просто ждать. Сидеть, сжимая холодную, бесчувственную руку, пытаясь ее согреть и слушать. Затаив собственное, слушать едва ощутимое дыхание неподвижно лежащего мужчины... "Только лишь слушать", - не выдержав, сорвалась я к окну, и с остервенением щелкнув ржавой задвижкой, его распахнула. Выпустила наружу давно и муторно зудящую осу. Потом вдохнула свежий уличный воздух, разбавленный прохладой прошедшего после обеда дождя. Постояла, закрыв глаза, несколько мгновений и развернулась к кровати:

   - Стахос... Стах... Ты меня не слышишь?.. Наверное, нет. Я хочу сказать, как много ты для меня сделал. Даже, когда совсем еще не знал, ты уже меня спас - разбудил от долгого-долгого страшного сна. И я так тебе за это благодарна, - провела я пальцами вдоль раскрытой мужской ладони, а потом обхватила ее своей. - Я никогда ни за кем не ухаживала, до тебя. Я никогда никого не обнимала, до тебя. И никогда еще не делала того, что собираюсь сделать сейчас... с живым человеком, не с каменным алтарем... С тобой. Потому что не вижу другого способа тебя "разбудить"... Прости меня за это. Я не знаю, получится ли у меня, но, уверена - это единственный для нас шанс. Потому что ты умираешь, Стах... И я это вижу... - замахнула быстрым движением на него. А потом, уже сидя на мужчине, сгребла с груди одеяло и, выдохнув, сложила узором пальцы, прижав их прямо к ее центру...

   Сила ударила в виски с таким напором, что я невольно откинула назад голову и зажмурилась. Она заметалась внутри меня, как водный поток, загнанный в ловушку запруды. Не знающий выхода, он ожесточенно противился тому, куда упорно направляла я. В голове, яркими всполохами закружились картинки: падение с моста, Стахос, смеющийся мне вслед на клеверном лугу и он же с пляшущими в черных глазах купальными кострами. И мне уже стало казаться, что меня саму вот-вот разнесет вдребезги этим мечущимся внутри напором, когда ярче всех остальных перед зажмуренными глазами всплыла самая последняя из картин: "...Потому что ты и есть - моя душа. Как отражение в божественном зеркале. И я... я люблю тебя...".

   - Я люблю... тебя, - обдав жаром, понеслась огромная сияющая изумрудом волна через прижатые руки в лежащего подо мной мужчину. Сначала с невыносимым нажимом, от которого меня ощутимо стало потряхивать, а потом все спокойнее и тише... До последней капельки... Как плата за все, что когда-то причинила другим. Мучительная, томящая плата. И уже сползая со Стаха к стенке я, наконец, впервые в жизни осознала, что же это такое, отдавать себя другому, до донышка, до самой последней черты... А потом окончательно провалилась в опустошенную тьму...

   - ... а вот мы сейчас и проверим, насколько. Рот свой открывай.

   - Да зачем? - в ответ, возмущенным шипением. - Он горький.

   - А затем, что надо подстраховаться... Ох, безголовый, самоуверенный мальчишка, что бы я твоему отцу сказал?

   - Говори тише... Хран, а ты становишься сентиментальным. Вон уже и глаза подозрительно покраснели.

   - Ага, как только оклемаешься, посмотрим, у кого они покраснеют. И не только глаза. Давно я тебя палкой не гонял... Да откуда они здесь?

   - Осы? - тихим писком. - Я гнездо видал под стрехой с той стороны дома. Ночью сковырну и подальше снесу... Ой, одна прямо над...

   - М-м-м... - дернула я рукой, пытаясь срочно почесать нос, и к своему огромному удивлению обнаружила прямо перед глазами... пальцы Стахоса, переплетенные с моими.

   - Ну вот, раз оса тебя разбудила, вставай, подруга. Пошли, наконец, есть, - от двери, радостно-угрожающе.

   - Теплые... Живо-ой... - наплевав на такой тон, водрузила я руку обратно на мужской торс, но, через миг уже подскочила. - Живой!

   - Ну... еще не совсем, - шмыгнул в сторону носом Хран. А потом встал с табурета. - Евсения, я тут безуй оставляю, покрошенный, и воду запить. Ты проконтролируй, пожалуйста. Тишок, пошли.

   - Евся! В следующий раз я за тобой уже с поварешкой приду. Так и знай, - метнулась подружкина коса в опустевшем дверном проеме.

   - Ну, здравствуй... любимая.

   - Здравствуй, - облегченно расплылась я и, освободив руку, почесала нос. - Как ты себя чувствуешь?

  - Прекрасно, - уверил мужчина, тут же ее вернув. - С самым лучшим в мире лекарем иначе и быть не может.

   - А ты что, меня слышал?

   - Нет, но, я тебя... ощущал. В какой-то момент, уже уходя, кто-то, будто за руку меня дернул. Не отпустил. И я тогда почувствовал, что это была ты. Ты меня притянула обратно к себе... из небытия... Евсения, - развернул он мою ладонь к своим потрескавшимся губам.

   - Стах! - получилось в ответ даже с испугом, но, я взяла себя в руки... в свободную руку. - А сейчас что... уже вечер?