80 лет форы - Сергей Артюхин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И чего они нам их выделили? – поинтересовался Леонид, идя вслед за Шимазиным. – Я в том смысле, что нам-то чего напрягаться? Сегодня выделили, завтра заберут…
– А ты не слышал что ли? Нашу дивизию скоро в тыл отправят. Последняя операция – и назад. Пополнение получать и технику. Нас "мотострелками" делать будут.
– Ты-то откуда знаешь? – укорил комбата Васильев.
– Да мой шурин сейчас в такой дивизии воюет под Кенигсбергом. А начинал также в обычной стрелковой.
– И ты решил, что нас будут переформировывать? С чего?
– А зачем еще нам "сушки" прикреплять? И говорить при этом что-то типа: "Привыкайте. Будете теперь богато воевать"? Я это сам от комдива слышал.
– Да мож шутковал генерал?
– Родимцев в таких вещах не шуткует. Да еще и при Малиновском.
– Где самоходки-то? Ты ж говорил они в пяти минутах? А мы уже точно больше десятка топаем?
– Да пришли уже. Вечно ты, Васильев, всем недовольный.
– Не недовольный, а неудовлетворенный, – Леонид улыбнулся. Шимазин, покосившись на выражение лица Васильева, задумчиво добавил:
– Ага. Точно. Бабу тебе нужно. Но тебе ж у нас абы кто не нужен, так ведь? Тебе звезду Голливуда подавай, – и, едва сдерживая рвущийся наружу смех, Терентий с самым серьезным видом погрозил майору пальцем.
– Я вам, товарищ майор, когда-нибудь голову оторву, вот честное слово.
– Ну, бравого майора Шимазина для подобной экзекуции еще догнать надо, а он завсегда быстрее некоего Васильева бегал, – и оба рассмеялись.
Капитан, командовавший одной из рот самоходок долго не мог понять, над чем хохочут эти два усталых человека.
Простая реакция на грязь и кровь войны.
18 мая 1942 года.
Город Мишкольц, Венгрия.
– В целом, задачи и цели понятны? – полковник Гнатюк, с неизменной кружкой в руке, внимательно смотрел на командиров батальонов.
– Да чего тут понимать. Топаем во втором эшелоне после танкистов. Занимаем позиции и ждем немчуру. Как какие серьезные проблемы – зовем "сухарей", – майор Ляпичкин пожал плечами.
– Вы, товарищи командиры, все же не забывайте – командарм Малиновский лично со мной говорил. Просил удержать контрудар. Мы – лучший полк в дивизии генерала Родимцева. И должны это доказать! – Гнатюк одним глотком допил чай и с силой стукнул кружкой по облезлому столу. – Вы уже знаете, что это – наша последняя операция как стрелковой дивизии. После нее – в тыл. Отдохнем, получим пополнение и технику. Так что лучше бы нам не опростоволоситься.
– Товарищ полковник, справимся мы, я уверен. Не подведем, – Шимазин оптимистично улыбнулся.
– Надеюсь, товарищи, надеюсь, – полковник вздохнул. – Ладно, все свободны. Идите, ставьте задачи ротным. Выходим через три часа.
19 мая 1942 года.
Васильев устало опустился на землю. Сил у него больше не оставалось. Шимазин сидел так уже несколько минут, в перерывах между затяжками продолжавший выговариваться старому другу:
– Не, ну ты представляешь, Лень, эта сука про Женевскую конвенцию кричала? Эсэсовский урод. Когда они наши деревни в Белоруссии и на Украине сжигали целиком, вместе со всеми жителями, они про конвенции не вспоминали. Или когда расстреливали наших политработников. Как там? "Евреи и комиссары два шага из строя". Твари.
– Эсэсман – он и есть эсэсман. Чего с него возьмешь. Зато танкист нормальным оказался. Честный солдат.
– Это который "сухарей" ненавидит?
– Ага. Только ненавидел. Его при третьей контратаке кончило. Он, кстати, "сухарь" "ратш-бумом" называл.
– Чего? – переспросил Васильева Шимазин.
– "Ратш-бумом", – повторил майор, небрежно ткнув рукой в темноту, изредка разрываемую далекими вспышками.
– Пускай привыкают, – Терентий передернул плечами, – у нас их все больше и больше с каждым днем, – и он коротко и нервно хохотнул.
Где-то вдалеке прогремела серия взрывов.
– Немецкие легкие самоходки, – Шимазин выбросил сигарету и, встав, начал разминать шею. – Недалеко. Так что скоро опять наша очередь лезть в бой.
– Когда Малиновский ударит уже?
– Ночью мы должны нащупать слабые точки, а Малиновский контратаковать будет утром.
Немного помолчав, майор добавил:
– И хотя это логично, мне как-то надоедает быть постоянной морковкой перед немцами. А то кто знает, что они придумают в следующую секунду.
– Хуже, чем в Варшаве, скорее всего не будет. Это уж наверняка, – поднявшийся на ноги Васильев похлопал друга по плечу. – Ты-то чего здесь остался? Тебя ж зацепило, Терентий. Сидел бы уже в госпитале при штабе.
– Обижаешь Лень. Здесь, конечно, не гостиница, а грязный окоп в мокром лесу. Но я сам должен командовать своими парнями. Не первый раз, в конце концов. В финскую бывало и не такое. Я обстрелянный солдат, товарищ майор, а не какой-нибудь мальчишка. Обидно только, что командарм, наверное, где-нибудь в другом месте по немчуре врежет, а мы не увидим и не услышим.
– Да ладно, не парься, – Васильев хмыкнул. – Если Малиновский устроит, наконец, свой любимый "Большой Бум", то все прекрасно слышно будет.
– Слушай. Вот мы уже давно вместе служим. А ты вообще сколько в армии?
– С тридцать восьмого, – сказал Леонид после некоторого молчания. – Я даже на Халкин-Голе повоевал. Но Испанию я не застал. Хотя хотелось тогда туда отправиться.
– А чего не поехал?
– Молодой был, в училище еще учился. Командир толковый был, услышал, как мы с друзьями это обсуждаем, по ушам надавал, типа "вам учиться и учиться еще, не фига всякой дурью маяться". Хороший был мужик.
– Был?
– Еще в финскую в землю лег.
– Вон оно как.
Два командира помолчали, тревожно вслушиваясь в предрассветную тьму.
– Товарищ майор, – прервал их молчание появившийся, словно из ниоткуда, якут.
– Да, Федор, – Васильев кивнул, разрешая говорить.
– К роще немецкие танки идут. Много.
– Много – это сколько?
– Темно, товарищ майор, трудно посчитать. Но где-то тридцать-сорок.
– Не фига ж себе. Видать не понравилось им, чего мы с их эсэсманами сделали.
– Товарищ майор, – прервал Шимазина Охлопков. – Я точно не уверен, но это какие-то новые танки.
– В смысле?
– Здоровые. Как КВ, а то и больше. Я таких раньше не видел.
Два комбата обеспокоено переглянулись.
– Терентий, посмотри чего там за танки и вообще че-как, а я людей организую? – Шимазин согласно кивнул.
– Давай, веди меня, товарищ Охлопков. Разберись тут, Леня, – и майор, пригибаясь, побежал за якутом.
Раздав указания расчетам четырех сорокапятимиллиметровых противотанковых орудий и нескольким бронебойщикам с РПГ, Васильев стал ждать возвращения Шимазина.
Тот вернулся достаточно быстро, и, грохнувшись в окоп рядом с Леонидом, быстро произнес:
– Плохо, Леня. Очень плохо. Охлопков прав – это новые танки. Явно ничего хорошего. Прут как на параде, не боятся ничего.
– Далеко?
– Километрах в трех пока. Но мимо нас точно не пройдут. Часть прет прямиком к нашему замечательному леску, – Шимазин обвел рукой вокруг головы.
– Пехтура есть?
– Сидят на броне. Танковый десант, черт бы их побрал. Одна надежда – если рацию починят наши герои, и мы сможем летунов вызвать.
– Вряд ли те успеют, даже если сейчас их вызывать будем. Но давай посмотрим этот вариант, – уже вскочивший Васильев повернулся к Охлопкову и добавил:
– Федя, очень надо. Если какой урод из танка свою башку высунет – снимешь его, хорошо?
– Так точно, товарищ командир, сниму, – кивнувший сержант вновь исчез.
Меньше чем через пару минут Васильев разговаривал с радистами, отчаянно пытающимися с помощью починенной кое-как рации вызвать штаб.
– …Глаз…ва…прие… – среди неразборчивого шипения послышалась перебиваемая помехами речь.
– Я десятый, вызываю Глаз-1, прием!
– Я…слы…ошо…рием…
– Я десятый, срочно нужна помощь авиации, атакован батальоном тяжелых танков, повторяю, срочно нужна помощь, атакован батальоном тяжелых танков с поддержкой пехоты, прием!
– …зиция? Пов…ряю, уточните свою…
Васильев уточнил, с трудом удерживаясь от использования мата.
– Помощь скоро будет, постарайтесь продержаться, помощь уже идет. Повторяю, держаться! – неожиданно четко прозвучало из приемника.
– За что, за хрен что ли держаться? – буркнул злой Шимазин.
Вдалеке щелкнул выстрел. Затем – еще один. И еще.
– Охлопков работу на свою голову нашел? – Шимазин посмотрел на Васильева. Тот пожал плечами.
– Хороший боец. Один из лучших у меня. Я его к Красному Знамени представил. Будет его третьей серьезной висюлькой.
– А чего у него еще есть?
– Красная Звезда и еще одно Знамя, как у меня. Скоро, чувствую, он у меня на Героя потянет. Фрицев отстреливает десятками. Снайпер.
– Повезло тебе с ним, – Шимазин покачал головой. – Мож отдашь?
– Ага, счас. Да он и не пойдет, Терентий. У него в моем батальоне брат погиб, еще зимой, в Варшаве. Вот Охлопков чего-то вроде клятвы дал. "Дойду до Берлина". И после мелкого ранения снова ко мне вернулся. Братья в моей тогда еще роте лучшим пулеметным расчетом были. Их вместе и накрыло. Только Федору повезло – его краем зацепило. А его брата…- Васильев замолчал. Шимазин понимающе кивнул. Вздохнув, Леонид продолжил: