Огонь! Бомбардир из будущего - Юрий Корчевский

– Раритетные монеты, вам бы такие коллекционерам сдать, больше получите, мы ведь по весу золота берем.

Заговорщицки оглянувшись по сторонам, он назвал пятачок, где собираются любители старины, истории и коллекционеры. Идти было недалеко, и я направился туда, потолкавшись среди мужиков, я предложил монету благообразному мужчине. Тот осмотрел ее через лупу:

– Надо же, как хорошо сохранилась!

Молча отсчитал деньги.

– Еще есть?

– Есть, сто шестьдесят семь штук.

От удивления у него чуть не отвалилась челюсть.

– Что, клад нашел?

Я ухмыльнулся в ответ.

– Хорошо, поехали ко мне, здесь у меня нет таких денег.

Мы проехали на метро к нему домой, он тщательно осмотрел каждую монету, боясь подделки. Я сидел спокойно, какие подделки были в мое время? Мужичок ушел в другую комнату, долго шелестел бумагами, вышел со здоровенной пачкой денег в руке – пересчитывайте. Я пересчитал и попросил пакет, не нести же деньги в руках.

– У меня еще есть, можно зайти через месяц-другой?

У коллекционера радостно заблестели глаза:

– Да, можно, только вы сами понимаете, надо нашу сделку сохранить в тайне, не дай бог, узнает милиция или еще хуже – криминал, беды не оберешься.

– Да, конечно, я понимаю.

Я подхватил целлофановый пакет с деньгами и отправился на авторынок. Походил по рядам машин, подобрал неброскую «шестерку»-пятилетку. Кузов кое-где поцарапан, есть мелкие вмятинки, но двигатель хороший, не дымит, работает тихо и устойчиво. Съездили с продавцом к нотариусу, оформили доверенность, я отдал деньги и стал автовладельцем. Я специально оформлял по доверенности, чтобы на машине были московские номера – в глаза не бросается. В туристическом магазине купил четыре хороших, прочных дорожных сумки. Заехал в кафе, плотно позавтракал, заодно и пообедал, еще неизвестно, придется ли ужинать. Немного отдохнул в машине, заехал в автосервис и поставил на коробку передач хороший механический блокиратор. На тольяттинской классике уехать можно было и без ключей, машина для честных людей. Пока занимался делами, настал вечер, то, что мне надо. Я подъехал в Петроверигский переулок, поставил машину чуть поодаль от моего бывшего дома, прихватил рюкзак с лопатой и фонарем, дорожные сумки уложил одну в одну и пошел в дом. Мусор раскидал быстро, рыхлая после вчерашних раскопок земля тоже поддавалась легко, добрался до ящика. Пересыпая в дорожные сумки золото, нашел еще маленький сверток из холста, а в нем несколько обработанных изумрудов – еще Абрам делал. Что-то я про них и забыл. Поочередно перенес сумки в багажник, машина заметно просела – килограммов восемьдесят было точно, да не бумажек, а благородного металла. На сегодня все. Ящик пуст, дело сделано. Я устал от нервного напряжения, московской сумятицы, выехал за Кольцевую автодорогу, загнал машину в кусты, откинул сиденье и улегся спать. Разбудило меня солнышко, что пробивалось через лобовое стекло и светило прямо в глаза.

Что ж, пора вставать. Я вылез из машины, умылся из бутылки с минеральной водой, причесался, как мог, разгладил руками помятую за ночь одежду. Поехал в город, нашел на окраине небольшое кафе, сытно поел и стал искать адресное бюро. Раньше на каждом углу стояли справочные киоски, но после перестройки почти все куда-то исчезли. С трудом нашел один киоск. Попросил дать адреса Кожиных, в первую очередь – тех, кто проживал в Петроверигском переулке. Киоскерша подозрительно уставилась на меня – я протянул свой паспорт:

– Видите, я Кожин, приехал к родне, они жили в Петроверигском переулке, а жильцов выселили, наверное, дом под слом или капитальный ремонт.

Мое вранье ее успокоило, она стала звонить, высунулась в окошко.

– Гражданин, Кожиных в Москве семнадцать семей, вам что, все выбирать? Это дорого будет!

– Да, давайте все адреса, я заплачу.

Через несколько минут я стоял с листками бумаги, где были адреса. Я снова обратился к киоскерше:

– Как лучше проехать, чтобы мне по пути было?

Сунул в окошечко сто рублей, и мне подробно объяснили, в какой очередности, куда и как ехать. Да, учитывая, что москвичи ездят нагло, агрессивно и пробки не редкость, придется убить много времени. Один адрес оказался недалеко, я позвонил, с волнением ожидал, кто выйдет. Вышла бабуля лет семидесяти, объяснила, что никогда не жила в Петроверигском переулке, а вся ее родня живет в этом доме больше ста лет. Я вежливо откланялся. Во втором доме меня встретили неласково – зачем, что, почему и в конце хамовито попросили убраться. Еще два адреса ничего не дали. Я стал сомневаться – а чего я ищу – ни Миши, ни Насти не будет, триста лет прошло, их потомков найти – непростая задача. Может быть, у Миши были дочки, вышли замуж, сменили фамилии. А с другой стороны – что я теряю? И я продолжал попытки. Но на пятом адресе, когда открылась дверь и вышедшая девочка-подросток спросила, что мне надо, я увидел в лице что-то от Насти – похожий овал лица, такие же глаза, волосы. От волнения перехватило горло. Девочка заметила, что мне нехорошо:

– Давайте я водички дам.

Я кивнул. В это время из комнаты женский голос спросил:

– Аленушка, кто пришел?

Дверь из комнаты открылась, вышла пожилая женщина, но в открытую дверь я увидел на стене картину Дюрера, ту, что я покупал у Абрама за десять талеров. По щекам моим потекли слезы, ноги ослабли, и я медленно сполз по стене на пол. Нашел, я нашел!

Глава 8

Родственники с Петроверигского

Обе женщины склонились надо мной.

– Вам плохо? Аленушка, давай проводим гостя в комнату.

Мне помогли подняться и завели в квартиру, в комнату, где на стене висела картина. Девочка-подросток принесла стакан воды, я выпил и слегка успокоился.

Анна Никитична, так звали пожилую женщину, спросила:

– Вы искали Кожиных? Мы Кожины, а вы к кому?

– Скажите, а вы жили в доме на Петроверигском?

– Да, там жил мой папа, но потом стали расселять коммуналки, и нам дали квартиру здесь, на Ленинском проспекте. А в чем, собственно, дело?

– Долго объяснять. Если коротко – я ваш дальний родственник. Тот дом на Петроверигском весь, целиком весь, наш! Неужели не сохранилось никаких документов?

Анна Никитична покачала головой.

– Нет. Мне мой папа никогда не говорил об этом, правда, в те годы и говорить-то об этом было опасно.

– А жив ли ваш батюшка?

Анна Никитична перекрестилась.

– Бог прибрал вот уж десять лет как. А что вас интересует? Да и откуда вы? Сколько живу, папа мне не говорил о родственниках.

Я представился. – Кожин Юрий Григорьевич, – достал из пиджака паспорт и отдал хозяйке. Обе женщины с любопытством просмотрели его, заглянули в прописку.

– И что вы хотите от нас?

– Конечно, с вашей точки зрения, это будет выглядеть нелепо и смешно. Но мне хотелось бы выяснить, насколько это возможно, судьбу ваших предков. Помолчав, я добавил:

– И моих родственников.

– Давайте попьем чаю, – предложила Анна Никитична.

Меня проводили на кухню, стали собирать на стол.

– К сожалению, я мало что знаю о дедушке и бабушке. От отца в детстве слышала, что они были из дворян. Во время революции большевики их расстреляли. Да и рассказывал он это не мне, а моей маме. Я случайно подслушала. Больше, пожалуй, я ничего вам сообщить не могу. А почему вы интересуетесь?

Я помялся.

– Видите ли, Анна Никитична, рассказ мой долгий и поверить в него сложно. Попробую объяснить, но только прошу не принимать меня за сумасшедшего.

В сжатой форме я пересказал свои приключения. Но даже этот короткий рассказ занял около двух часов. Чайник опустел, за время рассказа я прихлебывал из чашки и доливал вновь. Женщины сидели ошарашенные, затем стали переглядываться. Похоже, они сейчас вызовут «неотложку» – психиатрическую бригаду или милицию, а то и тех и других сразу. Пора было убеждать фактами.

– У вас на стене висит картина Дюрера. Я ее покупал и знаю хорошо. На обратной стороне в верхнем левом углу должно быть пятно от краски белого цвета, по форме немного напоминающее овал.

Аленушка выпорхнула из кухни, вернулась с картиной, ее перевернули, и точно, в указанном месте пятно было. Я вытащил из кармана несколько золотых монет – они были разные – цехины, дублоны, реалы и выложил их на стол.

– Посмотрите, это такие же деньги, на которые я покупал картину.

Женщины повертели деньги в руках. Про клад я пока благоразумно молчал.

– А не передавал ли вам, Анна Никитична, отец или дедушка кулон с изумрудом или серьги с изумрудами, они из одного комплекта.

Анна Никитична кивнула внучке, и та принесла из комнаты шкатулку. Дрожащими от волнения руками она открыла ее, и я увидел кулон с изумрудом, подаренный мной Настеньке. Защемило сердце, в памяти сразу всплыли наши счастливые дни.

– Вот только кулон остался, мама говорила, что были и серьги, но в войну, чтобы не умереть от голода, она их обменяла на рынке на мешок муки.