«Веду бой!» 2012: Вторая Великая Отечественная - Федор Вихрев

Когда мы рассказали приехавшим «браткам» о том, что произошло в окружающем мире за последние пару суток, первое предположение, которое они высказали по этому поводу, нас весьма позабавило: «ментовская подстава», как выразился в свое время праправнук Грибоедова (того самого) после того, как в питерскую больницу — небезызвестную больницу на улице Арсенальная, где он, правнук, был смотрящим, привезли из СИЗО одного народного избранника, сменившего кресло в Мариинском дворце на тюремную камеру в связи с сугубо нетрадиционными отношениями с отдельными представителями (отнюдь не представительницами) подрастающего поколения. Кстати, в свое время этот избранник был самым молодым народным депутатом СССР — именно там его и ввели… в круг, так сказать. Ну да о чем это я? После того как «клиентам» дали послушать новостные передачи нескольких радиостанций, даже им пришлось признать, что организация такой подставы против них лишена какого бы то ни было смысла — овчинка выделки не стоит. А вот дальше началось самое интересное: хозяина дома, к нашему изумлению, больше всего удивил сам факт «наезда» немцев — это что ж получается, те самые тощие фрау и толстые герры, которых он ссаными тряпками гонял на всех курортах, от Турции до Таиланда, решили побыковать? Они что, край поля не чувствуют? Вообще поляну не секут? Дальнейшие его комментарии состояли из того, что в стенограммах аудиозаписей, приобщаемых к материалам уголовного дела, обычно стыдливо именуется «Нц». Когда он выговорился, до него стало медленно доходить, что те, которые «наехали», — это совсем не те, кого гоняют ссаными тряпками. Бурное возмущение сменилось глубокой задумчивостью. Двое высказались в том ключе, что теперь — все, вилы. Все реальные темы прикроют, гайки закрутят, нормальным пацанам будет век воли не видать — в прямом смысле этого выражения. Да и мораторий на вышку скорее всего отменят. Еще один был озабочен тем, что все бабки, вложенные в товар, который ждали из Польши, ушли псу под хвост, товара нет, а конкретным людям, которые товар ждут, всякие катаклизмы — по барабану, на счетчик с полтычка поставят, а то и вообще… Еще двое молчали. Просто молчали.

— Ну а вы что молчите, как рыбы об лед?

— А что говорить-то? Надо в Москву ехать да в военкомат двигать — мы сейчас все в одной упряжке будем, и пацаны, и менты. Не верите? Ваше дело. Только у меня дед под Москвой без руки остался, пока пацаном был — много чего мне порассказывал. Это ж беспредельщики, хуже ваших тамбовских — их гасить надо, без базара…

Так. Интересно.

— Ну а ты?

— Я? Я во вторую войну Грозный брал, под Комсомолом был — мне сам бог велел. Только вот в Москву — не поеду. Здесь пойду, если возьмут. И если отпустите.

— И я тоже, — подал голос хозяин, — все одно: либо сюда заберут, либо вы туда заберете, — скрещенными указательными и средними пальцами обеих рук он изобразил решетку. Только вот что с теми делать — ну, которые у нас ночуют? Они ведь из этих, точняк?

— Точняк, точняк. Только о других ваших гостях тоже подумать надо. Кто его знает, кого они сейчас, после августа, полюбят больше? Тем более что их Мишико — просто копия Адольфа.

— Да ты чо? Они его сами удушить готовы, педика! Нормальные пацаны. Да и грузин там только одни — Заза, а двое: абхаз и вообще ассириец.

Ой, млин. Где же тут переводчика с ассирийского искать, если что? Они же, как залетают, про русский язык говорят, что раньше — не знал, а теперь еще и забыл.

— Ладно. Сначала все равно надо будет брать, а потом разбираться.

— Ну, берите. Нас только не вплетайте — западло это.

— Вот уж хрен ты угадал. Ты подумай, кто немцам стволы толкнул? Ты можешь зуб дать, что они не в курсе были того, что происходит? Ты с ними все время был? Гарантируешь, что они радио в машине не слушали?

— Ну, я их спецом не пас, но думаю — вряд ли. Хотя кто их знает.

— Не брать их мы не можем — если с немцами заморочка начнется, станут уходить огородами — вылавливай их потом. Если с ними, как с людьми, договариваться — это их в машину вести, радио ставить да потом объясняться полчаса, а немец на стреме — не глухой, глухих в разведку не берут. Да от вас и требуется-то — показать, где их матрасы. Они в одной комнате устроились?

— Ага. Там кровать двуспальная и кресло раздвижное — мы, когда уезжали, они допивали и в люлю собирались.

— Серый, ты чо — обурел вконец? Пацанов продаешь? — возмутился один из двух озабоченных близостью сельскохозяйственного инструмента к своей… м-м-м спине.

— Не быкуй. Твой номер по жизни — шестнадцатый. Ты кто? Ты никто, звать тебя — никак, и вообще ты уволен, нах.

— Саня, по-моему, три пары ушей в этой компании явно лишние, — Володя решил, что круг привлеченных к сотрудничеству явно пора ограничивать теми, кто сотрудничать желает.

Саня свистнул студентов, торчавших снаружи и занимавшихся подкормкой кровососущих. На троицу, не проявившую энтузиазма в деле смычки двух противоположностей, надели браслеты и уволокли в лес, в направлении БТР. Опера, кстати, БТР весьма одобрили — полезная вещь, ничуть не хуже, чем батарея в кабинете. Скобочек всяких много, есть куда хорошего человека пристегнуть.

— Делаем так, — Володя явно решил занять место дирижера в этом акте, — едем на двух машинах, нашей и одной вашей. В первой машине — вы втроем и я, во второй — убойщики и убоповцы. Прокуратуру и бэхов — не берем. Вам там ловить нечего.

— Володя, а ты не дохера на себя берешь?

— Не дохера, а в самый раз. Извини, Михалыч, количество посадочных мест ограниченно, а больше машин гнать нельзя.

— Можно, легко. Тебя что останавливает? Что тех троих уродов с собой не взять? Ну, так эта проблема — решаема. Мы в свое время, когда подпольные цеха водочные были, знаешь, какую шутку проделывали? «Автор за произведением» называется. Хозяина брали и поили его же собственной продукцией до такого состояния, что он отрубался вмертвую. Несмотря на все визги о том, что ему пить Коран не позволяет. Когда просыпался — с первого в жизни сушняка был готов на все, даже телефон Корана вспомнить.

— Ты хочешь сказать…

— Ну да. Слегка переигрываем. Бухла у нас достаточно, напоить троих — хватит, еще и останется — на совесть затарились. Так что едем на четырех машинах, трех напоенных — во вторую сажаем. И прикинь, какая фишка — если часть народа уйдет с грузинами разбираться, а часть — останется бухих перетаскивать, а останется — всего лишь пятеро, что же должен будет сделать немец, который на стреме, чтобы не испортить отношения с хозяевами фазенды?

— Михалыч, тебе кто-то говорил, что ты гений? Тебе надо в нашу контору перебираться, ты ж у себя гниешь на корню.

— Вот еще. Таити, Таити. Не были мы ни на каком Таити. Нас и здесь неплохо кормят. Подъезжать будем как решили?

— Само собой. С песнями, плясками и цветомузыкой.

— А мне что делать? — Старый был совсем не прочь присоединиться к спецоперации.

— Саня, тебе — руководить вверенным личным составом и ждать нашего возвращения с таким же томлением, с каким Пенелопа ждала Одиссея, — ответил не чуждый классики Игорек.

— На том и порешим. Ну, давай, Михалыч, корми учителя грибами.

Для того чтобы вусмерть, до потери чувствительности, напоить троих отказников, нам хватило сорока минут. Первый раз в жизни видел, чтобы люди так возмущались качественными крепкими алкогольными напитками, недолго, впрочем, возмущались. Где-то минут через десять после того, как последний из них сделал последний глоток (кстати, уже абсолютно добровольно, с разглагольствованиями о том, что менты — козлы, на которые, впрочем, уже никто не обращал внимания, — пусть покуражится напоследок), клиенты созрели и были готовы к нуль-транспортировке. Нуль — потому что именно нуль они из себя и представляли, кроме неразборчивых звуков, ничего не издавали, спали, как сурки.

Проснулся рано, когда жена стала собираться на работу. Вчера вечером рассказала, что обменники прекратили скупать валюту, кроме российской и белорусской, зато доллары и евро продавали без ограничений, причем курс продажи упал — сперва вдвое, а концу дня и втрое против позавчерашнего дня.

Включил телевизор. Передавали который уже раз указы о введении военного положения и мобилизации военнообязанных. На пятом канале лидеры оппозиционных партий распинались в своей любви к Украине и готовности защитить ее от подло напавших агрессоров, наперебой призывали своих сторонников оказывать сопротивление захватчикам, в то же время остерегая власти не заходить слишком далеко в сближении с Восточным братом, чтобы не потерять независимость страны. Идиоты — они что, надеются, будто страна сможет выжить одна в послевоенном мире без тесной кооперации с РФ и РБ?

Новостные программы показывали немногочисленные сводки с мест боевых действий, сопровождаемые кадрами любительских съемок на мобилки и видеокамеры. Составить из этих разрозненных сведений цельную картину у меня не получилось. Пока можно было говорить о том, что немцам (а это оказались действительно войска вермахта — были и кадры с взятыми в плен фашистскими летчиками) удалось захватить Львов, Ковель, Ужгород, Черновцы. Сообщалось о разгоне немцами Львовского областного совета и казни всех его депутатов, зверствах пришедших с фашистами и присоединившихся к ним местных украинских националистов. Чуть более широко освещалось прибытие в страну российских авиационных и воздушно-десантных частей, показывались кадры погрузки в эшелоны войск и военной техники, направляемой Россией в Украину.