Техасская резня бензопилой - Стивен Хэнд

Не хватало еще одного человека, если, конечно, его можно назвать человеком. Среди присутствующих не было Кожаного Лица. О, если бы его вообще не было — нигде, никогда! Однако на то, что все произошедшее только сон, надеяться не приходилось. Следовательно… Следовательно, Кожаное Лицо где-то близко. Но где? И зачем Генриетта привезла Эрин сюда? Чего они все хотят от нее?

Дурацкий вопрос. Эрин знала, чего преступники хотят: они хотят ее убить. Но как? Судя по всему, спешить они никуда не собираются. Если бы они хотели просто ее прикончить, то вполне могли бы уже это сделать — перерезать ей горло или пристрелить, пока девушка спала. Но нет, это было бы слишком просто. Это не их метод.

Из того, что Эрин уже видела, она поняла, что эти уроды совершенно помешаны на запугивании. Они просто ловят кайф от того, что кто-то испытывает перед ними ужас. Дело тут не только и не столько в жажде крови; эти нелюди получают удовольствие от того, что кого-то унижают и мучают.

Эрин вытерла рукой лицо и высморкалась: полный нос виски. Девушка видела, что шериф внимательно следит за всем, что она делает, — за каждым ее движением, за каждым жестом.

«Морган!

Если шериф здесь, то где Морган?»

В последний раз Эрин видела друга в тот момент, когда шериф, надев на беднягу наручники, заталкивал его к себе в машину. Значит, Морган тоже здесь? Неужели она так никогда и не узнает, что случилось с Энди и Кемп…

«О, Кемпер!

Господи! Его лицо…

Когда он крошил останки Пеппер, на нем было лицо Кемпера!»

Внезапно Эрин почувствовала, что ее всю трясет. Из глаз потекли слезы, а из носа — сопли. Эрин подняла глаза на Люду Мей — та смотрела на девушку с таким видом, словно перед ней была какая-то отвратительная каракатица.

И все-таки… И все-таки, когда Люда Мей приказала шерифу отставить Эрин в покое, тот немедленно отошел прочь. Видимо, старуха имеет в этом доме какую-то власть. Может быть, все-таки попробовать…

— Отпустите меня, пожалуйста, — взмолилась девушка. — Я беременна.

Может быть, есть шанс. Ведь, как бы то ни было, Люда Мей тоже женщина — она должна понять Эрин. Может быть, ее можно растрогать, разжалобить?.

Но нет, о какой жалости тут можно говорить?!

— Знаю я тебя и таких, как ты! — огрызнулась старуха. — Вы-то сами только издевались и насмехались над моим сыном. И даже здесь, в его доме не хотите оставить бедного мальчика в покое!

Старуха стала бить себя кулаком в грудь:

— Что, кто-нибудь когда-нибудь пожалел моего сына? Кому-нибудь на свете есть дело до меня и моего сына? А?

«Ее сын?

Ах, вот в чем дело!

Это одна семья».

Старик Монти и Люда Мей — муж и жена, мистер и миссис Хьюитт, а убийца с бензопилой — их сын. Генриетта, наверное, их дочь, иначе разве стала бы она фотографироваться с их ребенком? Эрин не могла решить, какое отношение к этой семье имеет шериф Хойт. Зато она точно знала теперь одну вещь.

Ни Генриетта, ни ее сумасшедший братец никогда не создадут собственной семьи. Следовательно, рано или поздно эта семейка вымрет, хотя бы просто от старости: даже сумасшедшие и маньяки не живут вечно. Они все умрут — и унесут с собой в могилу свое психическое извращение.

— Бабушка, пожалуйста, — раздался голос Иедидиа. — У нее же внутри ребенок.

Совершенно очевидно, что мальчик пытался помочь Эрин, но то, что он сказал, резануло девушку не хуже бензопилы. Внезапно она поняла, что Иедидиа и эта маленькая девочка в разукрашенной зайчиками пижамке — будущее семьи Хьюиттов. Хьюитты вырастят этих детей такими же извращенцами и садистами, как они сами. Они даже могут заставить Иедидиа жить со своей младшей сестрой — только для того, чтобы в семье Хьюиттов появились маленькие дети.

Эрин, которая по-прежнему сидела на полу, посмотрела на Иедидиа умоляющим взглядом и разрыдалась. Она оплакивала не только своих погибших друзей, не только свою собственную жизнь, которой наверняка скоро придет конец, не только своего нерожденного ребенка, но и Иедидиа и его маленькую сестренку, которые обречены вырасти маньяками и извращенцами. А его имя! Какие нормальные родители дали бы своему ребенку такое странное, ветхозаветное имя? Нужно как-то прекратить это безумие.

Иедидиа смотрел, как рыдает Эрин, но его лицо не выражало ничего, кроме восторга по поводу ее беременности.

— Если это мальчик, — сказал он громко, — то у меня будет братик.

У Эрин внутри что-то оборвалось. Она опустила глаза и увидела, что на ногах у Иедидиа надеты разные ботинки. Левый был ему, определенно, велик, потому что это был ботинок Энди.

— Даже забудь об этом думать! — прикрикнула на мальчика Люда Мей.

Значение этой реплики было совершенно понятно. Ребенку Эрин не суждено родиться. И Эрин, и ее ребенок будут убиты, причем очень скоро.

Иедидиа разрыдался и выбежал из комнаты. Эрин не видела ничего вокруг, перед ее глазами по-прежнему стоял левый ботинок Иедидиа — ботинок, который еще недавно носил Энди.

Безумие, сплошное безумие, оно окружало Эрин со всех сторон; оно накатывало на нее; еще немного, и у девушки не останется сил противостоять этому тотальному сумасшествию. Все, кого она видит вокруг, сумасшедшие; все, что она слышит, — это слова сумасшедших; все, что тут творится, — это дела сумасшедших.

Он начинал нервничать. За последние несколько дней слишком много всего произошло в этом доме. СЛИШКОМ МНОГО!

Он кругами ходил по комнате. В новой маске было тяжело дышать. Его спальня находилась рядом с гостиной, а потому сквозь тонкую стенку ему было хорошо слышно, как они все кричат и разговаривают. КРИЧАТ И РАЗГОВАРИВАЮТ!

Пора кончать разговоры. Еще столько дел. И главное дело — эта девушка.

Он прижался лицом к небольшой дырочке в стене и стал разглядывать сидящую в гостиной Эрин.

Эрин никак не могла понять, чего от нее хотят.

Люда Мей просто сидела и смотрела на девушку, а шериф вылил ей на голову целую бутылку виски. Что дальше? Эрин не испытывала ни малейшего желания вставать и что бы то ни было делать, она просто сидела, широко расставив ноги, на полу гостиной. Просто сидела, но нельзя же так сидеть до скончания века.

Безумие всего происходящего, невыносимое напряжение, ожидание того рокового момента, когда за стеной раздастся вой бензопилы, — Эрин так больше не могла.

— Уроды! Какие же вы уроды! — крикнула она.

Шериф Хойт захихикал, а Люда Мей осуждающе покачала головой. Она еще тогда, в магазине, поняла, что это совершенно невоспитанные дети. Тогда она стерпела. Но тот, кто думает, что и в ее доме может говорить, как захочет, то очень ошибается. Придется эту девочку немного поучить хорошим манерам.

— Томми! — крикнула старуха. — Томас Браун Хьюитт! Иди-ка сюда!

Эрин зарыдала. Она догадалась, кого зовут Томасом Брауном Хьюиттом. Догадалась.

«Нет! Только не это, только не это!»

В коридоре послышались шаги — громкие и тяжелые, половицы трещали под тяжестью этого Томми. И в то же время эти шаги были поспешными и неравномерными, словно человек не шел, а приплясывал в приступе какой-то неизвестной болезни.

Он уже вошел в комнату. Эрин уже слышала, как он дышит, но она не могла поднять глаза и посмотреть на него. Она не хотела! Не хотела видеть эту маску, сделанную из лица Кемпера. Она не хотела дотрагиваться до его испачканного кровью кожаного фартука.

Эрин не хотела, чтобы он подходил к ней близко. Она не хотела, чтобы его руки дотрагивались до ее груди. Она не хотела чувствовать запах его гниющих зубов. И… И… Господи! Если бы кто-нибудь знал, как она не хотела, чтобы он ее убивал.

Кожаное Лицо вошел в комнату и встал рядом с рыдающей на полу девушкой.

Люда Мей поднялась со своего кресла и, властным движением указав на Эрин, сказала:

— Убери ее с глаз моих долой!

В ее голосе звучало искреннее отвращение. Вот оно, то мгновение, которого Эрин так боялась.

Его руки схватили девушку, его дыхание коснулось ее лица. Эрин казалось, что она вот-вот умрет от одного звука его голоса — Кожаное Лицо хрюкал и повизгивал, предвкушая близкое удовольствие.

Эрин прямо у своего лица увидела его пальцы с длинными, грязными, испачканными запекшейся кровью ногтями. Как до нее Энди, Кемпер и все остальные жертвы этого маньяка, Эрин вдруг отчетливо почувствовала, что ничего не может сделать, чтобы остановить его. Совсем ничего.

Несмотря на то, что девушка отбивалась руками и ногами, он вытащил ее из гостиной, словно какой-то мешок с картошкой. Именно в этот момент Эрин наконец осознала весь ужас своего положения. Теперь не осталось никакой надежды на то, что все происходящее — все-таки дурной сон. Нельзя было спрятаться в прицепе Генриетты и тешить себя надеждой, что правила игры вдруг изменились. Все опять было по-настоящему — как в тот раз, когда они пришли сюда с Энди, когда ужасная железная дверь впервые открылась.