В лабиринтах смертельного риска - Михаил Михалков

— Извините, Карл! Я оставил вас одного, — раздался рядом голос французского коммерсанта Мержиля, и он подсел к моему столику. — Вы что-нибудь смыслите в политике? Я лично абсолютный профан. По-моему, все люди, независимо от нации, цвета кожи и религии, имеют право кушать и пить вино. — Судя по цвету его лица, Мержиль уже основательно набрался бургундского, и его тянуло на откровенность. — Между прочим, за последние годы люди сильно изменились, стали какими-то мелочными, встречаешься все чаще и чаще с мещанской психологией; никакой духовности, сердоболия, сочувствия к горю других… Чем глубже узнаю людей — тем больше люблю собак. — Он рассмеялся. — Скажите, Карл, вы женаты?

— Нет, господин Мержиль, я холост.

— А почему бы вам не жениться? — Француз доверительно положил руку с большим золотым перстнем мне на плечо.

— Вы знаете, я как-то не задумывался об этом, время военное…

— Да, между прочим, — француз прервал меня, — а почему вы так мало пили? Официант, все время стоявший с подносом за вашим креслом во время приема, совсем не имел работы. Вы ему ничего не заказывали. Он, бедняга, скучал и стоял как истукан. О, своего я поэксплуатировал! Он у меня то и дело на кухню бегал. Гурман! Каюсь! Люблю вкусно подзаправиться. Никак не могу воздержаться, если вижу на столе что-нибудь вкусненькое. — Француза окончательно развезло и клонило ко сну. — Так почему же вы так мало пили? — переспросил он.

— Ввиду серьезной контузии.

— Ах, да, да! — подхватил доверчивый собеседник. — Вы только из госпиталя… А то я просто удивился, почему вы ничего не пьете… Сочувствую, сочувствую… Подлечитесь дома.

— Надеюсь.

— Скажите, а какую профессию вы себе избрали? Может быть, имеете склонность к коммерции? Я слышал от Шандора, что ваш отец второй экономический директор концерна Круппа… Как это было бы чудесно, Карл! Вы мне, по правде говоря, очень симпатичны. Вы — светский человек, трезво мыслите, прекрасно воспитаны… И самый молодой из всех приглашенных сюда…

Я сидел с чашкой кофе, вежливо помалкивал и не понимал, куда он клонит. Одно радовало, что моя выдумка в беседе с Шандором о богатых родителях в Берлине «сработала».

— Вот, между прочим, есть великолепная профессия. Коммивояжерство. Много ездишь, много видишь, уйма новых впечатлений, знакомств, связей. Красота! Весь мир можно объездить. Вы любите путешествовать?

— Конечно, но только пока я путешествовал по военным дорогам, что не весьма приятно…

— Да, да… война… А вы не хотели бы познакомиться с одной прелестной девушкой?

— Кого вы имеете в виду?

— Я вам открою свою семейную тайну. — Мержиль как-то неожиданно отрезвел и еще доверительнее придвинулся ко мне. — Видите ли, у меня есть дочь. — Он помолчал, достал зажигалку и закурил сигару. — Собственно говоря, это не родная дочь, — продолжал он, выпуская колечки ароматного дыма. — По крови она итальянка. А зовут ее польским именем Беата. Вообще это романтическая история. Я вам расскажу все по порядку. Представьте, я выиграл ее в казино. Случилось это в Монте-Карло. Знаменитый итальянский тенор проиграл в рулетку все свое состояние: имение, квартиру, мебель, яхту, все наличные деньги. В кармане у него остался один документ — свидетельство из родильного дома, удостоверяющее, что он является отцом ребенка, рожденного публичной женщиной… Родильный дом был коммерческим, и пациентка должна была уплатить за свое пребывание в этом заведении крупную сумму. От уплаты она отказалась. Таким образом, ребенок должен был поступить на воспитание в специальный приют. И вдруг явился отец — знаменитый тенор, признал свое отцовство, заплатил что полагалось и получил на руки документ, гарантирующий ему право на его ребенка. Вот этот документ и лег на картежный стол в Монте-Карло — в расплату за его легкомыслие. Я выиграл этот документ, играя в покер.

С интересом слушал я захмелевшего собеседника, а он, потягивая кофе с ликером, продолжал:

— Так как мы с женой были бездетны, то она была в восторге от моего выигрыша, и в доме у нас появилась маленькая итальянка. Мы дали ей имя Беата в честь матери моей жены, которая была польского происхождения. Девочка росла умной, ласковой и очень музыкальной. К моему горю, вскоре жена умерла, и я воспитывал Беату один. Несколько лет назад я женился вторично на одной богатой американке, от этого брака у меня две дочери, и, естественно, вторая моя жена недолюбливает Беату, которая получила блестящее образование и имеет все права на наследство. Жена хочет во что бы то ни стало удалить ее из дома, например, пристроить где-либо за пределами Швейцарии. Но куда ей деваться? Куда? Я выделил ей солидное приданое, она красива, умна, образованна. Как жаль, что я не захватил ее фотографии… Обеспечена всем на много лет… — Мержиль вопросительно поглядел на меня. — Вы меня поняли?

— Стало быть, вы предлагаете мне…

— Да, да, я был бы счастлив! Вы могли бы стать и моим родственником, и моим компаньоном. Я ввел бы вас в свое дело, и вы смогли бы открыть филиал в Берлине. Думаю, что ваш отец не был бы против…

Я молчал, не зная, что сказать.

— В самом деле, почему бы вам не прокатиться в Женеву, ну, скажем, хотя бы недельки на две, ведь это вас ни к чему не обязывает. Вы были в Женеве?

— Нет, не приходилось.

— Красивейший город. Лучший курорт мира. Я живу в живописном районе, недалеко от Женевского озера, почти рядом со зданием Лиги Наций. Яхта, автомобиль, свои верховые лошади… И хотелось бы вас познакомить с Беатой. А через недельку, скажем, или дней через десять я сам доставлю вас в Берлин. Уверяю, для вас это будет просто увлекательный вояж.

Я на мгновение задумался. «Швейцария? Быть может, там есть советское посольство…» — и осторожно обронил:

— Господин Мержиль, все это весьма заманчиво, и я очень благодарен вам за доверие, но дело в том, что меня ждут дома. И потом, мне следовало бы иметь для такого турне соответствующие документы.

— Пустяки! Какие документы! Кто их будет проверять? Я беру это на себя. У меня самолет.

— Собственный?

— Нет, это немецкий самолет. И пилот — немец. Но временно он находится в моем распоряжении и обслуживает мою фирму. Я снабжаю Германию и Венгрию винами, фруктами и турецким табаком. — Мержиль улыбнулся.

— Ну, если так, то вы меня заинтриговали. Несколькими днями я, конечно, располагаю.

— О, как хотел бы я вас помолвить… Это была бы на редкость удачная пара… Только знаете, друг мой, — добавил Мержиль, — нам придется из Женевы почти сразу слетать в Стамбул, а затем махнуть на несколько дней в Ригу, там у меня чулочная фабрика, и я должен уладить кое-какие финансовые дела, ведь русские наступают на севере как раз на рижском направлении и как бы мне не прозевать… А оттуда мы снова вернемся в Женеву. Согласны?