Тайна трех государей - Дмитрий Миропольский

– Первые ядерные взрывы с трагическими последствиями Штаты провели в тысяча девятьсот сорок пятом году, – Арцишев сложил ладони лодочкой и церемонно поклонился одному из слушателей, японцу, который встал с ответным низким поклоном. – Советские учёные создали атомную бомбу лишь в сорок девятом. Четырёхлетний разрыв образовался ещё раньше: в сорок втором американцы запустили ядерный реактор, так называемую Чикагскую поленницу, а советская лабораторная установка заработала только после войны. Отставание надо было навёрстывать.

– Этим напрямую занимались не все великие старцы, – говорил профессор. – Но благодаря именно их титаническим усилиям в пятьдесят четвёртом году недалеко от Москвы заработала первая в мире атомная электростанция. Теперь уже отстали американцы: им удалось решить аналогичную задачу только в пятьдесят восьмом.

За спиной Арцишева появилось изображение красно-белых труб Обнинской АЭС. Ева подняла руку, привлекая внимание профессора, он замолчал и сделал шаг в её сторону.

– Великие старцы – это гиганты? – спросила Ева. – Мы должны встать им на плечи?

– Спасибо за то, что внимательно слушаете, – Арцишев обратился ко всем слушателям: – Ведь посмотрите-ка, что получилось. Эйфория от наступления атомной эры постепенно сошла на нет. Энергия ядра оказалась удовольствием дорогим, сложным в производстве и притом опасным – достаточно вспомнить трагедию Чернобыля или Фукусимы.

Профессор вывел на экран мрачные снимки повреждённых реакторов и разорённых городов, снова поклонился в сторону японца и ещё некоторое время рассуждал. Главная проблема мирного атома в том, что потребители энергии по-прежнему зависят от производителей топлива и привязаны к немногочисленным станциям. Увы, автомобиль с ядерным двигателем или маленький урановый реактор для домашнего использования остаются мечтами писателей-фантастов.

Арцишев признался, что набирающие популярность электромобили тоже не вызывают у него энтузиазма – ведь энергию, которой заряжаются аккумуляторы, продолжают генерировать старыми способами. То есть базовый принцип остался прежним.

Сдержанно отозвался профессор и об устройствах вроде никель-водородного реактора. Допустим, их производство удастся наладить и они окажутся достаточно компактными, чтобы уместиться в кладовке или под капотом. Но никеля в мире намного меньше, чем нефти и газа, а приводить его в рабочее наносостояние намного сложнее, чем изготавливать бензин.

– Я не буду утомлять вас подробностями, – подвёл итог Арцишев. – А вкратце – человечеству всё ещё необходим принципиально новый источник энергии. Общедоступный и неистощимый. Великие старцы вслед за своими предшественниками пытались найти решение этой задачи и обратили внимание на бесконечный космос. Мы же, как справедливо заметила наша прекрасная коллега, попробуем встать им на плечи и увидеть то, что так хотели увидеть они.

Дальше профессор уступил кафедру ассистентам, которые принялись по очереди рассказывать о различных версиях структуры пространства. Скоро завязался спор, в который докладчики втянули слушателей. Арцишев сидел на краю первого ряда, молча наблюдал за происходящим и порой делал какие-то пометки в планшетном компьютере. Было видно, что он доволен.

В первый же перерыв на кофе к Еве подошёл грузинский учёный и представился:

– Георгий. Астроном.

За этим последовала россыпь цветистых комплиментов, которые тронули даже Еву с её опытом. Мужчины в Штатах боятся обвинений в сексуальном домогательстве и десять раз подумают, прежде чем сказать женщине что-то приятное, а здесь…

Георгия полагалось поощрить, но Ева предпочла отделаться парой слов благодарности и потянулась к кофейнику. Астроном схватил его первым. Наливая Еве кофе, он рассказал анекдот про крокодила, который спросил у лягушки, холодная ли вода в реке.

– …А лягушка ему отвечает: «Я здесь сижу как женщина, а не как термометр!». Только у нас почему-то совсем наоборот получается, да?

Ева сделала вид, что не поняла шутки, хотя много лет назад слышала её от будущего бывшего мужа. Это было в самом начале их отношений: русские называют его – букетно-конфетный период. В тот раз диалог лягушки с крокодилом показался Еве смешным – то ли по молодости, то ли от любви…

Перерыв закончился, и слушатели семинара вернулись в аудиторию. Георгий не отставал от Евы ни на шаг. Очередной навязчивый кандидат в бойфренды был серьёзной помехой для дела, ради которого она приехала в Петербург. «К вечеру надо от него избавиться», – подумала Ева и вздохнула.

Всё как всегда.

37. Метод «четыре-семь-восемь»

– Слышь, Салтаханов? Расскажи что-нибудь, – попросил Одинцов. – Или хотя бы музыку включи. А то скучно ехать. И темно.

Ему и Мунину почти сразу закрыли глаза, надев на голову спецназовские шлемы-балаклавы задом наперёд. Одинцов шпынял Салтаханова не просто так. Грамотно выстроенная болтовня позволяет не только прощупать противника и пошатать его психику, но и вызвать раздражение. Тогда собеседник либо совершает ошибки, либо отстраняется и надёжно молчит, не мешая анализировать ситуацию и следить за происходящим…

…вернее, пытаться следить – потому что Одинцов лишь прикидывал время, проведённое в дороге, и запоминал окружающие звуки. А когда микроавтобус наконец остановился, Одинцову развязали затёкшие ноги и куда-то повели, он считал повороты и ступени лестниц.

Это происходило автоматически. Полученная информация не давала ответа на вопрос, куда их привезли. Впрочем, не важно – куда. В центр города, на любую окраину, или Салтаханов вообще развернул автобус и направил прочь от Петербурга… То, что запомнил Одинцов, должно было помочь ему и Мунину выбраться оттуда, где они оказались. А что выбираться придётся самостоятельно – сомнений никаких, потому что академики захватили их точно не для того, чтобы потом выпустить.

Одинцов думал о себе и Мунине как о целом. Даже если их разделят, в чём он тоже не сомневался, надо будет вынудить академиков держать парня где-то рядом. Историк должен быть под рукой, чтобы при случае вместе прорываться на свободу и чтобы не наделал глупостей, оставшись без поддержки: в отличие от Одинцова его к таким передрягам не готовили.

Балаклаву стащили с головы, и Одинцов смог оглядеться. Та-а-ак… Салтаханов с внушительным конвоем… Мунин здесь, уже хорошо… Довольно широкий коридор с ответвлениями – подвал или подземелье. Их везли на лифте, и было не понять, вверх или вниз, но место выдавали решётки многочисленных вентиляционных шахт и особенный воздух: неживой, характерный для систем очистки и рециркуляции.

Звуки тоже были неживыми – Одинцова с Муниным повели по коридору, и шаги полутора десятков человек глохли в толще окружающего бетона. Гладкий тёмно-серый литой пол, как на крупных складах или подземных парковках. Аккуратно выкрашенные светло-серые стены с разноцветными кабель-каналами под невысоким потолком. На потолке – нити ослепительных светодиодных ламп. Квадратные стеклянные окошки в стальных дверях по обе стороны коридора забраны тонкой косой сеткой. Тут и там видеокамеры, уверенно контролирующие каждый метр. Очень чисто и тепло. Одинцов уже не сомневался: это не случайное или наспех переоборудованное подземелье, а убежище или штаб на случай атомной войны.

– Что за бункер? – спросил Одинцов.

Салтаханов и его спутники промолчали. Конвой с пленниками свернул в одно из ответвлений коридора и остановился возле двери, которую распахнул академик, шедший первым. Его коллеги обыскали Одинцова не менее ловко, чем израильтяне. Забрали куртку, часы, брючный ремень и вытащили шнурки из ботинок. Двое крепко держали Одинцова за руки, пока Салтаханов складным ножом эндуро резал верёвки на его запястьях. У следующей двери тем временем обыскивали Мунина. «То что надо, – подумал Одинцов, – будет поблизости».

– Отдыхайте пока, – бросил Салтаханов.

Одинцова подтолкнули вперёд, и дверь за ним захлопнулась.

Комната, будь в ней окна, скорее напоминала бы гостиничный номер, чем тюремную камеру. Мебель в безликом стиле IKEA: толстая столешница, прикрученная к стене, и рядом лёгкий стул, напротив по-армейски застеленной, тоже намертво прикрученной к полу кушетки – невысокий комод с открытыми ячейками… Разве что душ с умывальником и стальной унитаз располагались не в отдельном помещении, а за полупрозрачной перегородкой в рост человека, не доходившей до пола.

Жить можно.

Одинцов постоял в центре камеры, разминая руки, потом сел на жёсткую кушетку и сбросил оставшиеся без шнурков ботинки.

Видимо, Салтаханов сейчас докладывает об успехе операции по захвату и получает инструкции о том, что делать дальше. Поэтому в распоряжении Одинцова появилось время, чтобы тоже подумать: а что дальше?