Вердикт (= Сбежавшее жюри) - Джон Гришем

- Ваши кабинеты проветривались?

- Нет.

- Насколько задымлены были помещения?

- Очень сильно. Прямо над вашей головой всегда висело синее облако дыма.

- Значит, вы обвиняете сегодня компанию в том, что здоровы не настолько, насколько, вы считаете, могли бы быть?

- Компания имеет к этому немалое отношение. К счастью, я сумел избавиться от пагубной привычки. Но это было нелегко.

- И за это вы затаили неприязнь к компании?

- Ну, скажем, я жалею, что по окончании колледжа попал именно в эту, а не в какую-нибудь другую индустрию.

- Индустрию? Вы имеете зуб на целую индустрию?

- Я не являюсь поклонником табачной индустрии.

- И поэтому вы здесь?

- Нет.

Кейбл полистал свои записи и быстро сменил направление.

- Далее. У вас была сестра, мистер Криглер, не так ли?

- Была.

- Что с ней случилось?

- Она умерла в 1970 году.

- От чего она умерла?

- От рака легких. Она курила по две пачки в день около двадцати трех лет. Курение убило ее, мистер Кейбл, если вы это хотите знать.

- Вы были близки с сестрой? - спросил Кейбл с достаточным состраданием, чтобы смягчить жестокую необходимость вынести трагедию на всеобщее обозрение.

- Мы были очень близки. Она была моей единственной кровной родственницей. - Вы тяжело перенесли ее кончину?

- Да. Она была необычной личностью, мне до сих пор не хватает ее.

- Мне очень неприятно вытаскивать это на свет, мистер Криглер, но это относится к делу.

- Ваше сочувствие тронуло меня до глубины души, мистер Кейбл, но ничего относящегося к делу в этом нет.

- Что она думала о вашем курении?

- Оно ей не нравилось. Умирая, она умоляла меня бросить курить. Вы это хотели услышать, мистер Кейбл?

- Только если это правда.

- О, это правда, мистер Кейбл. За день до ее кончины я пообещал ей бросить курить. И бросил, хотя на это мне понадобилось три долгих года. Видите ли, у меня выработалась привычка, мистер Кейбл, как и у моей сестры, потому что компания, производящая сигареты, компания, которая убила ее и могла бы убить меня, намеренно поддерживала высокий уровень никотина в сигаретах.

- Итак...

- Не перебивайте меня, мистер Кейбл. Никотин сам по себе не канцерогенен, вы это знаете, просто это яд, яд, к которому вы привыкаете, и поэтому наступает день, когда канцерогены одолевают вас. Вот почему сигареты в сущности опасны.

Кейбл наблюдал за ним с полным спокойствием.

- Вы закончили?

- Я готов выслушать следующий вопрос. Но не перебивайте меня снова.

- Разумеется, примите мои извинения. Итак, когда вы впервые пришли к заключению, что сигареты по сути своей опасны?

- Точно сказать не могу. Да ведь это, знаете ли, дело известное. Ни тогда, ни сейчас не нужно было быть гением, чтобы это понять. Но окончательно я прозрел, вероятно, в начале семидесятых, после того как закончил свое исследование, после того как умерла моя сестра и незадолго до того, как я увидел позорную докладную.

- В 1973-м?

- Что-то около того.

- Когда вы оставили службу в "Пинексе"?

- В 1982-м.

- Значит, вы продолжали работать на компанию, которая производила продукт, который вы считали опасным для здоровья?

- Да.

- Какое жалованье вы получали в 1982 году?

- Девяносто тысяч долларов в год.

Кейбл сделал паузу, прошел к своему столу, где ему вручили еще одну стопку юридических документов, которые он принялся читать, покусывая дужку очков, затем повернулся к свидетельской стойке и спросил Криглера, почему он возбудил дело против компании в 1982 году. Криглер забеспокоился и вопросительно посмотрел на Рора и Милтона. Кейбл подробнейшим образом разбирался в деталях событий, приведших к той тяжбе, безнадежно усложненной, основанной на личных причинах, допрос свидетеля стал буксовать и едва ли не остановился вовсе. Pop протестовал, Милтон протестовал, а Кейбл делал вид, что никак не может понять, почему, собственно, они так протестуют. Адвокаты собирались перед судейским столом, спорили, апеллируя к судье Харкину, а Криглер за свидетельской стойкой выглядел все более усталым и измотанным.

Кейбл упорно настаивал на вопросах, касающихся службы Криглера в "Пинексе" в течение последних десяти лет, и недвусмысленно намекнул, что есть свидетели, которые могут опровергнуть его показания.

Хитрость почти удалась. Не в состоянии поколебать разрушительное впечатление от показаний Криглера, защита решила напустить тумана на жюри. Если свидетель непоколебим, следует сразить его малозначительными подробностями.

Однако Николас объяснил присяжным смысл этой уловки, напомнив коллегам во время полдника о том, что он окончил два курса юридического колледжа и кое-что в этом смыслит. Невзирая на возражения Хермана, он ясно выразил свое возмущение тем, что Кейбл поливает грязью свидетеля и смущает присяжных.

- Он считает нас дураками, - горько заметил Николас.

Глава 17

Панические телефонные сообщения из Билокси спровоцировали падение акций "Пинекса" до семидесяти пяти с половиной пунктов к моменту закрытия биржи в четверг, падение стоимости крупных пакетов на четыре пункта тоже объяснялось драматическими событиями, происходившими в суде Билокси. Во время прежних процессов выступавшие в качестве свидетелей бывшие служащие табачных компаний говорили о пестицидах и инсектицидах, которыми обрабатываются поля, а эксперты связывали действие этих химикатов с раковыми заболеваниями. Это не производило особого впечатления на присяжных. На одном из процессов бывший служащий обвинил своего прежнего нанимателя в том, что тот обрабатывал младших подростков с помощью рекламы, изображавшей тощих, обаятельных идиотов с прекрасными зубами, наслаждавшихся всеми видами курения. Тот же наниматель соблазнял старших подростков-мальчишек, распространяя рекламу, на которой ковбои и владельцы шикарных автомобилей олицетворяли собой жизненный успех с неизменной сигаретой в зубах.

Но тогда присяжные не признали справедливости обвинения. Однако ни один из прежних служащих никогда еще не наносил такого сокрушительного удара, как Лоренс Криглер. Постыдную докладную от 1930 года видело множество людей, но суду она никогда предъявлена не была. Версия Криглера была настолько достоверна для присяжных, насколько мог мечтать любой адвокат обвинения. Тот факт, что судья Харкин позволил Криглеру описать докладную присяжным, будет горячо оспариваться, независимо от того, кто выиграет процесс.

Криглера быстренько вывезли из города в сопровождении сотрудников безопасности Рора, и через час после окончания допроса он уже летел в частном самолете обратно во Флориду. Уйдя из "Пинекса", он несколько раз испытывал искушение связаться с адвокатами обвинения, ведущими процессы против табачных компаний, но ни разу не решился.

"Пинекс" заплатил ему триста тысяч долларов, только чтобы избавиться от него. Компания настаивала, чтобы он подписал обязательство никогда не свидетельствовать на процессах, подобных процессу Вуда, но он отказался. А отказавшись, стал меченой фигурой.

Они, кто бы они ни были, пообещали убить его. Угрозы повторялись нечасто и в самые неожиданные моменты. Обычно по телефону. Криглер не привык прятаться. Он написал книгу, которая должна была быть опубликована в случае его безвременной кончины. Рукопись хранилась у адвоката в Мельбурн-Бич. Именно этот адвокат и устроил ему встречу с Рором. Он же начал переговоры с ФБР на тот случай, если с мистером Криглером что-нибудь случится.

Муж Милли Дапри, Хоппи, владел борющимся за выживание агентством по торговле недвижимостью в Билокси.

Учреждение было довольно тихое - дел вело не много и оглушительных побед за собой не числило, но своим малым бизнесом Хоппи занимался прилежно. На одной стене в передней комнате его офиса висели пришпиленные к пробковой доске картинки "предложений" - в основном маленькие кирпичные домики с аккуратными лужайками и несколько захудалых двухквартирных строений.

Игорная лихорадка привлекла на побережье множество крупных покупателей недвижимости, которые не боялись занимать баснословные суммы денег и вести дела с размахом. Но Хоппи и его скромные служащие не играли в рискованные игры и еще больше ограничили себя рамками того рынка, который был им хорошо известен, - милые маленькие домики для молодоженов, безнадежные договоры об аренде для отчаявшихся и "мотивированные продажи" для тех, кто не мог получить банковского кредита.

Однако Хоппи кое-как оплачивал свои счета и обеспечивал семью - жену Милли и пятерых детей, трое из которых учились в двухгодичных колледжах с укороченной программой, а двое - заканчивали школу. В данный момент он держал полдюжины помощников, работавших часть дня на условиях почасовой оплаты, - большей частью упавших духом неудачников, которые разделяли его ненависть к долгам и начальству. Хоппи обожал безик и проводил часы в задней комнате за картами, в то время как вокруг него вырастали все новые и новые агентства. Риэлтеры, независимо от наличия таланта, мечтают о великих победах. Хоппи и его пестрая команда были не прочь вздремнуть после обеда и за картами поговорить о крупных сделках.