Великая Испанская революция - Александр Шубин

По свидетельству советского писателя И. Эренбурга, посетившего Арагон и беседовавшего с крестьянами об их жизни, коллективизация была стихийной[545]. При этом „коммунисты не знали, как им себя вести. В некоторых деревнях они вместе с анархистами вначале уничтожали денежную систему. В других — они пытались отстаивать сохранение частной собственности на землю, что не было популярным среди крестьян Арагоны“[546]. В итоге там, где преобладали анархисты, прошла полная коллективизация, был введен режим пайков без денег. Там, где доминировали социалисты и коммунисты, коллективизация была более мягкой, она охватывала 90 % крестьян и обошлась без обобществления мелкого скота и птицы[547].

В начале Гражданской войны в деревне, как и в городах, происходили эксцессы террора. Так, 24 сентября 1936 г. анархисты в Сесе расстреляли 10 „фашистов“[548]. Однако после расправы над наиболее ненавистными представителями старого порядка ситуация становилась более спокойной.

В тех коллективах, где не было существенных противоречий, порядок поддерживался специально выбранным человеком, своего рода шерифом. А. Сухи подчеркивает благополучную криминальную ситуацию в местах, где ему довелось побывать[549].

Как правило, коллективизация не была насильственной, но моральное давление общины было сильным фактором, который заставлял крестьян, еще не вошедших в коллектив, склоняться к участию в коллективизации, чтобы быть „как все“. Несмотря на то, что региональная конференция НКТ приняла специальное решение о недопустимости принудительного вовлечения крестьян в коллективы[550], моральное давление играло очень большую роль. Участник коллективизации в Мас де лас Матас Э. Маргелли вспоминает: „Наш следующий шаг был ошибкой — наибольшей, как я сейчас считаю. Мы обязали „правых“ присоединиться. Мы принуждали их морально, не физически, но все же принуждали“[551].

Казалось, что после того как сомневающиеся войдут в коллектив, они сразу же поймут преимущества нового образа жизни, и дело пойдет быстрее. На деле принуждение имело мало смысла, так как вовлеченные в общину таким образом работали мало и „сидели на шее у коллектива“[552]. Поэтому многие коллективы отказывались от вовлечения в эксперимент несогласных, устраивая экономическое соревнование с индивидуалистами[553].

Г. Леваль был свидетелем обсуждения на ассамблее вопроса о выходе группы крестьян из коллектива. Само право на выход не подвергалось сомнению, и обсуждался лишь вопрос о порядке пользования инфраструктурой коллектива индивидуалистами[554].

В отличие от коллективизации в СССР, на стороне организаторов коллективизации не было постоянно присутствующей государственной поддержки. Однако в отдельных коллективах устанавливались диктатуры пришлых радикалов[555]. Об одной из таких ситуаций вспоминает Х. Авила: „Это не был режим террора, Вы не можете это так назвать. И все же мы повидали вещи, которых мы раньше не видели. Что за вещи? Расстрелы. Некоторые после суда, некоторые — без. И поэтому все вынуждены были делать то, что ОНИ скажут“[556]. Рейды городских анархистов, пытавшихся форсировать коллективизацию, резко критиковались лидерами НКТ. Х. Пейро писал: „Революционные „знаменосцы“ уже прошли через деревню. Для ее освобождения? Для того, чтобы помочь ее освободить? Нет, они прошли через деревню, чтобы грабить тех, кто годами и веками был ограбляем людьми, побежденными революцией“[557]. Осуждение радикалов анархо-синдикалистами и всеобщее вооружение крестьян не давали „знаменосцам революции“ развернуться, и в большинстве районов, охваченных коллективизацией, власть оставалась в руках местного крестьянского самоуправления. Важно также учитывать, что республиканская милиция также вмешивалась в ситуацию в селениях Арагона, помогая нежелающим жить в коллективах против анархистов-экстремистов[558].

Идеологи анархистов считали, что оружие в руках крестьян защитит их от набегов со стороны. В радикальном анархистском издании „Идеас“ 22 апреля 1937 г. говорилось: „Трудящиеся, сохраняйте оружье! И когда на соседнюю деревню нападают наемники, весь окружной народ должен бежать им на помощь“[559].

Движение коллективизации было поддержано и НКТ, и ВСТ, что было закреплено в соглашении арагонских организаций этих союзов 22 февраля 1937 г.: „НКТ и ВСТ поддержат и будут стимулировать свободно создаваемые коллективы, которые могут служить примером остальным рабочим и крестьянам“[560]. Фактически это соглашение лишь подтверждало то положение, которое сложилось в июле-сентябре 1936 после первой волны коллективизации.

90 тыс. крестьян-арендаторов Арагона и Каталонии, получивших землю в результате революции, не вошли в коллективы и создали свой союз (Крестьянская федерация мелких собственников). Они не желали продавать свои продукты по твердым ценам НКТ. Гарсиа Оливер обещал их делегации „принять меры против ограничения торговли их продуктами“[561]. Вскоре НКТ допустила крестьянские кооперативы к торговле апельсинами[562].

При формировании Женералитата НКТ Каталонии 28 марта 1937 г. сформулировала свою программу, которая исходила из сочетания коллективного и индивидуального землепользования. Земля должна предоставляться крестьянам в размере, который может обрабатываться трудом одной семьи, а остальная часть — предоставляться коллективам, „если найдутся желающие работать коллективно“. Необходимо проводить обмен земельных участков, если их расположение препятствует коллективной обработке. Батрачество запрещалось. Крестьяне должны были иметь право обрабатывать муниципальную землю, если муниципалитет не нашел ей другое применение[563]. Все крестьяне должны быть объединены в сельские профсоюзы — ВСТ, НКТ или Рабассайрес[564].

Крестьяне разных форм собственности входили также в Федерацию работников земли (ФРЗ), включавшую 120 тысяч крестьян и батраков. В ней большим влиянием пользовались как анархо-синдикалисты, так и коммунисты. ФРЗ в принципе поддерживала коллективизацию, выступая за ее упорядочение. В марте 1937 г. съезд ФРЗ провозгласил, что в каждом селе должен быть один кооператив (а не два и более, организованных на разных принципах, как случалось в ходе стихийной коллективизации). ФРЗ гарантировала: „Мы будем уважать мелкую собственность, если речь идет о хозяйстве, которое может обслуживаться одной семьей“[565].

Поскольку анархисты были признанными защитниками коллективизации, то коммунисты стали делать ставку на защиту мелких хозяев, что сдвигало курс партии вправо. Советский консул констатировал, что „базу партии в деревне составляют мелкие собственники-крестьяне“[566]. Этот правый курс соответствовал и другим составляющим стратегии Коминтерна в этот период. Считалось, что раз в Испании еще не решен вопрос о власти, переходить к социализму рано. Это будет следующий этап. Анархо-синдикалисты не соглашались с такой логикой — массам нужно показать, ради чего они сражаются, предложить основы нового мироустройства уже здесь и сейчас.

Когда министр-коммунист Урибе, подчиняясь правым установкам Сталина (стремившегося по международным соображениям придать Народному фронту как можно более умеренный имидж), предложил отказаться от коллективизации, это вызвало сопротивление не только НКТ, но и ВСТ. Это свидетельствует о широкой поддержке коллективизации не только анархистами, но и большинством организованного крестьянства вообще. И. Эренбург сообщал: „В настоящее время за коллективизацию против предложенной коммунистическим министром парцелляции конфискованных земель выступают не анархисты, а левые социалисты из УХТ[567], в частности, Паскуаль Томас, фактический руководитель УХТ“[568]. 9 марта 1937 г. орган ИСРП „Аделанте“ выступил за добровольную коллективизацию, которая должна охватить всех крестьян[569]. Для полного успеха необходимы технологические предпосылки: „чтобы добиться коллективизации, нужно превратить плуги в трактора“[570].

Большинством коллективов руководили анархисты. Но около 800 хозяйств из примерно 2500 находились под контролем социалистов и коммунистов, а в органах большинства коллективов социалисты и коммунисты присутствовали. Очаг движения располагался в Арагоне (около 450 коллективов). Влияние анархистов здесь было преобладающим, но не тотальным. Помимо органов самоуправления коллективов, в Арагоне сохранялись и местные органы власти. Так, в коллективизированном селении Альмагро анархисты заняли только 6 из 15 мест в местном муниципальном совете[571]. В Арагонском совете анархисты располагали 7 местами, а представители партий Народного фронта — 6. В декабре Аскасо был признан в качестве представителя центрального правительства[572]. В соглашении Арагонских организаций НКТ и ВСТ, заключенном 22 февраля 1937 г., говорилось: „Мы предпримем усилия к реализации всех указаний легитимного правительства Испанской республики и Совета Арагона, в котором наши уважаемые организации представлены, используя для этой цели все наше влияние и ресурсы“[573].