Уркварт Ройхо - Василий Сахаров

Переговоры прошли успешно. Гаяр выслушал предложение Калька, которого уже знал, как честного нанимателя, подумал, и начал задавать дополнительные вопросы. Сколько людей у "домашних" баронов? Как отреагирует на драку в графстве и разграбление баронских владений герцог Мариен? Какова местность вокруг? Имеются ли карты и планы чужих замков? Ну и так далее. Расспросы длились около двадцати минут, и снова на некоторое время замолчав, он обдумал наше предложение, и сказал:

— За двадцать дней работы, я попрошу по восемь иллиров на каждого своего бойца, и двадцать для себя. Помимо этого с вас транспортные расходы и оплата наших потерь, в случае поражения. На добычу мы не претендуем. По официальным бумагам, мой отряд пройдет как охрана благородного дворянина Калька и только. Договорились?

Ему ответил Кричард, который взял на себя все расходы по предприятию:

— Да. Однако потери, если они будут, оплачу только в половину стоимости.

Старый наемник согласно кивнул головой:

— В таком случае, необходимо подписать договор.

— В Гильдии Наемников?

— Конечно.

Гаяр встал, мы следом, и до вечера каждый из нас двинулся по своим делам. Кальк с командиром наемников направился в Гильдию. Сарана закупать продовольствие, лошадей и теплую одежду. Альера на оружейный рынок. А моя дорога лежала в лавку магических товаров "Польт", где было необходимо взять хотя бы несколько целебных эликсиров быстрого действия и пару серебряных заклятых кинжалов против нежити, которая запросто могла встретиться в окраинных дебрях герцогства Мариен. Благо, рассчитывая возместить все траты из добычи, Кричард Кальк расщедрился, и эти расходы тоже взял на себя.

В суете пролетел день, и когда вечером мы сошлись в гостинице Ирсы, каждый из нас был выжат словно лимон. Но зато, наша компания была готова к походу. И в течении несколько часов подогнав свои обновки и оружие, а затем, подготовив лошадей, мы смогли спокойно выспаться.

Наступил второй день отпуска. У грузопассажирского телепорта, одного из одиннадцати, которые находились на территории подконтрольной великому герцогу Ферро Каниму, мы встретились с наемниками Гаяра, бывалыми и хорошо снаряженными вояками. И с этого момента можно было начать отсчет похода.

Все мы, после того как Кальк оплатил транспорт, вместе со снаряжением и лошадьми, вскоре оказались в Адельбурге. Местной страже были предоставлены все документы относительно официальной цели нашего путешествия и поднаема отряда воинов. Формальности были улажены, подорожная получена и, не задерживаясь в пределах городских стен, мы выступили на север.

Первый месяц весны в новых для меня местах, не пришелся мне по душе, да и дорожные впечатление были не самыми приятными. Днем слякотно и сыро, дороги плохие, трактиров в пути нет, деревни все какие-то серые и убогие, дома покосившиеся, а смотреть на хмурых крестьян и лица голодных детей, которые понуро стояли вдоль обочин и молча протягивали в нашу сторону худые грязные ладошки, было тяжело. Поэтому, на привале, за день, преодолев восемьдесят пять километров и, находясь в двадцати пяти километрах от замка, где в осаде находились женщины Сараны, я сидел возле костра, жевал бутерброд с ветчиной, и он был мне не в радость.

Рядом со мной, в тот момент присел Кальк, который из котелка над огнем, налил себе в расписную деревянную кружку горячего взвара. И держа емкость в обеих руках, он спросил:

— Ты чего такой хмурый, Уркварт?

— Устал что-то, — раскрывать перед однокурсником душу мне не хотелось, и я решил отделаться нейтральным ответом.

— А я думаю, что ты крестьян местных вспоминаешь.

— А если и так, то что? — я посмотрел в глаза Калька, которые пристально изучали меня.

— Ничего, — он пожал плечами и перевел взгляд на кружку. — Просто не ожидал от тебя подобной впечатлительности и жалости к низшим слоям. Я как увидел, что ты из своей седельной сумки каравай хлеба вынимаешь, и крестьянке отдаешь, так чуть с лошади не упал.

— Ты впервые подобное увидел?

— Да, — Кричард сделал глоток горячего напитка. — У нас подобные поступки не в чести.

— Где это у вас?

— Во владениях великого герцога Канима. Да и в других областях империи тоже.

— А у нас на севере не так.

— Может быть, но все равно ты странный. И порой, складывается впечатление, что ты не делишь людей на благородную кровь и простую.

— По-моему, Кричард, чепуха это все. Какая разница, благородный ребенок или нет. Главное, что он голоден, а у меня есть еда, и может быть, этот каравай хлеба, которым я с крестьянкой поделился, спасет ее детям жизнь.

— А может быть, этот хлеб сожрет ее мужик, который потом будет свою жену смертным боем бить.

— Не исключено. Но моя совесть чиста, я сделал хоть что-то.

— Дело твое. Однако я считаю, что дворянин не должен помогать простолюдинам, ибо это может заронить в их низкие душонки мысли о том, что они равны нам, а после таких измышлений, и до бунта недалеко.

Отвечать я не стал, потому что продолжение бессмысленного разговора привело бы к спору, где каждый из нас остался бы при своем мнении. Мне было достаточно того, что я услышал. И я понимал, что подобной жизненной позиции, в духе которой воспитан Кальк, придерживается девять десятых всего благородного имперского сословия, которое привыкло к мысли, что на фоне остальных людей они высшая каста. И если сержантов нашего военного лицея, которые являлись свободными гражданами и воинами, молодые дворяне еще могли принять как относительно равных, то крепостных крестьян таковыми никто не считал. Да что говорить, даже для моего друга Альеры, который, безусловно, хороший и честный человек, они всего лишь быдло и чье-то имущество, и не более того. Такая вот иная, неприглядная, сторона феодализма. Для своего круга благородство и красивые жесты, по крайней мере, в присутствии вышестоящего сюзерена, а к низшим слоям полное презрение. А что самое паскудное, мне все равно придется жить по правилам общества, к которому я принадлежу, и не делать поступков, которые могут быть истолкованы как моя слабость.

Настроение еще более ухудшилось. Я поднялся от костра, прошел к своему спальному месту, закутался в чистую толстую попону и провалился в сон.

Ночью на землю спустился мороз. Вылезать из теплого спального лежбища не хотелось, но пришлось. И позавтракав, наш отряд продолжил свой путь, и ближе к полудню подошел к замку, где жила тетка Сараны баронесса Рино, рано ставшая вдовой одинокая тридцатипятилетняя женщина, которую, по неизвестным причинам, ранее никто не обижал.