Пятая Стража - Дмитрий Черкасов

— Действительно, Костя, отчего такая горячка? — поинтересовалась Кира, надеясь что-нибудь выпытать у неразговорчивого хмурого Зимородка. — У меня свободный день, я стирать затеяла…

— Не знаю, — буркнул Костя, отворачиваясь. — Завалишин вызвал, сказал: из штаба операции звонили, потребовали три человека в готовности к двадцати ноль-ноль. Выбирали тех, кто свободен. Не срывать же ребят прямо с заданий… И женщина нужна. Объект — тоже женщина, с ребенком. Предположительно, пытается скрыться… покинуть Россию. У нее родственники на Украине, в Одессе. Вот фотографии. Справки по ней подготовить не успели.

— Без оружия едем? — поинтересовался Черемисов, бросив беглый взгляд на фото и увидав, что женщина немолода и некрасива.

— Нам через Украину проезжать. Хочешь, чтобы таможня взяла тебя с ПМС под подушкой? С женщиной, я думаю, справимся без оружия. Штаб приказал задерживать ее только при попытке скрыться. Ты лучше снимки внимательно изучи. В вагоне показывать не буду.

— Так все равно Кире по ней работать! Чего вы меня дернули, Константин Сергеевич?! Я плохо подхожу для таких заданий, вы же знаете! Сюда Ролика надо было или Андрея! Это им влегкую.

— Лехельт на смене, в Гатчине, — ответил Зимородок. — А Ролик больше у нас не работает.

— Переметнулся куда-нибудь? — заинтересовался Морзик. — Вот проныра! И куда же, если не секрет? В какое управление?

— Никуда. Он уволен из рядов ФСБ по собственному желанию. Все на этом. Забудьте о нем. Поезд отходит через двадцать минут. Мы идем вперед, Кира за нами. Вот твой билет.

— Не понял… — изумился Морзик. — Как это — забудьте? Во что этот поганец вляпался?

— В приказе узнаешь, — сказал Клякса, и стало понятно, что ему обидно и пакостно на душе.

— Я в одном купе с объектом? — спросила Кира.

— Билеты в это купе уже были раскуплены. Мы все в одном купе. Я устрою тебе пересадку к ней. Возьми билет на верхнюю полку и начни в купе жаловаться на болезни.

— А деньги?

— Завалишин наскреб в отделе, что смог… Шубин еще подкинул… Вот, берите по тыщонке. Остальное пусть будет у меня, на обратную дорогу. Неизвестно, откуда возвращаться придется. Чего ты надулся, Вовка? Как мышь на крупы…

— Да так… чего-то настроение нерабочее. Ошарашили вы меня с Роликом, Константин Сергеевич. Тут задницу пополам рвешь, чтобы что-то сделать… простите, Кира Алексеевна…

— Я уже неделю знаю, — сказал Зимородок.

— Мы к нему со всей душой, а он… Приеду, поймаю — мало не покажется!

— Можешь от меня добавить. Мне тоже перепало… за плохую работу с молодыми кадрами.

— Мальчики, не берите в голову, — обняла их за крепкие шеи Кира. — Каждому — свое.

— Так немцы писали на воротах концлагерей!

— Я в более общем смысле. Пошли… пора.

Попрощавшись с молчаливым и незнакомым им водителем, они разошлись от машины в разные стороны, смешались с толпой и вошли в вокзал разными входами — делать свою опасную и непростую работу.

Странно — но тоскливое чувство покинутости и ненужности, с которым Кира вышла из дома, исчезло, едва она вошла в вагон. В купе она нервозно попросила Морзика поменяться полками, он весьма талантливо нахамил ей. Клякса вступился, они с Морзиком разыграли небольшой скандал, после чего сердобольная соседка напротив позвала проводницу. Проводница, проинструктированная бригадиром поезда в выражениях самых загадочных и туманных, выполнила просьбу Зимородка и убедила молодого парня из шестого купе перейти в первое. Таким путем Кира Алексеевна, наконец, водворилась на место.

Ее новые соседи нисколько ей не обрадовались. Раиса Шафаревич сама имела виды на нижнюю полку. Кира, не глядя ни на кого, трясущимися руками поспешно накапала в склянку корвалолу и, мысленно перекрестившись, выпила. Потом принялась разворачивать на столике свою аптечку. Сладковатый, лекарственный запах наполнил купе. По мере того как она шуршала бумажками и пакетиками, попутчица смирилась и успокоилась. Девочка ее сидела в углу, обложенная подушками, тихая и незаметная, как мышь. Пожилой мужчина поморщился сочувственно и вышел перекурить.

— Я смотрю — вы аллохол выпили сразу вслед за сердечным? — первой заговорила вдруг Раиса Шафаревич голосом весьма неприятным, резким и каркающим. — У вас поджелудочная? Нельзя применять медикаменты вот так, гамузом. Успокоительное снижает давление, и в этих условиях применение аллохола может дать побочный эффект.

Кира мысленно порадовалась, что не стала глотать таблетку, а, подержав во рту, незаметно выплюнула в кулак и убрала в карман.

— Вы врач? — заинтересованно спросила она, мучительно вспоминая симптомы болезни желчного пузыря, которой много лет страдала ее свекровь.

— Не совсем, — ответила Шафаревич. — Я по образованию биофизик, но работаю бухгалтером. Что вы так на меня смотрите?

Она была черноволосой, угловатой женщиной, с широкими бедрами, худыми руками и резкими чертами морщинистого, слегка рябого лица.

— Нет-нет… — очнувшись, сказала Кира. — У меня был один знакомый… тоже биофизик. Он меня один раз… сильно подвел.

Отвернувшись, она принялась бесцельно копаться в чемодане, скрывая волнение и легкую дрожь в руках. Опытная разведчица, она очень редко испытывала нечто личное к сопровождаемым объектам и, как правило, не стремилась знать о них больше, чем необходимо было для работы. Но подспудный страх за себя и близких, который жил в ней с тех пор, как они начали работать по «Эскулапу», вылился вдруг в такой прилив ненависти, что Кира готова была придушить эту черную ворону собственными руками. Желание выполнить задание как можно лучше и поскорее покончить с этим помогло ей успокоиться. А когда она подумала, что дело движется, раз опера вышли на изготовителя заразы, настроение ее резко пошло в гору. Ей даже пришлось окоротить себя и не забывать разыгрывать несчастную страдалицу.

Впрочем, Шафаревич было не до нее. Вскоре, как отъехали, девочке стало плохо. Синюшное одутловатое лицо ее искажалось гримасой боли при каждом стуке колес: малейшее сотрясение вагона причиняло ребенку страдание. Ее вскоре вырвало, потом в купе отчетливо запахло мочой. Попутчик, вернувшись было с перекура, закатил глаза, развернулся и отправился на поиски вагона-ресторана.

Кире деваться было некуда, и она принялась помогать хлопочущей матери. В конце концов, ей совсем не улыбалось ехать сутками в таких условиях. Выйдя на минуту в туалет, она проверила исправность связи с Морзиком и Кляксой. Зимородок вышел ей навстречу и у дверей туалета, невидимый прочим пассажирам, сказал, что они с Морзиком будут дежурить по очереди, а ей, Кире, придется быть начеку всю дорогу, поэтому неплохо сейчас вздремнуть. Сходить за Шафаревич, буде та надумает сбежать, Кире необязательно, достаточно будет дать знак — и ехать спокойненько до ближайшей крупной станции, на которой начальник поезда организует ей обратный билет. Если же объект доедет до Пятигорска — тогда они решат на месте. В любом случае, после долгого близкого контакта толку от Киры в дальнейшей работе будет мало. Слишком засветилась.

Вернувшись в купе, Кира завела разговор. Она надеялась узнать что-нибудь о планах попутчицы, от которых зависели и ее собственные планы на ближайшие дни. Через день в школе у Зайчика назначено было родительское собрание, и Кире хотелось бы на него попасть.

— А что с вашей девочкой? — участливым шепотом спросила она, когда больно ребенок забылся в полудреме.

— Почки отказывают, — привычным к объяснению тоном негромко отвечала Шафаревич. Видно было, что ей сотни раз приходилось рассказывать свою историю. — Нужен донор… срочная пересадка.

Она отвернулась к окну. Жилистая худая шея ее спазматически дернулась. Кира уже давно заметила у нее это движение.

— Так зачем же вы из Питера уезжаете? У нас же столько замечательных врачей…

— Поганый город, — сказала «черная ворона». — Жестокий и бездушный.

— Не могу с вами согласиться, — возразила Кира. — Конечно, Питер сейчас не тот, что раньше, жить стало тяжелее…

— Он из меня все соки высосал! — сухо сказала Шафаревич, и черные глаза ее яростно блеснули. — Они готовы выбросить миллионы на праздник трехсотлетия… а мне… а моей девочке отказали в оплате операции… Я была у мэра… я была у губернатора… одни пустые обещания… только время потеряла. Пусть они подавятся своим праздником!

И она снова дернула шеей, как контуженная курица. Кира растерялась. Строгое и торжествующее состояние ее души как-то рассеялось.

— Но все же есть хорошие люди… — сказала она.

— Хорошие-то есть… — с горькой усмешкой сказала Шафаревич. — Только толку от них никакого нет. В беде надо обращаться не к хорошим, а к тем, кто может помочь.

— И куда же вы теперь?

Видно было, что вопрос не понравился попутчице. Но он вытекал из логики беседы — и она ответила с неохотой, поджав губы.