Паразиты сознания. Философский камень. Возвращение ллойгор - Колин Генри Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Людям их умственная ограниченность так же привычна, как три века назад их предшественникам были привычны ужасные неудобства дорожных странствий. Как бы почувствовал себя, скажем, Моцарт, скажи ему кто-нибудь после очередного утомительного переезда, длившегося неделю, что в двадцать первом веке люди будут покрывать такое расстояние за четверть часа? Так вот мы, если хотите, были Моцартом, перенесшимся в двадцать первый век. Наши умственные погружения, когда-то казавшиеся такими утомительными и дававшиеся лишь после мучительных усилий, теперь осуществлялись нами за какие-то минуты. Мы наконец с полной отчетливостью поняли слова Тейяра де Шардена о том, что человек находится на пороге вступления в новую фазу своей эволюции — ведь мы фактически уже в нее вступили. Ум для нас был подобен неизведанной стране, «земле обетованной». Оставалось лишь обжить ее… ну и, конечно, выселить оттуда прежних ее обитателей. Так что несмотря на тревоги и существующие проблемы, все эти дни нас не покидало пронзительное ощущение исступленного счастья. Перед нами, как представлялось, стояло две основных задачи. Первая: подобрать новых «учеников», которые помогли бы нам в борьбе. Вторая: изыскать возможные способы, которые сделали бы эту борьбу наступательной. В настоящее время мы еще не могли достигать тех глубинных ареалов сознания, где гнездились паразиты. Однако то мое ночное сражение показало, что я способен вызывать силу, исходящую наружу из какого-то немыслимо глубокого источника. Можем ли мы углубиться к нему достаточно близко, тем самым перенеся боевые действия во вражий стан?
Реакции мировой прессы я уделял лишь поверхностное внимание. Не было ничего удивительного в том, что отклики многих периодических изданий звучали враждебно и скептически. Венская «Уорлд фри пресс» открыто заявляла, что нас пятерых следует взять под стражу и не выпускать до тех пор, пока не раскроются все обстоятельства дела о массовом самоубийстве. Лондонская «Дейли экспресс», наоборот, высказала мнение, что нам следует поручить командование войсками ООН и снабдить всеми полномочиями, дающими возможность сражаться с паразитами любыми средствами, которые покажутся нам эффективными.
Одна из публикаций встревожила нас всех. То была статья Феликса Хазарда в «Берлинер Тагблатт». Хазард, вопреки ожиданиям, осмеянию ничего не подверг и «исповедь» Рибо не поддержал. Судя по тону, факт о грозящей миру опасности, исходящей от этого внезапно объявившегося врага, он принимал изначально. Но если этот врат, спрашивал Хазард, способен «захватывать власть» над умами отдельных людей, то как доказать, что он не захватил нас самих? Мы заявили о существовании паразитов во всеуслышание, но этот факт еще ни о чем не говорит. Может, мы вынуждены были это сделать, чтобы уберечь себя: после выступления Рибо нас могли привлечь к ответу за совершенные нами злодеяния… В целом тон статьи нельзя было назвать серьезным; он звучал так, будто Хазард не воспринимал происходящего всерьез и относился ко всему с легким сарказмом. То, что Хазард — пособник врага, не вызывало у нас никакого сомнения.
И еще один вопрос, требовавший немедленного решения. До настоящего времени доступ репортеров к месту раскопок на холме Каратепе был закрыт. Но, очевидно, они свободно контактировали с самой разношерстной публикой из числа рабочих и солдат, дежурящих на раскопках. Надо было по возможности со всем этим покончить. Потому мы с Райхом предложили в один из вечеров сопроводить в район раскопок специально отобранную группу репортеров, согласившись и на присутствие там телекамер. Мы распорядились, чтобы к нашему прибытию были обеспечены строжайшие меры безопасности, и чтобы непосредственно к площадке никто из представителей прессы не подпускался.
В десять вечера назначенного дня команда из репортеров числом в пятьдесят человек дожидалась нас в двух транспортных вертолетах. На борту этих громоздких машин перелет к Каратепе занял час. По мере приближения к кургану внизу стала видна площадка, вся залитая пронзительным режущим светом: телекамеры были пущены за десять минут до нашего прибытия.
План казался надежным на сто процентов. Мы провожаем группу репортеров вниз до самого «блока Абхота», доступ к которому теперь уже открыт, и прибегаем к телекинезу для нагнетания атмосферы безотчетной тревоги и страха. Затем из числа репортерской братии специально отбираем нескольких с наиболее уязвимой психикой и делаем попытку вызвать в них волну беспросветной паники. Понятно, именно из этих соображений мы и умолчали тогда, во время пресс-конференции, о наличии у себя способностей телекинеза. Мы понимали, что, негласно к нему прибегая, сможем представить своих врагов в еще более неприглядном свете.
Разрабатывая план, мы приняли в расчет все, кроме паразитов. Незадолго перед посадкой я расслышал, что репортеры в соседнем вертолете, оказывается, поют. Мне это показалось странным. Мы подумали, что они, должно быть, успели каким-то образом накачаться спиртным. Лишь приземлившись, мы поняли, в чем тут дело. Вокруг явственно ощущалось присутствие паразитов. Свой обычный метод они на этот раз заменили на противоположный: вместо того чтобы высасывать энергию из своих жертв, вкачивали ее. Многие из репортеров страдали пристрастием к выпивке и, как и большинство представителей этой профессии, не отличались особым интеллектом. В силу въевшейся уже привычки полученная «в дар» ментальная энергия воздействовала на них таким же образом, что и алкоголь. И те из репортеров, что летели в одном вертолете с нами, едва смешавшись с собратьями по перу, моментально прониклись духом бесшабашного веселья. Я расслышал краем уха слова телекомментатора: «Ну уж этих-то парней мысли о паразитах никак не беспокоят. Они, судя по всему, принимают происходящее за шутку».
Предупредив устроителя передачи, что начало задержится, я кивком указал своим спутникам на вагончик прораба, стоящий на дальнем конце площадки. Уединившись там за закрытыми дверями, мы сосредоточенно углубились в чужые разумы в попытке выяснить, что можно в создавшейся ситуации предпринять. Связь между нами установилась легко, и мы сумели проникнуть в мозг некоторым из репортеров. Поначалу разобрать, что именно там происходит, было непросто: подобное мы проделывали впервые. По счастливой случайности мы наткнулись на репортера, частота мозговых колебаний которого была такой же, как у Рибо. Это позволило более четко пронаблюдать за ходом его церебрального процесса. Мозг имеет примерно дюжину основных центров удовольствия, из которых нам наиболее знакомыми являются эротический, эмоциональный и коммуникативный. Имеются в нем также центр интеллектуального удовольствия и центр высших интеллектуальных проявлений, связанный с человеческими силами самоконтроля и самопреодоления. Есть, наконец, еще пять центров, которые в людях фактически неразвиты вообще; они выделяют энергию, именуемую нами
