Маяк - Филлис Джеймс

Мне очень мало рассказывали о моем отце, когда я был ребенком, и я уже тогда понимал — это часто случается с детьми, — что вопросы о нем не поощряются. После смерти моей первой жены я снова женился, и теперь моему сыну двенадцать лет. Он задает мне вопросы о своем деде и, как мне представляется, ему очень неприятно, что подробности жизни деда не зафиксированы, что о них даже не говорят, будто они почему-то позорны. Я обещал ему выяснить, что на самом деле произошло. Официальные источники мне мало помогли. В документах говорится, что трое молодых людей отправились в самовольное увольнение, взяв тридцатифутовую яхту, снабженную мотором. Они так и не вернулись и считались пропавшими без вести, предположительно утонувшими. Мне больше повезло, когда удалось отыскать офицера, служившего вместе с моим отцом. Отец поделился с ним своим планом, взяв с него обещание сохранить тайну. Офицер сказал, что отец с товарищами намеревались поднять германский флаг на небольшом острове близ Корнуоллского побережья, по-видимому, просто для того, чтобы доказать, что это возможно сделать. Кум оказался единственным подходящим островом и первым пунктом моих розысков. В прошлом году я уже приезжал в Корнуолл, но не на Кум. Я познакомился с рыбаком-пенсионером, ему было значительно за восемьдесят, который смог дать мне кое-какую информацию, хотя это было нелегко. Люди здесь весьма подозрительны, словно мы еще находимся в состоянии войны. При вашей британской одержимости нашей недавней историей, особенно эпохой Гитлера, мне порой кажется, что так оно и есть. — В его голосе звучала горечь.

— Вам вряд ли удалось бы многое узнать о Куме от местных жителей, — заметил Мэйкрофт. — У этого острова долгая и несчастливая история. Существует фольклорная память о его прошлом, и то, что он находится в частном владении и сюда не допускают туристов, ничуть не улучшает ситуацию.

— Я узнал достаточно, чтобы стоило приехать сюда, — возразил Шпайдель. — В частности, что здесь родился Натан Оливер и что он наезжает сюда каждый квартал. Он признался в этом в апреле 2003 года в одной из своих статей. Газеты много тогда шумели про его мальчишеские годы в Корнуолле.

— Но ведь он был совсем ребенком, когда началась война, — сказал Мэйкрофт. — Как он мог бы вам помочь?

— В 1940-м ему было четыре года. Он мог бы запомнить. А если не запомнил, его отец мог что-нибудь ему рассказать про то, что делалось на острове во время эвакуации. Мой осведомитель сказал мне, что Оливер покидал остров почти последним.

— А почему вы выбрали местом встречи маяк? — спросил Дэлглиш. — Ведь здесь, на острове, уединенное место можно найти практически где угодно. Почему не у вас в коттедже?

В этот момент он почувствовал, что что-то изменилось, едва заметно, но несомненно. Вопрос был Шпайделю неприятен.

— Я всегда испытывал большой интерес к маякам. Это у меня что-то вроде хобби. Я полагал, мистер Оливер сможет показать мне маяк.

«Почему же не Мэйкрофт? Или Джаго?» — подумал Дэлглиш. И сказал:

— Значит, вам известна его история? Что он копия более старого и более знаменитого маяка, созданного тем же строителем, Джоном Уилксом, который построил Эддистон?

— Да, я это знаю.

Голос Шпайделя вдруг стал совсем слабым, капли влаги у него на лбу слились, и пот потек по лицу струйками так сильно, что казалось — его воспаленное лицо тает.

— Вы нам очень помогли, — сказал Дэлглиш, — особенно в уточнении времени смерти. Если возможно, не могли бы вы помочь нам совершенно четко определить время всех ваших действий? Вы подошли к маяку — когда?

— Как я уже сказал, я немного опоздал. Взглянул на часы. Было шесть минут девятого.

— И дверь была заперта на засов?

— По всей вероятности, так. Я не мог войти, и моего стука никто не услышал.

— А потом вы вернулись к маяку — когда?

— Примерно через двадцать минут. Это должно было занять примерно такое время, но на часы я не посмотрел.

— Значит, примерно в восемь тридцать дверь была открыта?

— Приоткрыта, да.

— А в течение всего этого времени вы кого-нибудь видели — у маяка или пока шли?

— Я никого не видел. — Он прижал ладонь ко лбу и закрыл глаза.

— Благодарю вас, — сказал Дэлглиш. — Это пока все.

— Я думаю, — сказал Мэйкрофт, — разумнее всего попросить доктора Стейвли посмотреть вас. Изолятор в медпункте был бы сейчас удобнее для вас, чем коттедж «Буревестник».

Как бы желая наотрез отказаться от этого предложения, Шпайдель поднялся на ноги. Он пошатнулся, и Дэлглиш, бросившись к нему, успел его поддержать и помог ему снова сесть в кресло.

Шпайдель проговорил:

— Со мной все в порядке. Это просто кашель и небольшая температура. Я легко поддаюсь легочным инфекциям. Я предпочел бы вернуться к себе в коттедж. Если можно воспользоваться автотележкой, может быть, коммандер Дэлглиш согласится меня туда отвезти?

Просьба была совершенно неожиданной. Дэлглиш заметил, что она удивила Мэйкрофта. Да и сам он тоже был удивлен, но ответил:

— С удовольствием. — Посмотрев на Мэйкрофта, он спросил: — Автотележка у подъезда?

— У черного хода. Вы способны идти, доктор Шпайдель?

— Абсолютно способен, благодарю вас.

И в самом деле, казалось, он снова обрел силы, и они с Дэлглишем спустились на лифте вместе. В тесном пространстве лифта дыхание Шпайделя было несвежим и горячим. Автотележка стояла на заднем дворе, и они поехали к коттеджу, скачала по неровной дороге, а затем, мягко потряхиваясь на ухабах, по равнине через кустарник. У Дэлглиша оставались еще вопросы, которые ему хотелось задать, но интуиция подсказывала ему, что момент совершенно неподходящий.

В коттедже он помог Шпайделю пройти в гостиную и поддерживал его, когда тот, чуть ли не падая, садился в кресло. Потом спросил:

— Вы уверены, что с вами все в порядке?

— Вполне, благодарю вас. Спасибо за помощь, коммандер. Есть два вопроса, которые мне надо вам задать. Первый — такой. Что, Натан Оливер оставил записку?

— Никакой записки мы не нашли. А второй вопрос?

— Вы верите, что его смерть — это убийство?

— Да, — ответил Дэлглиш. — Верю.

— Спасибо, — сказал Шпайдель. — Это все, что я хотел знать.

Он встал. Дэлглиш хотел помочь ему подняться по лестнице, но Шпайдель ухватился за перила, отказавшись от его предложения.

— Я сам справлюсь, спасибо, — проговорил он. — Ничего особенного. Крепкий ночной сон все вылечит.

Дэлглиш подождал, пока Шпайдель благополучно доберется до спальни, затем закрыл за собой дверь коттеджа и поехал назад, в Кум-Хаус.

Вернувшись в кабинет, он согласился выпить чаю и, взяв чашку, сел в кресло перед камином.

— Шпайдель ничего не знает о маяках, — сказал он. — Я сам придумал имя «Джон Уилкс». Он никак не мог построить ни ваш маяк, ни Эддистон.

Мэйкрофт сел в кресло напротив Дэлглиша, тоже с чашкой в руке. Он задумчиво помешивал ложечкой чай, потом, не поднимая глаз на Дэлглиша, произнес:

— Я понимаю, что вы позволили мне присутствовать при опросе только потому, что доктор Шпайдель — гость Кума и я от имени фонда отвечаю за его благополучие. Я также понимаю, что если это — убийство, я такой же подозреваемый, как и все остальные. Я не надеюсь, что вы скажете мне что-нибудь, но есть кое-что, что я хотел бы сказать вам. Я думаю, что он говорил правду.

— Если бы он говорил неправду, то из-за того, что я опрашивал его, когда он мог заявить, что физически не в состоянии отвечать на вопросы, могли бы возникнуть проблемы.

— Но ведь он сам настаивал на том, чтобы продолжать. Мы оба спрашивали его, хочет ли он этого на самом деле. Его никто не принуждал. Какие тут могли бы возникнуть проблемы?

— Проблемы у обвинения, — ответил Дэлглиш. — Защита могла бы утверждать, что он был слишком болен для того, чтобы подвергнуться опросу или понимать, что он отвечает.

— Но он не сказал ничего такого, что пролило бы свет на смерть Оливера. Он все время говорил о прошлом, про прежние, далекие, несчастные судьбы да про давние бои, отгремевшие много лет назад.

Дэлглиш ничего не ответил. Он жалел, что Мэйкрофт присутствовал при опросе. Было бы слишком трудно запретить ему находиться в его собственном кабинете или просить явно больного человека перейти в коттедж «Тюлень». Однако если Шпайдель говорил правду, у них было теперь очень существенное подтверждение времени смерти, которое ему хотелось бы сохранить в тайне от всех, кроме членов своей группы. Оливер умер сегодня утром, в промежутке между без четверти восемь и четвертью девятого. В то время, когда к маяку в первый раз подошел Шпайдель, убийца Оливера еще находился где-то в башне, за запертой на засов дверью, а на фоне стены, выходящей к морю, по всей вероятности, уже медленно покачивалось тело Оливера.