Мой дядя Адриано - Бруно Перини

Возможно, ты читал, что кавалер Сильвио Берлускони решил заняться политикой. Что думаешь о споре, разгоревшемся между Берлускони и редакторами газет из группы компаний Fininvest? Ментана, например, потребовал гарантий от издателя, к нему немедленно примкнул Эмилио Феде и открыл ответный огонь по Монтанелли. Как ты на это смотришь?

«Ну, я бы сказал, что просьба Ментаны о гарантиях более чем законна. Точно так же, как законно и желание Берлускони уйти в политику. Как же быть? Берлускони действительно должен гарантировать своим газетам независимость. Если бы я владел какой-нибудь из газет Берлускони и понял, что больше не могу служить интересам народа, я бы ушел со своего поста, как сделал Монтанелли. Конечно, Ментана не может запретить своему издателю идти в политику».

Но что ты думаешь обо всей этой истории с Берлускони?

«А что я должен думать? На мой взгляд, пока рано что-либо говорить. Если Берлускони идет в политику из добрых побуждений и считает, что оказывает услугу стране, он имеет на это право. Если это не так, если он делает все это только ради собственных интересов, тогда его можно критиковать».

И ты понимаешь, как во всем этом замешана партия «Вперед, Италия!».

«Да. Каждый, кто проголосует за партию Берлускони, получит бесплатный билет от Кавальери[180] на матч «Интер» – «Милан»… Или нет?»

Давай поговорим о семье Берлускони. Расскажи о своих отношениях с ним. Я знаю, что иногда вы общаетесь, обсуждаете что-нибудь, он сделал тебе несколько предложений, но камнем преткновения между вами остается реклама.

«Он давно предлагал: «Адриано, давай сделаем что-нибудь вместе». Я не хотел работать с ним в знак протеста против рекламы. Ничего не поделаешь, я не согласен с его рекламной политикой. Я понимаю, что реклама нужна, она часто является источником финансирования для телепрограмм. Но всему есть предел. На мой взгляд, там слишком много рекламы. Однажды я сделал ему безумное предложение: «Если хочешь, чтобы я у тебя работал, тебе придется не только отменить рекламные паузы в моей передаче, но и не крутить рекламу весь день, когда я буду выходить в эфир». Он иронично ответил: “Я должен немного подумать, Адриано, подожди”».

Почему ты так против рекламы?

«Я не согласен с тем, как часто ее пускают в эфир. Когда я смотрю передачи Костанцо и Феррары, то часто злюсь, невозможно каждые десять минут слышать: «реклама», «купите то-то и то-то», это вредно для здоровья. Для меня это большая проблема. Я никогда не смогу сделать то, что делает Фунари[181], когда говорит: “Выпейте кофе, положите сахар, поджарьте тосты, равиоли нужно варить на слабом огне…”».

Как делал Майк Бонджорно?

«Ну, почти… Фунари заходит гораздо дальше: пройдет немного времени, и он будет готовить эти равиоли, которые рекламирует, прямо во время эфира. Я не думаю, что Фунари верит в то, что говорит. Он убежден, что люди ничего не замечают. Но на самом деле зрители гораздо умнее ведущих. Если бы я издавал законы, то запретил бы все такие программы. Одно дело сказать: эту передачу спонсирует кофе такой-то, совсем другое – наблюдать жалкую сцену, когда ведущий советует вам выпить кофе и тут же пытается убедить вас, что читать журнал Epoca – это нормально. Нет, мне не нравится этот цирк, итальянцы не идиоты, они сами знают, что им читать, что пить и что есть. Я думаю, что когда мы видим крупные планы Фунари, где он неубедительно читает Epoca или пьет кофе Vergnano, телевидение скатывается на самое дно. Это позор. Хотя Джанфранко Фунари, на мой взгляд, хороший ведущий и может иногда вполне неплохо подать материал».

Считается, что без рекламы никто никогда не смог бы конкурировать с RAI, нужно же как-то платить за то, чтобы оставаться на рынке развлечений и информации.

«Мне кажется, это чушь. Предприниматели, если они хотят выжить, вынуждены заниматься рекламой. Проблема, повторяю, заключается в частоте ее появления в эфире. Эту проблему можно было бы решить, подняв цену на эфирное время, чтобы не потерять доход и не действовать на нервы зрителям. Рекламная пауза каждые двадцать пять минут вместо двенадцати всех бы устроила. Но я не думаю, что Берлускони хочет или может отказаться от своих нынешних доходов от рекламы. Я до сих пор убежден, что если главным посылом коммерческого телевидения становится реклама, а культура только фон для нее, – такое телевидение нам не нужно. Все должно быть с точностью наоборот. Телевидение проникает в дома людей. И у него есть важная задача: создавать культуру, как с помощью развлечений, так и с помощью информации».

Слушай, Адриано, признайся мне вот в чем: тебе жилось лучше, когда ты был Королем невежд или сейчас?

«Сейчас все изменилось. Новые правила игры. Раньше были посиделки с друзьями, теперь – с черным ящиком, игры стали цифровыми. Когда-то мы встречались в баре, играли в карты, ходили в кино, часто смеялись, шутили… Невежество было частью игры, а газеты – уделом взрослых, тех, кто решил больше никогда не смеяться. Мне больше нравилось ничего не знать. А теперь ты что-то знаешь, но уже гораздо меньше поводов для смеха».

Хочешь сказать, что это все довольно печально?

«Да, это довольно печально».

1997–1998 годы: встреча с папой Войтылой. Грандиозное возвращение дуэта Мина – Челентано. Письмо на смерть Лучо Баттисти

1997 год был полон трогательных событий: 27 сентября дядя поднимается по пяти белым ступеням и обнимает папу Войтылу[182]. В одном из интервью он рассказывает об этом памятном дне:

Это был самый эмоциональный вечер в моей жизни. А я не тот человек, который легко поддается эмоциям. После песни я посмотрел на папу, и он кивнул мне. Я ошибся. Он хотел сказать: «Иди сюда и поздоровайся со мной». Один прелат объяснил мне это за кулисами. «Я неправильно его понял», – сказал я. Я не знал, что делать. Он настоял на своем, и я прошел эти пять шагов в сторону папы. Я опустился на колени, чтобы поцеловать его руку. Он крепко обнял меня – невероятные ощущения. Чувствовалось, что у него очень добрая душа. И что он очень устал. Но его величие выходило за рамки физической усталости. Я прошептал ему на ухо: «Я люблю тебя». Вышло само собой, что я обратился к нему просто по имени. Он улыбнулся, и я обнял его.

Этим концертом Церковь хотела показать, что вера не обязательно должна скрываться в кулуарах совести?

«Конечно,