Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена - Эдвард Бульвер-Литтон

Тут он резко обернулся, и глаза его остановились на надменном египтянине.

Он даже слегка вздрогнул, его лицо выразило отвращение и ужас перед этим страшным злодеем. Христианин смотрел на Арбака, как птица на василиска, – долго и безмолвно. Но потом, поборов невольный испуг, Олинф протянул правую руку и громко сказал:

– Апекид убит! Где же убийца? Выходи, египтянин! Именем бога живого я говорю: «Ты тот человек»[171].

На смуглом лице Арбака промелькнула едва заметная тревога, которая тут же сменилась негодованием и презрением, когда зрители, на миг остолбенев от этих смелых и решительных слов, стали подступать все ближе к двум людям, которые были в центре внимания.

– Я знаю, кто меня обвиняет, – гордо сказал Арбак. – Нетрудно догадаться, почему он возводит на меня клевету. Граждане Помпей, знайте, что этот человек – самый рьяный назареян, или христиан, не знаю, как они там называются! Неудивительно, что он в своей злобе смеет обвинять египтянина в убийстве жреца египетской богини.

– Знаем его! Знаем этого пса! – кричали в толпе. – Это Олинф, христианин или, вернее, безбожник! Он не признает богов!

– Тише, братья, – сказал Олинф с достоинством. – Убитый жрец перед смертью принял христианскую веру, – он раскрыл мне темные дела этого египтянина и лживость оракулов Исиды. Он готовился заявить об этом во всеуслышание. Этот юноша – чужеземец, он никому не причинил зла, у него не было врагов. Кто мог пролить его кровь, как не человек, который боялся его свидетельства? Это египтянин Арбак!..

Центурион опять протиснулся вперед.

– Прежде всего, есть ли у тебя, Олинф, или как там тебя зовут, какие-нибудь доказательства виновности Арбака, кроме этих необоснованных подозрений?

Олинф молчал, а египтянин презрительно рассмеялся:

– Ты утверждаешь, что убитый жрец Исиды – один из секты назареян, или христиан?

– Да.

– Тогда поклянись этой святыней, этой статуей Кибелы, этим самым древним святилищем в Помпеях, что убитый принял твою веру!

– Жалкий человек! Я не признаю ваших идолов! Ненавижу ваши храмы! Как же могу я клясться Кибелой?

– Смерть безбожнику! Земля разверзнется и поглотит нас, если мы будем терпеть этих злодеев в священной роще! Смерть ему!

– Бросить их на растерзание зверям! – добавил женский голос в толпе. – Одного – льву, а другого – тигру!

– Если ты, назареянин, не веришь в Кибелу, какого же из наших богов ты признаешь? – спросил центурион, не обращая внимания на крики.

– Никакого.

– Послушайте, что он говорит! – закричали в толпе.

– О жалкие слепцы! – продолжал христианин, возвышая голос. – Как можно верить в идолов из дерева и камня? Неужели вы воображаете, что они могут видеть и слышать или же помогать вам? Разве этот немой кумир, вырезанный руками человека, – богиня? Вот, убедитесь в ее ничтожестве и в своем безумии!

Он бросился к часовне и, прежде чем кто-либо понял его намерение, низверг деревянную статую с пьедестала.

– Глядите! – крикнул он. – Ваша богиня не может даже отомстить за себя. Разве достойна она почитания?

Больше ему не дали сказать ни слова – таким грубым и дерзким было кощунство, совершенное к тому же в столь священном месте, что даже самые равнодушные пришли в ярость. Все, как один, бросились на Олинфа, и, если б не вмешательство центуриона, его разорвали бы на части.

– Тише! – крикнул центурион громким и властным голосом. – Пусть этот осквернитель святыни предстанет перед законным судом. Мы и так понапрасну потеряли много времени. Отведите к судьям обоих преступников. А тело жреца положите на носилки и отнесите в его дом.

В этот миг вперед выступил человек в облачении жреца Исиды.

– Я требую, чтобы прах был отдан храму в согласии с обычаем.

– Повинуйтесь жрецу, – сказал центурион. – Как убийца?

– Без сознания или спит.

– Не будь его преступление таким тяжким, я пожалел бы его. Ну, идемте.

Арбак повернулся и встретился взглядом со жрецом – это был Кален; и в его взгляде было что-то настолько значительное и зловещее, что египтянин пробормотал про себя: «Неужели он видел?»

Молодая женщина выскочила из толпы и поглядела на Олинфа в упор.

– Клянусь Юпитером, крепкий малый! Любо-дорого глядеть! Говорю вам, одного сожрет тигр, а другого – лев!

– Ого-го! – закричала толпа. – Одного – лев, а другого – тигр! Вот так удача! Ура!

Глава VI, из которой читатель узнает о дальнейшей судьбе Главка. Испытание дружбы. Вражда утихает, любовь тоже, потому что одна из любящих слепа

Была уже поздняя ночь, а улицы и площади в Помпеях все еще кишели народом. Но лица праздных гуляк были серьезней обычного. Они переговаривались, собираясь большими группами, испытывая жуткое и вместе с тем приятное чувство от этого разговора, потому что обсуждали вопрос жизни и смерти.

Какой-то молодой человек быстро прошел через красивый портик храма Фортуны и довольно сильно толкнул толстого Диомеда, который направлялся домой, в свою пригородную виллу.

– Эй! – жалобно крикнул торговец, с трудом сохраняя равновесие. – Что у тебя, глаз нет? Или ты думаешь, я бесчувственный? Клянусь Юпитером, ты чуть дух из меня не вышиб; еще один такой удар, и моя душа отправится прямо в Аид.

– А, Диомед! Это ты! Прости меня. Я задумался о превратности жизни. Наш бедный друг Главк… Ох! Кто бы мог подумать!

– Но скажи мне, Клодий, его действительно будут судить в Сенате?

– Да. Говорят, преступление так ужасно, что сам Сенат должен вынести приговор. Главка приведут туда под стражей ликторов.

– Значит, его судят публично?

– Конечно. Где ты был, что не знаешь этого?

– Я уехал в Неаполь по делам на другое утро после преступления и только что вернулся. Как это неприятно – ведь в тот самый вечер он был у меня в доме.

– Без сомнения, он виновен, – сказал Клодий, пожимая плечами. – А так как это преступление неслыханное, Сенат поторопится вынести приговор до начала игр.

– До начала игр! О боги! – вскричал Диомед, вздрагивая. – Неужели его бросят на растерзание зверям? Ведь он так молод и богат!

– Твоя правда. Но ведь он грек. Будь он римлянин, нашлись бы тысячи смягчающих обстоятельств. Иные из этих чужеземцев рождаются богатыми, но в трудную минуту мы не должны забывать, что они, в сущности, рабы. Конечно, мы, представители высших классов, всегда мягкосердечны, и будь наша воля, он наверняка отделался бы легко: ведь, между нами говоря, кто такой этот жалкий жрец Исиды? Да и сама Исида! Но толпа суеверна, она требует крови преступника. Опасно противиться общественному мнению.

– А этот святотатец – христианин, или назареянин, или как их там называют?

– Бедняга! Если он принесет жертву Кибеле или Исиде, его помилуют, если нет – он будет растерзан тигром. По крайней мере я так думаю. Но все решит суд. Ведь пока урна пуста, грек еще может избежать роковой «тэты»[172]. Но довольно об этом мрачном деле. Как поживает прекрасная Юлия?

– Хорошо.

– Передай ей привет. Но постой! Я слышу, в доме претора скрипнула дверь. Кто вышел оттуда? Клянусь Поллуксом, это египтянин! Что ему нужно было у нашего друга претора?..

Арбак, пройдя узкую улицу, подошел к дому Саллюстия, как вдруг увидел темную фигуру – у дверей лежала какая-то женщина, закутанная в плащ.

Она была так неподвижна и призрачна, что всякий, кроме Арбака, почувствовал бы суеверный страх, решив, будто видит одного из мрачных лемуров[173], которые любят посещать пороги домов, прежде им принадлежавших. Но этот вздор был не для Арбака.

– Встань! – сказал он, касаясь ногой лежащей. – Ты не даешь мне пройти.

– А! Кто это? – воскликнула она и встала с земли; лунный свет озарил бледное лицо и широко раскрытые, но незрячие глаза Ни дни. – Кто ты? Мне знаком твой голос.

– Слепая девушка! Что ты здесь делаешь в этот поздний час? Фу! Разве подобает это твоему полу и возрасту? Ступай домой.

– Я знаю тебя, – сказала Нидия тихо. – Ты египтянин Арбак. – И, словно повинуясь внезапному порыву, она упала к его ногам, обхватила его колени и воскликнула в исступлении: – О страшный и могущественный человек! Спаси его, спаси! Он не виноват – это все я! Он здесь, в этом доме, больной, умирающий, и я всему причина! Меня не пускают к нему, гонят прочь. Исцели его! Ты ведь знаешь какую-нибудь траву, чары, которые противодействуют другим чарам, потому что он сошел с ума от приворотного зелья.

– Тише, дитя! Я знаю все. Ты забыла, что я вместе с Юлией ходил в пещеру колдуньи. Это Юлия дала ему зелье, но ты должна молчать, чтобы не запятнать ее имя. Не упрекай себя – чему быть, того не миновать. А я пойду к преступнику, его еще можно спасти. Пусти меня!

С этими словами Арбак вырвался из рук отчаявшейся девушки и громко постучал в дверь.

Через несколько секунд он услышал, как отодвигаются тяжелые засовы, и привратник, приоткрыв дверь, спросил, кто пришел.