Самый красивый кошмар (сборник) - Светлана Алешина

Вдруг отчетливо послышались чьи-то торопливые шаги, кто-то на бегу заскочил в аппаратную. Этот кто-то приподнял лежащее на мне тело аппаратчицы, и, подняв голову, я узнала Щеглова. Вид у него был ужасный: волосы на голове обгорели, на лице багровел сильный ожог и множество ссадин. Элегантный зеленый пиджак был перемазан нефтью и тлел в нескольких местах.

— Быстрее, Ирина Анатольевна, бежим! — закричал он во всю глотку, глядя на меня широко раскрытыми от ужаса глазами. — Сейчас остальная нефть полыхнет, здесь такой факел зажжется, всему городу видно будет!

И, подхватив бесчувственное тело аппаратчицы, он потащил его куда-то к выходу. Я, совсем потеряв голову от страха, как могла быстро последовала за ним.

Оказавшись снаружи помещения, мы оба еще продолжали некоторое время бежать прочь от страшного цеха. Изнутри валили клубы черного дыма пополам с паром, а нам навстречу бежали люди с перекошенными от ужаса лицами. Завыла где-то сирена, показалась красная пожарная машина, отчаянно переваливаясь на ухабах, она мчалась к аварийному корпусу крекинг-завода. Наконец мы без сил повалились на узкий клочок старой пожухлой травы возле какой-то широченной стальной трубы, внутри которой что-то напряженно клокотало и журчало. Щеглов бережно опустил на землю бесчувственное тело аппаратчицы, ее лицо было бледно, но спокойно. Наклонившись над ней, Щеглов вскоре с удовлетворением констатировал:

— Дышит… Наверное, взрывной волной ее оглушило. Ничего, оклемается.

— А Сергей Викторович? — спросила я нетерпеливо. — Он спасся?

— Не знаю, — сказал Щеглов торопливо.

Я видела, что руки его отчаянно дрожали.

— Как из реактора пар пошел, я сразу тикать, а он стоит посреди цеха и смотрит как дурак… — продолжал Щеглов.

И он снова умолк, рассеянно глядя на громаду цеха ь5, из которого продолжали валить клубы дыма.

— Эх, ядрена-матрена, вот это фейерверк! — проговорил зам главного инженера, нервно потирая перемазанными в нефти руками свое закопченное лицо. — Убытку-то теперь на несколько миллионов рублей… Как же это ты, Наташка, а? Столько лет проработала на этом проклятом заводе… Неужели вентили перепутала?

И он вопросительно посмотрел на лежащую аппаратчицу. Лицо ее было по-прежнему бледно, и глаза закрыты. Она была без сознания.

Аппаратчицей вскоре занялись врачи «Скорой помощи», подъехавшей на аварийный завод удивительно быстро. Щеглову врач «Скорой помощи» мазнул пару раз зеленкой по особо страшным ссадинам и посоветовал непременно пойти к дерматологу: ожоги кожи на лице очень серьезные. Щеглов только досадливо отмахнулся. Мне врач порекомендовал умыться бензином. На его настойчивые расспросы я отвечала, что ничего у меня не болит, и это была чистая правда. Отделавшись от врачей «Скорой помощи», мы вместе со Щегловым направились к продолжавшему дымиться цеху, где теперь кипела работа, возились люди в оранжево-желтой спецодежде, а рядом выстроились машины с оранжево-черной полосой на борту — оперативные МЧС. Мы со Щегловым направились к небольшой группе солидных мужчин, стоящих чуть в стороне от всеобщей суеты и наблюдавших за работой других. Среди них я заметила и знакомую фигуру Валерии Дмитриевны, главного инженера завода, и поняла, что все они не иначе как руководство предприятия.

Так и оказалось. Один из мужчин глянул пристально на подошедшего Щеглова, переспросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Этот тоже, что ль, там был? — И, не дожидаясь ответа, отвернулся, добавив вполголоса: — Вот черт, ничего его не берет. Другие гибнут, а ему хоть бы хны…

В этот момент взоры всех обратились к выходу из аварийного цеха. В дверях показались четверо спасателей МЧС, тащивших нечто большое и тяжелое, завернутое в черный полиэтилен. Вытащили, донесли до противоположного края асфальтовой площадки перед аварийным цехом, где они никому не мешали, бережно положили черный сверток на асфальт. После чего один из спасателей направился к группе руководства крекинг-завода.

— Все обыскали, нашли только одно тело, — проговорил он будничным тоном. — Смотреть будете? Хотя там так все изуродовано, просто куски мяса… Вряд ли лицо можно узнать…

При этих словах стоящие переглянулись, даже несколько побледнели, никто из них не двинулся с места. Царило напряженное, скованное молчание. Спасатель МЧС, видимо, прекрасно понимавший страхи присутствующих, молча, терпеливо ждал.

— Кто был в цеху-то? — спросил наконец один из мужчин, по виду самый главный. — Кто успел выбежать перед взрывом, а кто остался?

— Ясно, кто, — сказал сердито Щеглов. — Венглер остался. Я ему кричал: «Тикай, Сергей Викторович, сейчас эта штука взорвется, сгоришь на хрен». А он стоит, смотрит словно завороженный, как пар из реактора идет.

— Откуда вы ему кричали? — поинтересовался спасатель МЧС.

— Из-за бетонного экрана, — отвечал Щеглов.

— Ты был за бетонным экраном возле реактора? — удивился солидный мужчина. — И уцелел при взрыве?

Щеглов смущенно замялся, за него ответил спасатель МЧС: — Вполне может такое быть, товарищ директор завода, — заявил он уверенно. — Экран как бы создает мертвое пространство, взрывная волна проходит мимо, как бы огибает его, и находящегося за ней только огнем немного опалило, и все. Этот экран очень умные люди строили.

Названный директором крекинг-завода сначала пристально посмотрел на Щеглова, потом кивнул и спросил спасателя МЧС:

— Ну, если точно известно, что в цеху был только один Венглер, зачем же нам тогда смотреть на труп? Ясно, что это он…

— Так положено, — пожал плечами спасатель.

— Вы говорите, он сильно изуродован? — переспросил директор. — Он что, обгорел, что ли?

— Ну, обгорел он не сильно, — отвечал тот преспокойно. — На него какая-то деталь арматуры свалилась, кости переломала. Посмотрите. Может быть, можно узнать. В любом случае опознавать придется. Для милиции акт составлять и все такое…

Тяжко вздохнув, мужчины направились к лежащему на асфальте черному полиэтиленовому свертку. Недолго думая, мы с Валерией Дмитриевной последовали за ними. Один из спасателей стал осторожно разворачивать черный полиэтилен, и я почувствовала, как меня охватывает дикий ужас и ноги делаются ватными.

— Не смотрите, — сказала главный инженер, осторожно беря меня за руку, отводя в сторону и поворачивая спиной к страшному свертку. — А то потом ночью уснуть не сможете.

Мы обе стали послушно глядеть в сторону. Слышали, как перестал шуршать полиэтилен, на минуту воцарилось молчание.

— Да, это он, — сказал Щеглов. — Вон и рубашка его, часы на руке…

— Эх, бляха муха, — проговорил директор крекинг-завода. — Щеглов, ты ж рядом был. Не мог, что ли, утащить его из опасной зоны взрыва?

— Я что, помню, что делал? — отозвался хмуро Щеглов. — Я как увидел, что реактор вот-вот взорвется, одна только мысль — бежать. В таких ситуациях, сами знаете, каждый думает только о себе.

— Правильно, — вторил ему кто-то. — Стал бы он нашего Сергея Викторовича спасать, и его бы вытащить не успел, и сам бы погиб.

Мы опять услышали, как шуршит полиэтилен, видимо, тело снова заворачивали. Когда мы обе решились обернуться, обычный черный сверток лежал на асфальте. Группа руководства завода стояла рядом, покачивая головами.

— А чей реактор, собственно, взорвался? — вдруг резко обернувшись, спросил директор завода.

— Шутовой, — отозвался Щеглов. — Сегодня только один ее и работал, для остальных нагрузки не хватает. Вы же сами распорядились второй и третий реакторы временно остановить.

— Да, помню, — отозвался директор хмуро. — Как же это она, а? Неужели вентили перепутала? Столько лет проработала, все было нормально.

В этот момент мы заметили приближающуюся к нам фигуру в белом халате, наверное, одного из врачей «Скорой помощи».

— Послушайте, там пострадавшая пришла в себя, — сказал он, подходя к нам. — Она очень просит, прежде чем ее увезут, сказать вам несколько слов.

Директор удивленно посмотрел, но последовал за врачом, что-то недовольно ворча себе под нос. Мы все двинулись за ними.

Аппаратчица лежала уже на медицинских носилках возле машины «Скорой помощи», готовая к отправке, группа врачей стояла кружком возле нее, и они о чем-то переговаривались между собой. Шутова была по-прежнему бледной, но на этот раз ее глаза были широко открыты и лихорадочно блестели. Увидев нас, приближающихся к ней, она задрожала.

— Михаил Евгеньевич, послушайте! — Она заговорила горячо, быстро, но очень тихо, на большее, очевидно, не хватало сил. — Михаил Евгеньевич, я ничего не перепутала, клянусь вам!

— Да? — вдруг вспылил директор. — А почему же тогда реактор взорвался, можете вы мне это объяснить? Само собой это ведь не взорвется, правильно?