Время игры - Василий Звягинцев

Или в подворотнях накапливаются, или через чердак проникать будут, через подвалы, к примеру.

Забавно новая жизнь началась.

Проще всего было бы попросить отпереть дверь, ведущую на хозяйственный двор, и оттуда прорываться на полной скорости. Никто бы задержать не успел.

Да только… Швейцар, пожалуй, просто не поймет, для чего господину в темноте пробираться среди мусорных баков с кухонными отбросами, дождевых луж и конских яблок, оставленных битюгами ломовых извозчиков, доставлявших припасы для завтрашнего дня, если слуга обязан подать экипаж прямо к крыльцу.

Нет уж, будем действовать согласно протоколу. Шульгин кивнул на прощание портье и швейцару, отдавшему по-военному честь, и шагнул за порог.

Дождь, слава богу, наконец-то прекратился.

До последнего Сашке не верилось, что сейчас произойдет что-то экстраординарное. Скорее всего он спокойно сядет в машину и отправится неизвестно куда и неизвестно зачем.

Впрочем, зачем — более-менее понятно. Чтобы поддержать уже достигнутую стабильность в мире, который начал каким-то образом самоорганизовываться в ответ на грубо предложенные ему новые обстоятельства и правила игры.

Вся беда в том, что 99 и 9 в периоде процентов обитателей этого мира никогда не воспринимали свою деятельность или бездеятельность именно как «созидание» или «сохранение» реальности.

Они просто жили так, как подсказывали обстоятельства, обычаи, привычки или даже придуманные цели. Для них все просто и обычно. И для фон Мюкке, для Славского, для Пичугина с его ребятами.

Жизнь такова, какова она есть, и больше — никакова. Он же, Шульгин-Мэллони, обречен постоянно помнить, что есть очередная, отдельно взятая реальность и есть он, каждый поступок которого постоянно превращает эту реальность в нечто совершенно иное.

И никогда не догадаешься, к лучшему или наоборот. Думаешь так, а выходит совершенно иначе. Не подошел бы он за завтраком к немцу, и на данный момент десятки, а впоследствии и сотни людей прожили бы совершенно иную жизнь…

Все это промелькнуло в голове мгновенно, не до конца даже оформившись в слова, и Шульгин хмыкнул скептически. Тогда проще всего застрелиться, подумав напоследок, что уж это изменение реальности, судеб всех тех людей, к которым ты больше никогда не подойдешь, — последнее. Дальше все будет изменяться по тем же законам, но всего лишь без тебя. Ну и что?

События же тем временем покатились по вновь предназначенной колее, повинуясь щелкнувшему механизму стрелочного перевода мировых линий.

Слева, на углу квартала, он заметил тихо, без огней выскользнувший из ворот «Додж», сразу свернувший в переулок. Там же мелькнуло несколько теней, возможно — люди Славского. Откуда они появились, он не разглядел.

Наверное, проскользнули сквозь широкие проемы между финтифлюшками узорчатой кованой ограды, отделяющей гостиничный палисадник от улицы.

И в тот же миг, словно только этого и ждали, сразу с двух сторон вспыхнули электрические фары чужих автомобилей. Или они подкрались так бесшумно (что маловероятно при здешних моторах), или давно ожидали, затаившись под деревьями.

Хлопанье дверок, топот подкованных сапог по брусчатке, крики, в том числе и матерные.

Настоящая группа захвата прибыла, неизвестно чья и по чьему вызову. Угадал Славский, если это не очередная подстава. На него, иностранца, рассчитанная.

Лишь бы не оказалась это белая контрразведка. Шанс невелик, нужные предосторожности он принял, но все же…

Шульгин выдернул из-под плаща как раз на этот случай приготовленный «ППСШ» с двумя сцепленными магазинами, на сорок патронов каждый.

Отвлекая на себя внимание противника, несколько раз выстрелил короткими очередями трассирующих, целясь поверх голов, но так, чтобы нападающим был слышен свист пролетающих в опасной близости пуль.

Еще две серии по три выстрела он пустил под острым углом к стенам и мостовой.

Рикошеты тоже звучат впечатляюще. Убивать он по-прежнему не хотел, не зная, с кем имеет дело.

Ну а если кого и заденет шальная пуля, уже потерявшая энергию и скорость, то почти наверняка не смертельно.

Присев на корточки, боком, как краб, Шульгин перебежал на другую сторону улицы, заскочил в подворотню, еще трижды пальнул, рассчитывая, что вспышки из полной темноты достаточно его демаскируют.

Дождался ответных выстрелов и повторил маневр, вернулся к ограде гостиницы, пригнулся ниже цоколя, чтобы голова и плечи не проецировались на фоне светлой стены, заскользил в сторону машины.

Оттуда, перекрывая подходы к переулку, молотили в пять стволов люди Славского. Нападающие азартно и дружно отвечали, так что бой разгорался неслабый.

Хорошо еще, что торопливая револьверная пальба навскидку да в темноте имеет скорее психологическое, чем практическое значение.

Джо, не получив соответствующей команды, не стрелял. И правильно делал. Потому что он-то и в темноте бил бы точно, наповал. Шульгин ухватился рукой за борт джипа.

— Все здесь?

— Я и Джо здесь, остальные — сами слышите… — отозвался из-под тента фон Мюкке.

— Общий отход. Сигналь, Джо, и медленно-медленно трогайся. Вы, Гельмут, крикните господину Славскому что-нибудь, непременно по-немецки…

Подействовало. На громовой, привыкший командовать в бою на палубе крейсера голос корветтен-капитана, продублированный Славским, в ближайшие секунды подтянулась вся группа. Похоже, без потерь. По крайней мере, все передвигались самостоятельно, продолжая палить наобум во все стороны.

— Быстро, быстро, в кузов, на подножки, пошел, Джо, гони, отрывайся с концами… — в азарте Шульгин не замечал, что командует по-русски, но роботу это было все равно, а остальным пока еще недосуг было вникать в такие пустяки.

Переводили дыхание, цеплялись пальцами за холодный металл и резину «запасок», стараясь удержаться, устроиться понадежнее, кто где оказался, внутри кузова и снаружи.

Из перпендикулярного улице темного переулка вдруг вывернулся черный автомобиль, сверкающий яркими ацетиленовыми фарами, намеревавшийся не то перегородить дорогу «Доджу», не то повиснуть у него на хвосте.

Гораздо более мощные электрические фары джипа мазнули по лобовому стеклу чужой машины, ослепляя водителя.

— Ну-ка, Джо, давай! Только аккуратно, вскользь. Всем держаться, крепче!

Тяжелым кованым бампером Джо ударил автомобиль в левое переднее крыло. Тот с грохотом и звоном бьющихся стекол отлетел в сторону. Послышались крики раненых или просто обозленных, перепуганных людей.

Кто-то из помощников Славского тоже не удержался за стойку тента, покатился кубарем по булыжнику.