Трое в одной лодке, не считая собаки - Джером Клапка Джером

сомнение: «А если он не захочет забрать нас и просто даст сдачи?» Не могли же мы всю ночь воевать с полисменами? Кроме того, тут была опасность пересолить и сесть за решетку месяцев на шесть.

В полном отчаянии мы побрели сквозь мрак туда, где, как нам казалось, находится четвертый остров. Но все было бесполезно. Дождь полил сильнее и, видимо, не собирался перестать. Мы вымокли до костей, продрогли и пали духом. Мы начали гадать, было ли там всего четыре острова или больше и вышли ли мы действительно к этим островам или куда-нибудь за целую милю от них, или, наконец, вообще забрели невесть куда? В темноте все выглядит так странно и непривычно! Мы начали понимать ужас маленьких детей, покинутых в лесу.

И вот, когда мы уже потеряли всякую надежду… да, я знаю, что во всех романах и повестях самые захватывающие события совершаются именно в этот момент, но у меня нет другого выхода. Начиная писать эту книгу, я решил строго придерживаться истины, и я намерен не отступать от этого правила, даже если некоторые выражения покажутся избитыми.

Итак, я вынужден сказать, что это случилось в тот момент, когда мы потеряли всякую надежду. Как раз когда мы потеряли всякую надежду, я внезапно заметил странный, таинственный свет, мерцавший откуда-то снизу, сквозь деревья на противоположном берегу. Свет был такой слабый и призрачный, что сперва я подумал о привидениях. Но уже в следующий миг меня осенила мысль, что это наша лодка, и я заорал так, что сама ночь, вероятно, вздрогнула на своем ложе.

С минуту мы подождали, затаив дыхание, и вот — о, божественная музыка во мраке! — до нас донесся ответный лай Монморанси. Мы подняли дикий рев, от которого проснулся бы и мертвый (кстати, я никогда не мог понять, почему люди не употребляют этот способ для оживления утопленников), и через час, как нам показалось, а на самом деле минут через пять, мы увидели освещенную лодку, медленно плывущую к нам, и услышали сонный голос Гарриса, спрашивающий, где мы.

В поведении Гарриса было что-то неуловимо странное, что-то непохожее на обыкновенную усталость. Он подвел лодку к берегу в таком месте, где мы никак не могли до нее добраться, и тут же уснул. Потребовалась чудовищная порция воплей и проклятий, чтобы снова разбудить его и вправить ему мозги. Однако в конце концов нам это удалось и мы благополучно взобрались на борт.

Вид у Гарриса был совершенно убитый, — это бросилось нам в глаза, как только мы очутились в лодке. Он производил впечатление человека, который пережил тяжкое потрясение. Мы спросили у него, что случилось. Он сказал: «Лебеди!»

По-видимому, мы устроили свою стоянку вблизи гнезда лебедей; вскоре после того, как мы с Джорджем отправились в Хенли, самка вернулась и подняла страшный шум. Гаррис прогнал ее, и она удалилась, но потом вернулась вместе со своим муженьком. Гаррис сказал, что ему пришлось выдержать форменное сражение с этой четой, но в конце концов мужество и искусство одержали победу и лебеди были разбиты в пух и прах.

Через полчаса они вернулись и привели с собой еще восемнадцать лебедей. Насколько можно было понять из рассказа Гарриса, это было настоящее побоище. Лебеди пытались вытащить его и Монморанси из лодки и утопить, он сражался как лев целых четыре часа, и убил великое множество, и все они куда-то отправились умирать.

— Сколько, ты сказал, было лебедей?

— Тридцать два, — сонно ответил Гаррис.

— Ты ведь только что сказал — восемнадцать? — удивился Джордж.

— Ничего подобного, — проворчал Гаррис, — я сказал двенадцать. Что я, считать не умею?

Мы так никогда и не выяснили эту историю с лебедями. Когда наутро мы стали расспрашивать Гарриса, он сказал: «Какие лебеди?» — и, видимо, решил, что нам с Джорджем все это приснилось.

Ах, как восхитительно было снова очутиться в нашей надежной лодке после всех пережитых ужасов и треволнений! Мы с аппетитом поужинали — Джордж и я — и были не прочь выпить пунша, только для пунша нужно виски, а найти его нам не удалось. Мы допытывались у Гарриса, что он с ним сделал, но Гаррис вдруг перестал понимать, что такое виски и вообще о чем идет речь. Монморанси же явно понимал, в чем дело, но хранил молчание.

Я хорошо спал в эту ночь и мог бы спать еще лучше, если бы не Гаррис. Смутно припоминаю, что раз десять просыпался ночью, так как Гаррис путешествовал по лодке с фонарем в руке, разыскивая принадлежности своего туалета. По-видимому, он провел всю ночь в тревоге за их сохранность.

Дважды он будил нас с Джорджем, чтобы выяснить, не лежим ли мы на его штанах. Во второй раз Джордж совершенно взбесился.

— На кой черт тебе среди ночи понадобились штаны? — возмущался он. — Почему ты не ложишься спать?

Когда я проснулся в следующий раз, Гаррис оплакивал пропажу своих носков. У меня сохранилось еще неясное воспоминание о том, как Гаррис ворочал меня с боку на бок, бормоча что-то о своем зонтике, который совершенно непостижимым образом запропастился неведомо куда.

Глава XV

Хозяйственные хлопоты. — Я люблю работать. — Ветеран весла; как он работает руками и как работает языком. — Скептицизм молодого поколения. — Воспоминания о первых шагах в гребном спорте. — Катанье на плотах. — Джордж демонстрирует образец стиля. — Старый лодочник и его повадки. — Так спокойно, так умиротворенно! — Новичок. — Плоскодонка. — Прискорбное происшествие. — Радости дружбы. — Мой первый опыт плавания под парусом. — Почему мы не утонули.

На следующее утро мы проснулись поздно и по настоянию Гарриса позавтракали скромно, «без излишеств». После этого мы вымыли посуду, все прибрали (нескончаемое занятие, которое внесло некоторую ясность в нередко занимавший меня вопрос: куда девает время женщина, не имеющая других дел, кроме своего домашнего хозяйства) и часам к десяти были полны решимости начать длинный трудовой день.

Для разнообразия мы постановили не тянуть в это утро лодку бечевой, а идти на веслах; при этом Гаррис считал, что наилучшее распределение сил получится, если я и Джордж возьмемся за весла, а он сядет у руля. Я был в корне не согласен с таким предложением; я сказал, что, по-моему, Гаррис проявил бы куда больше здравого смысла, если б выразил желание поработать вместе с Джорджем, а мне дал передышку. Мне казалось, что в этом путешествии львиная доля всей работы падает на меня. Такое положение меня не устраивало.

Мне