Странное путешествие мистера Долдри - Марк Леви

— Я завтра же поговорю с ним.

— Нет нужды, просто скажи, что больше не нуждаешься в его услугах. Если он лучший гид в городе, он быстро найдет других клиентов.

Алиса заглянула в глаза Мамы-джан:

— Вы не хотите, чтобы я тут работала?

— Я этого не сказала, вот тоже выдумала! Я тебя очень люблю, и клиентам ты нравишься, и я рада видеть тебя каждый вечер. Если бы ты ушла, мне стало бы скучно. Работай, как раньше, живи в своей комнате, где вид красивый и где тебе спится хорошо. Езди днем в Джихангир — и все будет отлично.

— Я поняла, Мама-джан, я подумаю.

Алиса сняла фартук, сложила его и положила на стол.

— Почему вы вчера поссорились с мужем? — спросила она, направляясь к дверям ресторана.

— Потому что я такая же, как и ты, дружок, у меня характер кремень, и я задаю много вопросов. До завтра! Беги домой, я за тобой запру.

Джан поджидал Алису на лавочке. Когда она проходила мимо, он неожиданно подошел, так что девушка вздрогнула.

— Я не слышала, как ты подошел.

— Извините, не хотел вас пугать. У вас лицо странное. В ресторане по-прежнему напряженно?

— Да нет, все наладилось.

— У Мамы-джан гроза быстро проходит. Идемте, я вас провожу.

— Мне нужно с тобой поговорить, Джан.

— Мне тоже, идемте. У меня для вас новости, и лучше я расскажу их по дороге. Причина, по которой учитель больше не встречает госпожу Йилмаз, в том, что она уехала из Стамбула. Она вернулась в родной город, чтобы провести там остаток дней. Сейчас она живет в Измите, у меня есть ее адрес.

— Это далеко? Когда мы сможем с ней повидаться?

— Где-то сто километров, час езды на поезде. Туда можно плыть и морем, я пока ничего не устроил.

— И чего ты ждешь?

— Хочу быть уверен, что вы действительно хотите с ней встретиться.

— Конечно, хочу. Почему ты сомневаешься?

— Не знаю, может, моя тетя права, не надо ворошить прошлое. Если сегодня вы счастливы, то зачем это нужно? Лучше смотреть вперед и думать о будущем.

— Мне нечего бояться прошлого, и потом, каждый должен знать свою историю. Я все время думаю, почему родители скрыли от меня эту часть моей жизни? Ты бы на моем месте не захотел это узнать?

— А если у них были на то причины, если они хотели вас защитить?

— Защитить от чего?

— От плохих воспоминаний.

— Мне было пять лет, и я ничего не помню. А ведь нет ничего более тревожащего, чем неведение. Если бы мне была известна правда, какой бы она ни была, я хотя бы поняла, почему от меня все скрыли.

— Может, то возвращение на пароходе было ужасным и ваша мама благодарила небо, что вы ничего не помните. Может, это и есть причина ее молчания.

— Я тоже так думаю, Джан, но это всего лишь предположение. И сказать по правде, я хочу, чтобы кто-нибудь рассказал мне о них, пусть даже всякие пустяки. Как мама одевалась и что говорила мне по утрам перед тем, как проводить меня в школу, какой была наша жизнь в квартале Румели, что мы делали по воскресеньям… Так я хотя бы ненадолго вновь соединилась с ними, хотя бы на время разговора. Так трудно расстаться с кем-то, если даже не смог попрощаться… я скучаю по ним так же, как в первые дни после их гибели.

— Вместо Джихангира я завтра повезу вас к госпоже Йилмаз. Только ни слова моей тетке. Я могу на вас положиться? — спросил Джан, когда они подошли к дому Алисы.

Она внимательно на него посмотрела:

— У тебя кто-нибудь есть, Джан?

— У меня очень много кого, мисс Алиса. Друзья и много родни — на мой взгляд, даже слишком много.

— Я хотела сказать, ты кого-нибудь любишь?

— Если вы хотите знать, есть ли в моем сердце женщина, я отвечу, что все красивые девушки Ускюдара ежедневно посещают его. Это ничего не стоит и никому не обидно любить тайком, верно? А вы кого-нибудь любите?

— Я первая задала вопрос.

— Что вам наговорила моя тетка? Она выдумала бы бог весть что, чтобы я перестал помогать вам в поисках. Она такая упрямая! Небось вбила себе в голову, что способна убедить вас, будто я собираюсь просить вашей руки. Уверяю вас, у меня нет таких намерений.

Алиса взяла Джана за руку:

— Я тебе клянусь, я ни минуты так не думала.

— Не делайте так, — вздохнул Джан, отнимая руку.

— Это просто дружеский жест.

— Может быть, но дружба никогда не бывает невинной у людей разного пола.

— Я не согласна, мой самый большой друг — мужчина, мы знаем друг друга с детства.

— И вы не скучаете по нему?

— Скучаю, конечно, пишу ему каждую неделю.

— И он отвечает на все ваши письма?

— Нет, но у него есть уважительная причина: я их ему не отсылаю.

Джан улыбнулся Алисе и попятился от нее в сторону.

— А вы никогда не задумывались, почему не отсылаете ему их? Думаю, пора прощаться, уже поздно.

Дорогой Долдри!

Пишу вам в полном смятении. Кажется, мое путешествие подошло к концу, однако сейчас я пишу, чтобы сообщить, что я не вернусь, по крайней мере, еще долго. Прочитав эти строки, вы поймете почему.

Вчера утром я встретилась с няней моего детства. Джан возил меня к госпоже Йилмаз, она живет на вершине мощеной улочки, которая раньше была просто земляной. Еще я должна сказать, что в конце этой улочки есть высокая лестница…

Как обычно, утром они покинули Ускюдар, но, как Джан и обещал Алисе, они отправились на вокзал Хайдарпаша. Поезд тронулся в девять тридцать. Алиса сидела, прильнув носом к стеклу, и пыталась представить себе свою няню и вспомнит ли она что-нибудь, увидев ее лицо. Через час поезд прибыл в Измит, они взяли такси, которое отвезло их на вершину холма, в один из старейших районов города.

Дом госпожи Йилмаз оказался гораздо старше своей хозяйки. Он был деревянный и сильно кренился набок — того и гляди, рухнет. Доски фасада едва держались на ржавых гвоздях без шляпок. Оконные рамы, изъеденные солью и сгнившие за много зим, почти вывалились из петель. Алиса и Джан постучались в дверь ветхого домика. Когда человек, которого они приняли за сына госпожи Йилмаз, проводил их в гостиную, Алиса почувствовала сразу несколько запахов: смолы — от дымившихся в камине дров, кислого молока — от старых книг, теплой сухой земли — от ковра и недавнего дождя — от старых кожаных сапог.

— Она наверху, — сообщил мужчина, указывая на лестницу. — Я ничего ей не говорил, просто сказал, что пришли гости.

И, поднимаясь по шаткой лестнице, Алиса ощутила запах лаванды от старых гардин, льняного масла, которым натирали перила, накрахмаленного белья. А комната госпожи Йилмаз пропахла нафталином — запахом одиночества.

Госпожа Йилмаз читала, сидя на кровати. Она опустила очки на кончик носа и взглянула на вошедших гостей.

Она оглядела Алису, замерла, испустила глубокий вздох, и ее глаза наполнились слезами.

Алиса видела перед собой лишь старую незнакомую женщину, но тут госпожа Йилмаз обняла ее и с плачем прижала к своему сердцу…

…Мой нос коснулся ее затылка, и я узнала прекрасный аромат моего детства, обрела запахи прошлого, запах поцелуев перед сном. Это воскресшее детство отозвалось шуршанием гардин, которые открывались по утрам, и голосом няни, кричавшей: «Ануш, вставай, там такой красивый корабль, иди посмотри».

Я вспомнила запах теплого молока на кухне, деревянные ножки стола, под которым так любила прятаться. Я услышала, как скрипят ступеньки под ногами моего отца, и внезапно передо мной возник рисунок тушью, а на нем два лица, которые я забыла.

Долдри, у меня было две матери и два отца, а теперь не осталось никого.

Госпожа Йилмаз еще долго плакала, гладила мои щеки и целовала меня. Она без конца бормотала мое имя: «Ануш, Ануш, малышка моя Ануш, солнышко мое, ты вернулась повидать старую няню». Следом за ней расплакалась и я. Я плакала о том, чего не знала, о том, что те, кто произвел меня на свет, так и не увидели меня взрослой, что те, кого я любила и кто меня вырастил, оказались приемными родителями, которые спасли мне жизнь. Меня зовут не Алиса, а Ануш, и прежде чем стать англичанкой, я была армянкой, а моя настоящая фамилия не Пендлбери.

В пять лет я была молчаливым ребенком, который отказывался говорить, и, никто не знал почему. Мой мир состоял из запахов, они и были моим языком. Мой отец был сапожником и держал большую мастерскую и два магазина по обе стороны Босфора. По словам госпожи Йилмаз, он был самым знаменитым в Стамбуле, и к нему ходили со всех концов города. Отец управлял магазином в Пере, а мама — в Кадыкёе, и каждое утро госпожа Йилмаз отводила меня в школу в маленьком тупичке Ускюдара. Родители много работали, но в воскресенье папа всегда возил нас на прогулку в коляске.

В начале 1914 года очередной врач сказал моим родителям, что моя немота не навсегда, что лечебные травы помогут мне спать спокойно и без кошмаров, а когда я вновь обрету спокойный сон, то начну говорить. Услугами отца пользовался молодой английский аптекарь, помогавший семьям, попавшим в беду. Каждую неделю мы с госпожой Йилмаз ходили к нему на улицу Истикляль.