Кыся - Владимир Кунин

— Руджеро, Руджеро! — простонал Шредер. — Ты просто сукин сын после этого! Будто ты не знаешь, что когда начинаешь формировать «русскую гончую» из обыкновенной длинной и тощей дворняги с вытянутой мордой и таким чудовищным врожденным пороком позвоночника, что ее спина становится круглой, как у настоящей «русской гончей», — так можно ожидать чего угодно! Я лично думаю, что она скончалась от радостного удивления, когда узнала, что отныне будет жить не в Мюнхенском Берг-ам-Лайме, а в Лос-Анджелесском Беверли-Хиллз…

— Господи! Какое счастье, что мы завязали с собаками и перешли только на кошек! — воскликнул Манфреди, и я услышал, как он стал открывать автомобиль. — Насколько они экономичнее собак, насколько тише, насколько удобнее в транспортировке…

Я почувствовал, как Шредер наклонился к клетке и снял с нее тряпку. Холодное желтое солнце ударило меня по глазам. От неожиданности и пережора я икнул и увидел, что автомобиль Шредера и Манфреда (куда там этой сволочи Пилипенко и придурку Ваське с их обосранным «Москвичом»!..) стоит в узенькой прелестной улочке, совсем рядом с совершенно незнакомым мне входом в Английский парк. Я знал, что парк очень большой, но даже и не подозревал, насколько он велик. Я был свято убежден, что за это время мы дошли до другого конца города…

— Тем более, что цены на собак сейчас во всем мире падают, а на котов и кошек — растут, — заметил практичный Шредер.

— По тем же причинам. По чисто экономическим соображениям, — сказал Манфреди и поднял мою клетку, чтобы поставить ее в автомобиль. — О, черт его побери!!! Какой он, действительно, тяжелый! Кошмар. Бедные кошки!.. Так повезем, или пусть поспит?

— Пусть, на всякий случай, поспит. На кой черт нам нужно, чтобы он запоминал дорогу!

— А в привидений ты еще не веришь?! — расхохотался Манфреди и достал из-под сиденья небольшой кожаный портфельчик.

— Нет, Руджеро. До этого я еще не дошел, — серьезно ответил ему Шредер. — Но, чем больше мы с тобой занимаемся кошками, тем чаще я начинаю задумываться над некоторой жутковатой фантасмагоричностью этих созданий. Мне иногда кажется, что мы у них — как на ладони. Вот посмотри на этого, например… Какой у него осмысленный взгляд, как он следит за твоими руками!..

— Ты кончишь в психиатрической клинике, — рассмеялся Манфреди. — Коты чрезвычайно любопытны и то, что он следит за моими руками — в этом нет ничего удивительного.

Плевал я на любопытство! Еще бы мне не следить за руками этого Руджеро Манфреди! Я и не пытался этого скрывать…

С возрастающей тревогой я смотрел, как Руджеро Манфреди вынимал из портфельчика аккуратно уложенный одноразовый шприц, ампулу с прозрачной жидкостью, ватку и небольшую пластмассовую бутылочку с кнопкой на горлышке.

А то я не знал, что это такое! Когда в прошлом году у меня заболел Шура Плоткин воспалением легких, то к нам приходила молоденькая участковая врачиха и сама трижды в день делала Шуре какие-то уколы. И трижды в день я видел шприцы, иглы, ампулы и ватки…

Врачиха была прехорошенькой и лечила Шуру как для себя. И не ошиблась в своих надеждах. Шура выздоровел и потом недели две день и ночь благодарил эту докторишку так, что мне иногда от их стонов и воплей хотелось с балкона выпрыгнуть. Так они меня достали своими благодарностями друг другу: Шура — докторишку за то, что она его вылечила, а докторишка — Шуру, за то, что тот выздоровел…

Поэтому я очень хорошо знаю, что такое шприц и ампула!

И если эти два жулика собираются сделать мне укол и усыпить меня — я им сейчас покажу, что такое, действительно, НАСТОЯЩИЙ РУССКИЙ КОТ, который всю свою жизнь — от рождения и до смерти — только и делает, что борется за свое существование!

Пусть они только ко мне приблизятся, пусть только попробуют вытащить меня из клетки!!! От них во все стороны клочья полетят!.. Уж если я профессионального убийцу — Алика, с его длинным и почти бесшумным пистолетом, не испугался, то…

Но ни Руджеро Манфреди, ни Эрих Шредер даже и не пытались открыть клетку. Установив ее на заднем сиденье автомобиля, Манфреди вынул из того же портфельчика небольшую кривую ручку, вставил ее в какое-то отверстие, кажется, у толстого дна клетки — мне, находившемуся непосредственно внутри клетки, это отверстие видно не было. Я мог о нем только догадываться.

А потом Манфреди стал медленно поворачивать эту ручку вокруг своей оси. Вначале я вообще не заметил ничего особенного, кроме скрипа под полом клетки. А потом вдруг сообразил, что на меня неумолимо надвигается боковая стенка всей клетки!

К моему ужасу, клетка становилась все уже и уже, и, наконец, стала настолько узкой, что я просто не мог в ней пошевелиться!

— Не бойся, котик, не бойся, — приговаривал Эрих Шредер. — Это обычная клетка — фиксатор. Мы тебе ничего плохого не сделаем.

Подонок! Как будто до этого он мне делал только хорошее!

Этот гад Манфреди крутнул еще полоборота ручкой, и теперь меня стиснуло между стенками так, что я чуть не лишился сознания!

Манфреди отбил кончик у стеклянной ампулы, набрал оттуда в шприц жидкость и сказал Шредеру:

— Кот зафиксирован. Ты будешь колоть?

— Коли, коли сам. Он на меня так смотрит… — отмахнулся от него Шредер и ласково сказал мне: — Не пугайся, котик. Сейчас ты у нас поспишь, отдохнешь…

— А представь себе, что кот тебе вдруг отвечает: «А не пошли бы вы, герр Шредер, ко всем чертям?!.» — разоржался Манфреди.

— Наверное, однажды так это и произойдет, — ответил Шредер.

Тут я ощутил легкий укол в задницу и почувствовал, как высвобождая меня, стала отъезжать стенка клетки. Я попытался встряхнуться, но ноги меня не держали и я рухнул на пол клетки.

Последнее, что я услышал, был смех Манфреди:

— Эрих, не затягивай с визитом к психиатру…

… А потом вдруг, откуда ни возьмись, я вижу Шуру Плоткина в нашей ленинградско-петербургской квартире!..

Шура мотается по захламленным и неубранным комнатам, бросает какие-то тряпки в чемодан, валяющийся на полу, и раздраженно говорит мне так, будто не видел меня всего часа три:

— Ну, где ты пропадаешь, Мартын?! Я с величайшим трудом выбиваю в Союзе журналистов путевки на Черное море, а ты и ухом не ведешь! Я пытаюсь оформить документы на тебя тоже, а мне говорят: «Предъявите кота». Я им говорю: «Он вот-вот явится…». А они мне: «Вот когда явится, тогда и будем оформлять!» А ты шляешься черт знает где!

— Шура! Шурик!.. — в отчаянии кричу я, и вдруг понимаю, что кричу НАСТОЯЩИМ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ГОЛОСОМ!!! — Мы никуда не можем уехать! Ни ты! Ни я!.. Я обещал Водиле, что ты присмотришь за его маленькой дочкой Настей! Шура, мы не можем его бросить в таком состоянии… Мы должны их немедленно разыскать!

Шура продолжает метаться, собирает вещи и спрашивает меня:

— Ты свое кресло будешь брать с собой на море?

— Плевал я на кресло! Плевал я на море!.. — кричу я в ответ. — Я вообще никуда не поеду!.. Что с тобой, Шурочка?! Что происходит?!

Шура неожиданно спокойно садится в мое кресло и говорит:

— Ты хочешь правды? Пожалуйста. Я отвык от тебя, Мартын. И ты сделал для этого все! Своими собственными лапами.

— Что ты говоришь, Шурик?! — заплакал я. — Это невероятно…

— Вероятно. И прости меня, Мартын… Я должен сказать тебе все. Случилось так… Короче, теперь у меня есть другая Кошка. Извини, Мартын, но я хотел быть честным до конца.

И тут я вижу, как на спинку кресла, в котором он сидит, откуда-то вспрыгивает та самая рыжая Киска, которая работала на этих страшных Кошко-Собаколовов — Пилипенко и Ваську. На которой погорел и я!..

— Ты с ума сошел, Шура! — в панике кричу я. — Эта рыжая блядь — примитивнейшая завлекуха! Известная Пилипенковская «подсадная утка»! Она заложит тебя в три секунды!.. На нее, как на живца, Пилипенко и Васька отлавливают лучших Котов, а потом умерщвляют их в институте физиологии или делают из них шапки!.. Ты хочешь стать шапкой, Шура?!! Так эта потаскуха тебе в два счета поможет!

— Мартын! — строго прерывает меня Шура. — Не смей говорить о ней в таком тоне. Ты, в первую очередь, делаешь мне больно. Я этого не заслужил.

— А я — заслужил?!! — ору я своим жутким Человеческим голосом. — А Водила — заслужил?! Его маленькая Настя — тоже заслужила?!

Тогда Шура встает из кресла и снова начинает собирать вещи. И эта рыжая стерва, не прекращая мурлыкать и тереться о Шурины ноги, помогает ему укладывать чемодан!..

— Что ты так волнуешься за своего Водилу и его Настю? — усмехается Шура. — Они сейчас в соседней комнате и ты можешь немедленно убедиться, что с ними все в порядке.

Я как умалишенный мчусь в соседнюю комнату и вижу исхудавшего м а л е н ь к о г о Водилу, завернутого в детское одеяльце. Рядом детский стеклянный рожок с соской…

Водила лежит на пустом книжном стеллаже рядом с письменным столом. На столе Шурина пишущая машинка без ленты. Все покрыто толстым слоем пыли. На верхней полке стеллажа сушатся пеленки…