Узкие улочки жизни - Вероника Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жаль, что она разочаровалась в Создателе: было бы немного легче найти аргументы в защиту продолжения жизни. Наверное, у меня не поднялась бы, что называется, рука уговаривать смертельно больного человека терпеливо ждать естественного завершения биологических процессов, но эта женщина вполне здорова и ещё полна сил, а значит, намеренная смерть в любом случае ляжет грехом сразу на две души. Допустим, старушке всё равно, что уносить с собой на тот свет, а я? Наберусь смелости и беспринципности, чтобы объяснить женщине, каким способом она может быстро и надёжно покончить с собой?
Эх, если бы она пришла в салон всего несколько дней назад, до того злосчастного утра, когда Кларисса Нейман шагнула из окна на каменный ковёр площади! Возможно, я бы согласился помочь, тем более, обнаружив в сознании старушки поле, готовое для любого влияния. Но с тех пор что-то изменилось то ли в мире, то ли во мне. Вернулось нечто до боли знакомое. И пока не удастся предотвратить хотя бы одну смерть, я буду чувствовать ту самую клятую неуверенность, которая уже дважды стоила мне желанного триумфа...
Вам не повезло, фрау. Вы будете жить. А я на Страшном Суде как-нибудь вымолю прощение у Господа за то, что пошёл наперекор человеческой воле.
— Ещё один вопрос. Маленький. Расскажите, как вы обычно проводите свой день?
Она если и удивилась, то ничем не показала этого. Наверное, устала от ожидания так же сильно, как я — от размышлений.
— В моём теперешнем распорядке нет ничего примечательного.
— И всё-таки?
— Я просыпаюсь на рассвете, завтракаю, выхожу в город за покупками, возвращаюсь к обеду, занимаюсь домашними делами, перед ужином гуляю в парке: мой дом совсем рядом с Зеехайн, и каждый вечер я прихожу на одну и ту же скамейку...
Зацепка или нет? Рискну проверить.
— Каждый вечер? Независимо от сезона и погоды?
Старушка утвердительно кивнула.
— Эта привычка возникла у вас давно?
Она задумчиво призналась:
— Не очень. Но я не поручусь за точную дату, хотя... Да. Я начала гулять вечером вскоре после того, как моя дочь...
А сейчас я стану самым злостным обманщиком всех времён и народов.
— Подумайте и скажите: у вас была причина в тот, самый первый раз, прийти в парк?
— Наверное.
— Какая? Не думаю, что вы желали общения с людьми, а Зеехайн в вечернее время всегда полон народа. И всё же, вы направились туда. Один раз, потом второй, третий... И вчера вы тоже были там?
Старушка невольно начала нервничать:
— Конечно. Но к чему вы клоните?
— В прежние годы вы любили по вечерам гулять в парке?
— Я... Может быть, но я не помню точно.
— А теперь внимательно послушайте меня, прошу вас. С мгновения зачатия человек начинает обрастать привычками, дурными, хорошими... Всякими. Каждое действие, произведённое им самим или произведённое с ним, откладывается в памяти тела и сознания. Каждое чувственное переживание меняет нас, пусть незаметно, но неотвратимо. Да, с возрастом начинаешь думать, что ты уже такой, как есть, и даже божий промысел не способен внести в твой характер малейшие коррективы. Но зачем Господу утруждать себя тем, что с успехом исполняют даже бытовые мелочи?... Вы ходите в парк каждый вечер не просто так, уверяю вас. Можете думать, как и что угодно, но ваши прогулки предопределены.
— Кем?
— Вами самой. Человека удерживает от смерти только одно: чувство неоконченных дел.
— Но у меня не осталось...
— У вас? Вполне возможно. Ваших личных дел. А как быть с общественными?
Она гордо подняла подбородок:
— Я никому не обязана.
— Отнюдь. Вы очень обязаны. Миру.
Если я хотел вконец спутать мысли старушки, это мне удалось. Непонимание и обида столкнулись с тем, что прячется под слоем сознания, но имеет на человека больше влияния, чем громы и молнии. Столкнулись с привычкой и... Начали отступать.
— О чём вы говорите?
— Мир, при всей его бесконечности, ограничен в возможностях. Даже в количестве людей. Где-то всплеск рождаемости? Значит, в другом месте — кровопролитная война или эпидемия. Мы рождаемся, потому что должны были родиться, уж с этим-то спорить не будете? Но если наше рождение предопределено заранее, то и час нашей смерти назначается вовсе не нами. Вы живёте до сих пор не из страха сделать что-то не так, а потому что чувствуете: чего-то вы ещё не сделали.
— И... что это может быть?
Я пожал плечами:
— Не знаю. Да и вы, скорее всего, не знаете. Зато знает он. Мир, некогда принявший вас и поставивший на уготованное только вам место. И пока вы не сыграете свою партию до конца, не освободитесь. Можете верить или нет, ваше право. Но подумайте хотя бы о следующем. Каждый вечер вы проводите в парке, наблюдая за жизнью, продолжающейся вокруг. И вполне может быть, что именно ваше присутствие там не позволяет совершиться чему-то... ужасному.
— Ужасному?
— Например, преступлению. Или несчастному случаю. Ведь если вы увидите, как в пруду тонет ребёнок, вы позовёте на помощь или попробуете помочь сами, верно?
— Вы хотите сказать...
— Только одно: если вы ходите каждый вечер в парк, это необходимо ещё кому-то кроме вас. Пусть и одному-единственному человеку на свете. Вернее, необходимо его будущему, которое не состоится без одинокой пожилой фрау, каждый вечер встречающей закат на парковой скамейке.
Она молчала долго, веря всем сердцем и одновременно отчаянно боясь превратить веру в уверенность. А я с нетерпением ждал, что получится из моей нелепой, но вполне искренней проповеди. В конце концов, и себя мне в последние годы удавалось утешить только тем, что моё существование кому-то может пригодиться. Надеюсь, пригодилось. Может быть, и я поступил на работу в салон лишь для того, чтобы в один прекрасный день встретить эту самую старушку? Встретить и... Но остальное уже в руках Господа. И мира.
— Скажите, а когда произойдёт то, что как вы говорите, не даёт мне пока уйти... Я умру? Я смогу умереть?
— Вы сможете исполнить ваше желание, в этом я не сомневаюсь.
— Что ж, — Женщина решительно кивнула и встала со стула. — Если вы правы, мне в самом деле есть ещё, чем заняться. Но если нет...
— Давайте проверим, только и всего. Любая теория всегда нуждается в экспериментальном подтверждении.
— Надеюсь, ваша теория верна.
— Рано или поздно мы это узнаем.
Или убедим себя, что узнали. Но какая разница? Знание — всего лишь иллюзия объяснения, попавшая в резонанс с нашим собственным мироощущением, ведь недаром одни школьники любят точные науки, а другие предпочитают изящную словесность. Каждому своё, как говорится. И я не исключение: внушил женщине то, о чём она никогда не задумывалась. Потешил собственный эгоизм, отказавшись выполнять желание клиента. Ох, чувствую, всыплет мне хозяйка по первое число! А если учесть, что у нас только-только наступило седьмое... Перспектива безрадужная. Зато привычная.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});