Ассирийские танки у врат Мемфиса - Михаил Ахманов

Поднял я дротик и швырнул в его щит. В самой середине засело острие, и мой противник, сын греха, не смог его вытащить, как ни старался. Пришел он в великий гнев, испустил вопль, отшвырнул свой щит и бросился на меня с подъятым топором. Вот пришло мое время! Знал я, что гнев – плохой пособник в битве; застилает гнев глаза и не видит гневный, куда нанесут ему удар, куда поразят его копьем или стрелой.

Согнул я свой лук, метнул стрелу, и попала стрела тому воину в шею, но не убила. Закричал он от страха и рухнул в пыль, и была кровь на шее его, и была кровь на плече. Не медлил я, подбежал к нему, вырвал из рук боевой топор и поразил его в темя. И вот мертв он, пища Анубиса, и вот ноги мои на его спине, и вот клич мой летит над ристалищем! А меч мой чист – убил я врага его топором!

И когда свершилось это, подал я знак своим сыновьям, и ринулись они на завистников, как львы на трусливых гиен. И вздрогнула земля, и затмилось тучами солнце, и было в тот день много крови.

Убил я врагов и вошел в дома и хлева их, и наступил ногой на их поля, и взял их оружие и колесницы, их плоды и зерно, и добро их приумножило мои богатства. То, что замыслили они против меня, я сотворил против них, и властитель мой Амуэнши сказал: «Это справедливо». И не было в Верхнем Ретену человека, поднявшего голос против меня.

О той смуте и моих деяниях узнали в финикийских городах, узнали в стране Син и стране Джахи, и докатилась слава моя до Черной Земли. Междоусобица там утихла, не было в живых смутьянов, и Сенусерт, великий фараон – жизнь, здоровье, сила! – правил там по милости Амона. Сказали ему обо мне, и возрадовалось его сердце, и молвил он так: «Сильный муж всюду силен, разумный всюду разумен. Но хорошо ли, что сила его и разум служат чужому владыке? Разве он не сын Та-Кем? Воистину сын из лучших сыновей, ибо не запятнал рук своих кровью соплеменников!»

И сказав это, отправил царь и благой бог послов в страну Иаа. Пришли они ко мне, и развернули свиток с царской печатью, и сообщили, в чем воля фараона, а слова его были такими:

«Ведомо мне, что ты, Синухет, странствовал в чужих землях, убоявшись за честь свою и не желая проливать родственной крови. Хвала Амону, миновали те тяжкие времена! Чего теперь ты страшишься? Маат видит, чист ты предо мной, и нет на тебе вины и не будет, если ты вернешься. Дом твой уцелел, и уцелело имущество, и живы твои слуги, и молят они за тебя богов. Вернись, Синухет! Ведь ты уже не молод, и пора тебе думать о достойном погребении. Разве не хочешь ты упокоиться в родной земле? Разве не хочешь, чтобы тело твое умастили бальзамами и покрыли пеленами из тонкого полотна? Разве не хочешь лечь в саргофаг из кедра, не хочешь, чтобы проводили тебя вельможи, и жрецы, и музыканты, как провожают ближних фараона? Или решил ты умереть в чужой стране, где тело твое накроют козьей шкурой и забросают землей? Вернись, Синухет! Знай, нет радостного дня у человека на чужбине, и горек там мед, а вино не утоляет жажды».

Услышал я эти слова владыки, и силы меня покинули, и упал я на живот, и захватил пальцами прах с земли, и посыпал свою голову. И сказал: «Есть ли большее счастье, чем вернуться на родину? О боги, боги! Дожил я до этого дня, и сердце мое ликует!»

Но нет сладкого вкуса без горького, нет тепла без холода, нет радости без горя. Понурились мои сыновья, заплакала жена, опечалились воины и слуги, и потемнел лицом Амуэнши. Но был он мудр и не стал меня удерживать. Служили у него люди из Черной Земли, мои соплеменники, и было известно Амуэнши, что всякий сын Та-Кем желает упокоиться на родине; там и только там пропоют над усопшим нужные гимны, скажут нужные слова и вложат в руки мумии Книгу Мертвых. Не похожи мы на других людей, ибо знаем: надо уходить в Страну Заката из своей земли, уходить по стародавним обычаям. А куда я мог уйти из владений Амуэнши?.. Прав был фараон, мой владыка, когда сказал: «Вернись, Синухет! Или решил ты умереть в чужой стране, где тело твое накроют козьей шкурой и забросают землей?»

Утешил я жену и детей своих как мог и стал собираться в дорогу. Не чужие были они для Амуэнши, и поклялся он, что сыновья унаследуют мою власть и имущество и будут впредь его опорой – такой же, какой был я. Распрощался я с ними, и вышел в путь вместе с посланцами фараона, и разрывалось мое сердце от горя и радости. Навсегда покинул я близких своих, и это было горе; шел я на родину, в землю предков, и то была радость. Не так жаждал я царской ласки и благоволения, как хотел увидеть дом свой, и течение Хапи, и пальмы на его берегу, и наши святилища, и людей, похожих на меня; хотел услышать речь Та-Кем, вдохнуть запахи отчизны и послужить ей в срок, какой отмерили мне боги и судьба. Что бы ни говорили жрецы, даже фараон, светлый наш Гор, не вечен, а Та-Кем стоял, стоит и будет стоять.

Вот отправился я в дорогу с посланцами владыки моего, и шли мы к великим финикийским городам, что стоят у моря Уадж-ур, а затем вдоль побережья в страну Син, а затем повернули к дельте Хапи, к Нижним Землям благословенного Та-Кем. Увидел я Реку, и возликовало мое сердце, увидел храмы, и вознес богам молитву, увидел поля с зелеными ростками, и деревья в цвету, и виноградники, и усталость меня покинула. Вдохнул я воздух родины и сказал: «О Амон! Нет краше земли твоей! Счастье почитать тебя, счастье жить на этих берегах и счастье уйти отсюда в Страну Запада!»

По Реке мы плыли на судне с тридцатью гребцами, и причалило судно у дворца фараона, светлого Гора, и господин мой Сенусерт, коего помнил я еще царевичем, вышел ко мне и позволил припасть к его стопам. А после обнял он меня и произнес: «Ты прибыл, Синухет, ты прибыл! Ты услышал мой зов! Да будешь ты награжден и возвеличен!»

И сделалось по сему. Вернул повелитель мои владения, и все в них было целым – и дом мой, и сады, и поля, и стада, и люди мои, хоть немногие из них помнили меня и знали, кто их князь и господин. И приумножил царь мои богатства, дал во владение многие земли и, призвав зодчих, повелел устроить мне усыпальницу, достойную князя и вельможи. И рука царя не скудела, и всякий день видел я улыбку на лице его. Воистину был я награжден и возвеличен!

Но в том ли радость? В том ли, что царь милостив к слуге своему, с которым некогда делил тяготы битв и походов?.. И, думая об этом, я повторял снова и снова: даже фараон не вечен и преходящи его милости, а Та-Кем, прекрасный мой Та-Кем, стоял, стоит и будет стоять. Будет стоять, пока не иссякли любовь и доблесть в сердцах его сыновей.

Андрей Балабуха

Прошлое в будущем, или дуэт «бабочников» и «веточников»

Египет! сила странная в неяркости твоей!

Le Cousinage est un Dangereux Voisinage[64]

Между Древним Египтом и нашим отечеством явственно прослеживаются, как очень точно, хотя и по совсем иному поводу сказал тот же Валерий Яковлевич Брюсов, «тайные властительные связи», некое странное сродство.

Но позвольте! Как такое возможно? Где Египет, где Русь, что общего между Северной Африкой и Восточной Европой? К тому же, строго говоря, Древний Египет кончился за тридцать лет до Рождества Христова с падением династии Лагидов, иначе именуемых Птолемеями, то есть со смертью царицы Клеопатры. А Древняя Русь (хотя куда справедливее все-таки вослед европейским историкам называть ее Средневековой Русской державой, дабы не ставить в один хронологический ряд с Древней Грецией, Древним Римом и иже с ними) началась, по сути дела, с призвания варягов, то есть с вокняжения Рюрика в 864 году. Разрыв в девятьсот лет!

Оставим в стороне псевдоисторические построения, выводящие, например, древних египтян из причерноморских степей, где обитали представители трипольской, древнеямной и майкопской археологических культур (вследствие чего предками неджесов и роме становятся, заметьте, наши прародители – некий «славянский праэтнос»!). Спекуляции – на то они и спекуляции.

А вот вышеназванное родство все-таки существует.

И не только в том оно заключается, что наше, казалось бы, исконное выражение «сокол ты мой ясный», как убедительно доказал в одном из своих историко-филологических эссе мой покойный друг Александр Александрович Щербаков, пусть не прямиком, но косвенно восходит к египетскому соколу Гору.

И не только в том, что русских объединяет с древними обитателями долины Нила дивное умение испытывать на чужбине, как бы хорошо они там ни устроились, к каким бы вершинам ни были вознесены судьбой, нестерпимую ностальгию по родным березам или зарослям папируса. Кто не верит – пусть прочитает ту самую древнеегипетскую «Повесть о Синухете», к тексту которой постоянно обращается герой ахмановского романа.

И не только во врожденном всенародном пристрастии к великим стройкам – еще нарком Лазарь Моисеевич Каганович сравнивал Днепрогэс и Беломорканал с египетскими пирамидами (о канале, соединявшем некогда Нил с Красным морем, он, похоже, не знал), тем самым невольно, а может, и вполне сознательно проговариваясь, что сооружено и то, и другое рабским трудом. Ну как тут не вспомнить сонет все того же поэта-символиста Брюсова: