Микки-7 - Эштон Эдвард

Она смотрит на меня с недобрым прищуром, и я снова чувствую, как по шее пробегает тот же холодок, что и сегодня утром.

— Я поискала информацию о корабле Тесея. Ты отвратительно его описал.

— Пожалуй, — соглашаюсь я. — Сам знаю. Мне казалось, я хорошо усвоил эту историю в период подготовки, но потом, когда начал рассказывать, сразу понял, что на самом деле ничего не запомнил.

— Вот удивительно. Ведь это довольно точная аналогия твоей жизни. Странно, что она не врезалась тебе в память.

Я пожимаю плечами:

— Извини.

Она кивает.

— Довольно веский аргумент в твою защиту, тебе не кажется?

Я пытаюсь ответить, не знаю, что сказать, и пробую заново:

— Кошка, я запутался. К чему ты клонишь?

— К тому, что мне надо знать: точно ли ты Микки Барнс, или ты совсем другой парень, разгуливающий по базе в его одежде?

— Я уже сказал тебе: не знаю. Я помню все, что рассказала мне Джемма на станции «Гиммель», и ощущаю себя тем самым парнем, что жил когда-то на Мидгарде, но… не могу сказать наверняка.

Вот она, оборотная сторона медали. Нет никаких реально измеримых показателей, сравнение которых покажет, являюсь я одним и тем же человеком или нет, а значит, нет никакой возможности подтвердить достоверность моих слов. На этот вопрос не существует ответа.

— Тем не менее, — говорит Кошка, — ты точно так же не можешь сказать, что ты не тот самый парень, так?

— Да, — соглашаюсь я. — Похоже, так.

На это она ничего не отвечает. Некоторое время мы сидим молча. Я собираюсь спросить, закончили или как, но тут Кошка внезапно прерывает молчание:

— Знаешь, последние два дня я много думала.

— Кхм, — откашливаюсь я. — Хорошо. И о чем?

— О смерти. Я думала о том, каково это — умереть. Мне всего тридцать четыре года. Казалось бы, можно не беспокоиться на эту тему еще по крайней мере лет пятьдесят, а вот поди ж ты.

Любая первооткрывательская колония — опаснейшее место. Интересно, а в обучении охранников тоже делали на это особый упор или только меня готовили к худшему? Однако возможности расспросить Кошку мне так и не предоставляется, потому что она, по-видимому, услышала все, что хотела услышать. Она встает и протягивает мне руку:

— Знаешь, ты мне нравишься, Микки.

— Спасибо, — говорю я. — И ты мне тоже.

— Нет, — качает она головой. — Ты не понимаешь. Если бы не эта проблема… с твоим двойником…

Если бы не эта проблема, вчерашнюю ночь я провел бы с Нэшей, а не с ней, но сейчас, наверное, не самое подходящее время, чтобы сообщать такую новость. Я пытаюсь придумать что-нибудь утешительное, а она вдруг притягивает меня за шею и яростно целует — да так, что прикусывает мне до крови нижнюю губу. Потом Кошка отступает назад, грустно улыбается и открывает дверь.

— Передай от меня привет своему второму «я», ладно?

Я таращусь на нее, уронив челюсть, а она уходит.

Когда я возвращаюсь к себе, дверь в отсек заперта. Я показываю окуляр, дожидаюсь щелчка и поворачиваю ручку. Внутри темно, но из коридора падает полоса света, и я вижу, что на моей кровати лежат два человека.

Два обнаженных человека.

Один из них Восьмой. Вторая — Нэша.

Я замираю как вкопанный. Даже не знаю, что я сейчас должен чувствовать. Ревность? Гнев?

Жуткое унижение?

— Входи, — говорит Восьмой. — И дверь закрой.

— Но ты… — бормочу я. — Какого хрена, Восьмой? Ты что творишь?

— Извини, — говорит он. — Я думал, ты снова проведешь ночь с Чен. Или что она тебя убьет.

Нэша приподнимается на локте:

— Вы спите с кем-то еще?

— Нет, — говорю я. — То есть да, я спал в ее комнате, но мы не…

— Неужели, — цедит Нэша. — Еще скажи, что вы просто обнимались.

Я собираюсь возразить, но вдруг понимаю, что она смеется надо мной.

— Прости, — говорю я. — А ты спала с Восьмым.

— С Восьмым? — переспрашивает Нэша. — Вы теперь так друг друга называете? Седьмой и Восьмой?

— Ага, — говорит Восьмой. — А что, есть предложение получше?

— Нет, — улыбается она. — Это даже мило.

— Восьмой, — зову я.

— Седьмой, — откликается он. — Дверь закрой.

Я так и делаю. В комнате темно, и мой окуляр переключается в режим ночного видения. Восьмой отображается тускло-оранжевым. Нэша яркая, так и полыхает красным. Я сажусь в кресло за столом и прячу лицо в ладонях.

— Рассказывай, — требует Восьмой. — Как прошла встреча с Чен?

Я поворачиваюсь к нему:

— Что? Да какая разница! Кого волнует Чен? А вот что ты делаешь, Восьмой?

— Ты серьезно спрашиваешь? — удивляется он. — Мне казалось, это очевидно.

— Нет! — Я повышаю голос. — То есть… да пошел ты, Восьмой! Ты понимаешь, что я имею в виду!

— Восьмой уводит твою женщину, — почти по-кошачьи мурлычет Нэша с довольным видом. — И что ты собираешься с этим делать?

— Восьмой! — снова взываю я. — У нас ведь был с тобой разговор. Почему ты не посоветовался со мной, прежде чем втянуть в это Нэшу?

— Ой, расслабься, — машет она рукой. — Не сдам я вас, извращенцев, командиру. Даже не собираюсь.

— Мы не извращенцы, — злюсь я. — Это был несчастный случай.

— Я рассказал ей, что случилось, — говорит Восьмой. — Она тебя просто подначивает. А если серьезно, что там с Чен? Она не пыталась тебя убить?

— Чен? — интересуется Нэша. — Это вчерашняя охранница из кафетерия?

— Да, — говорю я. — Она самая. Ты еще обещала выпотрошить ее, как рыбу.

— Только если она к тебе прикоснется. Она прикасалась к тебе, Микки?

— Нет, — говорю я. — То есть вроде как да, но… секс ее не интересует, во всяком случае сейчас. Вся эта история с моим двойником отбила у нее всякое желание, даже если оно и было.

— Не удивлена, — замечает Нэша. — Почти все охранники — ханжи со сжатыми булками.

— А меня волнует предыдущий момент, — встревает Восьмой. — Чен знает о нас?

— О да, — ерничаю я, — еще как знает. Возможно, нас выдало чудесное исцеление чьей-то руки, которую меньше часа назад она видела в повязке. А еще кто-то растрепал, что весь день трудился в сельхозотделе, хотя до этого я сказал ей, что у меня выходной.

— Блин, — сокрушается Восьмой. — Плохо дело. И на чем вы договорились?

Я вздыхаю.

— Честно? Понятия не имею. Она не грозилась нас сдать, и это хорошо. Однако не обещала молчать, и это уже не так хорошо.

— А ты не думал выпустить ей кишки? — спрашивает Нэша. — Потом выбросишь труп неподалеку от главного шлюза и доложишь, что ее поймал ползун. Нет человека — нет проблемы.

Восьмой ржет.

— Если кому-то сегодня и могли выпустить кишки, то уж точно не Чен.

— Это правда, — соглашаюсь я. — Так что не понимаю, почему ты хихикаешь. Если меня приговорят к трупосборнику, ты отправишься вместе со мной, не забывай об этом.

— Никто никого не отправит в трупосборник, — заявляет Нэша. — Чен тебя не выдаст.

— Да неужели? И почему?

Я, конечно, тоже так считаю, однако причины Нэшиной уверенности, похоже, сильно отличаются от моих.

— Потому, — говорит она. — Обратка замучает.

— Какая обратка? — не понимает Восьмой.

— Такая, — объясняет Нэша. — Я ведь этого так не оставлю, я ей отомщу.

Логично. Я бы не решился перебегать Нэше дорогу.

Впрочем, я бы и с Кошкой не рискнул связываться. Охранники из службы безопасности — жуткие типы.

— Слушайте, — говорит Нэша, — все обойдется. Вам нужно просто залечь на дно, пока один из вас не погибнет, выполняя очередное тупое самоубийственное задание. Тогда оставшегося в живых зарегистрируем как Микки-девять, и все мы будем жить долго и счастливо.

— Угу, — бурчит Восьмой. — Только не все.

— Верно, — соглашается Нэша. — Ну, почти все.

— Не знаю, ребята, — говорю я. — Прошло всего два дня с тех пор, как Восьмой вышел из резервуара, а о нас уже знают двое. Такими темпами через пару недель вся колония будет в курсе. Я не уверен, что смогу умереть так быстро.