Гавань измены - Патрик О'Брайан

В последнее время Джек был недоволен собой: хотя в результате его действий в Ионическом море французов вышвырнули из Марги, он по собственному опыту знал, сколь многое зависит от удачи и безупречного поведения турецких и албанских союзников. Ещё он потопил «Торгуд». Но это скорее походило на бойню, чем на грамотно спланированное сражение, и не могло излечить его глубокое недовольство.

Казалось (иногда он начинал наблюдать за действиями Джека Обри с определённого расстояния, почти наверняка зная, что движет им в тот или иной момент), что его репутация на флоте сложилась только благодаря двум-трём успешным действиям, морским сражениям, хотя и не особо значительным, но которые он вспоминал с удовлетворением, но те давно уже остались в прошлом, и сейчас люди, чьим мнением Джек дорожил, намного выше оценивали заслуги полудюжины других офицеров. Молодой Хост, например, в Адриатике творил просто чудеса, хотя находился ниже Джека в капитанском списке.

Будто участие в бегах: несмотря на поздний старт, Джек неплохо себя проявил, но не смог удержать лидерство, и его обошли. Может, ему не хватило выносливости, или он принимал ошибочные решения, а возможно, ему просто не хватило того самого безымянного качества, которое кому-то приносит успех, а кого-то избегает, хотя и те, и другие прикладывают равные усилия.

Он точно не знал, в чем причина, и иногда мог с полным убеждением сказать, что всё это — просто рок, другая сторона той удачи, что сопутствовала ему после двадцати и даже немного после тридцати лет, и это просто восстановление равновесия.

Но бывали дни, когда Джек чувствовал, что его глубокая обеспокоенность — это неоспоримое доказательство какой-то вины, и что, хотя он сам не мог её назвать, но она достаточно ясна остальным, особенно власть предержащим: во всяком случае, множество хороших назначений отдали другим, а не ему.

— Сэр, — произнес Хайрабедян, — вот и Катия.

Джек поднял взгляд — он ехал так легко, так идеально, что глубоко погрузился в свои мысли и удивился, увидев совсем неподалеку маленький городок. Слева расстилались рощи финиковых пальм, видимо, растущих прямо в песке, справа — бирюзово-голубой купол мечети, а между ними — дома с белыми стенами и плоскими крышами.

Дорога уже влилась в караванный путь в Сирию — широкий, прямой как стрела тракт, ведущий на восток, и далеко впереди вереница груженых верблюдов шагала в сторону Палестины.

При въезде в город всадники миновали огромную кучу мусора рядом с колодцами, с которой взлетела стая разнообразных стервятников.

— Что это за птицы? — спросил Джек.

— Мальчишка говорит, что черно-белых называют «фараоновы курицы», — сказал Хайрабедян, — а больших темных кличут «дети отбросов».

— Надеюсь, что доктор их увидит, — произнес Джек. — Он любит всяких птиц, независимо от происхождения.

«Боже, как же печет», — подумал он, поскольку сейчас, когда лошади перешли на шаг, к неподвижному воздуху добавлялось отражённое от сияющих стен города тепло, а заходящее, но все еще свирепое и жаркое солнце припекало спину.

Катия — городок небольшой, но в нем имелась необыкновенно хорошая кофейня: мальчишка провел их через узкие, пустые и сонные улочки в её внутренний дворик и пронзительным, но властным голосом кликнул конюхов. Джек был рад видеть, что этих лошадей здесь хорошо знали: Амину обхаживали, будто королевскую особу.

Они вошли в большое полутемное помещение с высоким потолком и решетчатыми, незастекленными окнами, затененными зеленой листвой. Посреди комнаты располагался фонтан, который с трех сторон огибала широкая скамья; и на ней, скрестив ноги, сидели группки мужчин, молчаливо покуривая кальян или вполголоса беседуя.

С их приходом разговоры стихли, но уже через секунду возобновились, все так же негромко. В воздухе витала восхитительная прохлада, и, пока юноша вел их в укромный уголок, Джек сказал сам себе: «Если я сяду здесь без движения, возможно, со временем пот перестанет струиться у меня по спине».

— Мальчишка собирается сказать бею, что вы здесь, — сообщил Хайрабедян. — Говорит, что он единственный человек, который может потревожить его в такое время без опасности для себя: он также отметил, что, раз мы всего лишь христиане, то можем заказать еду и питье, если пожелаем.

Джек сдержал ответ, который, само собой, вертелся у него на языке, и хладнокровно сказал, что предпочитает подождать. Это не только невежливо по отношению к этим бородатым джентльменам — есть и пить, когда им нельзя, но также вполне могло раздосадовать бея, если он войдет и обнаружит, как Джек пинтами поглощает шербет, который жаждет глотнуть и сам бей.

Он сидел, слушая фонтан, и постепенно его стала наполнять прохлада. И хотя дневной свет уже погас, его разум всё ещё пребывал в опьянении от скачки на той прекрасной кобыле. Но это ощущение сразу прошло, когда Джек увидел быстро возвращающего мальчишку, сердце кольнула тревога. Мальчик, очевидно, ел на бегу: он спешно что-то дожевал, обтёр крошки вокруг рта и крикнул:

— Идёт!

И он действительно пришёл. Небольшая аккуратная фигура с седой подстриженной бородой и усами, в плотно охватывающем голову тюрбане и простой незатейливой одежде. О его высоком положении говорили только ятаган с богатой нефритовой рукоятью и превосходные красные сапоги. Он направился прямиком к Джеку и на европейский манер пожал ему руку. Джек с огромным удовольствием отметил, что его вполне можно принять за родного брата Шиахан-бея, его бывшего союзника в Кутали, искреннего и открытого турка.

— Бей приветствует вас и спрашивает, вы уже прибыли? — перевел Хайрабедян.

Этот вопрос был настолько армейским, что Джек сразу почувствовал себя, как дома: ответил, что прибыл, поблагодарил бея за гостеприимство и выразил радость от встречи с ним.

— Бей спрашивает, не желаете ли чего-нибудь освежающего?

— Сообщите бею, что я буду счастлив испить шербет, когда он сам посчитает нужным.

— Бей говорит, что он был в Акре с лордом Смитом, когда Бонапарт потерпел поражение, и сразу узнал ваш мундир. Он желает, чтобы вы прошли с ним в беседку покурить кальян.

В уединённой беседке вокруг сосуда с бурлящей водой расспросы продолжились, но уже в прямой и открытой форме, как и надеялся Джек. Мурад призывал капитана Обри подождать до новолуния и конца Рамадана — поскольку его эскорт состоял из янычар, строгих ревнителей веры, — то они вряд ли смогут подолгу маршировать по жаре до самого вечера без пищи и воды. Осталось уже недолго до Шекер-байрама, праздника в завершение поста, когда и капитан и бей смогут пировать вместе целый день.