Бешеный прапорщик - Зурков Игорь

— У нас бронь на два места в этом вагоне! Как Вы смеете?

И ответ шныря, масляным взглядом обволакивающего девушек. Причем так, что вторая медсестричка инстинктивно пытается спрятаться за мою милую… Убью гаденыша!

— Барышни! Нам нет дела до вашей брони! Мы должны уехать в этом поезде! Освободите проход! Прочь с дороги!

Ну ни… себе!!! Это что тут такое происходит?! Вперед! Пробираюсь почти вплотную. Еще пару метров!

— Сударь, я Вам повторяю, у нас бронь, подписанная начальником станции! Это — наши места!

Шнырь пытается взять девушек под локотки и отвести в сторону:

— Мамзели, господин титулярный советник выполняет особое поручение губернской управы! И нам начхать на ваши бумажки! Отойдите!!!

Твою ж мать! Я уже рядом! Что делать?..

Пока мозг думает, руки моментально принимают решение. Шашка, молнией блеснув на солнце, упирается в стенку вагона, отделяя чинушу от входа. Потом поворачивается лезвием в сторону скандалиста и замирает в нескольких сантиметрах от его шеи. Точнее, — от того места, где она должна находиться. Вот это кабанище! Как в том анекдоте: "Метр шестьдесят на метр шестьдесят на метр шестьдесят. Где будем делать талию?". Вместо шеи — гирлянда из второго, третьего и остальных подбородков. Морда бледнеет, заплывшие жиром глазки фокусируются на блестящем лезвии. Сзади слышится:

— Ах!.. Денис!..

Небольшое движение рукоятью, суперколобок от испуга дергается назад, открывая рот и распространяя вокруг коньячный амбре, отшатывается, роняет саквояж, рушится на перрон. А баульчик-то опечатанный. Сургучными печатями… Интересненько! Сопровождающий шнырь собирается что-то вякнуть. О, а тут уже родимой беленькой запахло! Так и остается с раззявленной хлеборезкой, увидев мою любезную улыбку. Если, конечно, этот кровожадный оскал можно назвать таким словосочетанием. Пока куча сала, краснея до зрело-помидорного цвета, пытается подняться с помощью своего подпевалы, поворачиваюсь к НЕЙ.

— Здравствуйте, Дарья Александровна!..

Чинуша уже на ногах, пытается помешать разговору:

— Эт-то что значит?! Как вы смеете?! Кто вы вообще такой?!

Блин, до отхода поезда осталось совсем чуть-чуть, а эта сволочь беззастенчиво крадет у меня драгоценные секунды! Убью!!! Сейчас ты у меня получишь!

— На каком основании собирались занять места в поезде? Ваши бумаги!

— Да я… У меня… Я, титулярный советник, Бибик Валерий Евгеньевич… Я выполняю устное распоряжение столоначальника губернской управы! Я старше вас по чину! Извольте соответствовать!!! Я этого так не оставлю! Да я вас под суд!..

В праведном чиновничьем гневе шарик с салом пытается топнуть тумбообразной ногой, но попадает по своему саквояжу. Замки и печати не выдерживают подобного издевательства и багаж открывается, вываливая часть содержимого на перрон. Газеты, бумажки, всякая дребедень… Оп-па, вот это номер!.. Из одного конверта высыпается около десятка фотографий… ну как бы это сказать-то… откровенно-непристойно-интимного содержания. Под занавес с печальным звоном вываливаются и заканчивают свое существование на шпалах две бутылки Шустовского.

— Это и есть ваше поручение от столоначальника, господин титулярный советник?

— …

— Убирайтесь отсюда, или разговор продолжим в жандармском управлении!

Все, бобик сдох. В смысле, Бибик. Сладкая парочка достаточно быстро исчезает в людском водовороте…

— Денис! Милый! Откуда ты здесь?

— Дашенька, ехал к тебе в гости… А вот приехал на проводы!

— Наш госпиталь расформирован, мы с подругой возвращаемся домой, в Гомель. Ой, прости, я Вас не представила! Моя подруга Маша. Мария Егоровна Николаева…

Где-то я уже слышал это имя. Смотрю на девушку, в голове проносится прогулка в госпитале, когда привезли раненых, и Даша ведет свою подругу согреться кофейком… И санитарные двуколки на дороге, медсестру перед сопливым германским лейтенантом… Она тоже узнала меня, вцепилась в Дашин локоть:

— Вы?!

— Добрый день, мадмуазель. — Обращаясь к Даше, объясняю. — Мы уже знакомы. Правда, мимолетно.

— Дашенька, это — ОН!.. Тогда, на дороге!.. Я же тебе рассказывала!..

Четыре широко распахнутых глаза смотрят на меня. Чувствую, что начинаю краснеть…

— Милые дамы, Вам пора садиться в вагон. Поезд скоро тронется. Позвольте, я помогу с вещами.

Беру их саквояжи, пропускаю обоих в вагон. В тамбуре стоит пожилой проводник, обращается к нам, глядя в поданные бумаги:

— Пшепрошам, миле паненки! Ваши месцы — двудзаць чтвярто и двудзаць пьято.

Провожаю по проходу до самых мест, убираю багаж. Все, рукам работы не осталось. Наступает минута прощания…

Даша уже отошла от неожиданного известия, успокоилась.

— Почему ты мне ничего не рассказывал?

— Про что, любимая?

— Про случай с Машей! Она тогда в волнении не запомнила как тебя зовут, мы после гадали, как найти спасителя, хотели даже через Михаила Николаевича просить капитана Бойко, чтобы он помог нам в поисках…

Ну да, он бы помог…Нарочито смущенно улыбаюсь.

— Извини, Дашенька! Не мог рассказать. Это — военная тайна!

В ответ получаю маленьким, но крепким кулачком по плечу. Но в глазах — радость и веселье:

— Врун! У тебя не должно быть никаких тайн от меня!

— Мадмуазель! А как же присяга? И тайна исповеди?

И опять кулачок попадает в меня.

— А что, есть повод исповедаться?

И снова — кулачок. И не подумаю уворачиваться! Всю жизнь терпел бы такие побои, только чтоб ОНА была рядом! Но мое счастье было разбито голосом станционного дежурного, проходившего мимо вагона:

Отправляемся через пять минут! Займите свои места!

Даша грустно смотрит на меня, в уголках глаз появляются маленькие капельки влаги, тихонько шепчет:

— Денис, мой хороший, я буду ждать тебя…

— Любимая моя, где я тебя найду?

— Я возвращаюсь к родителям, буду работать в новом госпитале княгини Паскевич. Запомни адрес: улица Павловская, дом 9.

Осторожно беру ее маленькую ладошку в свои лапы, медленно подношу к губам… Как же я не хочу уходить отсюда!!!

— Я обязательно приеду!.. Обязательно!..

— Сейчас поезд тронется… Иди…

Стою на опустевшем перроне напротив ее окна. Даша прижимает ладонь к оконному стеклу, накрываю через стекло ее ладошку своей рукой. Звон станционного колокола, гудок паровоза, поезд трогается… Иду, потом бегу вместе с двигающимся вагоном, пока не кончается перрон. И долго смотрю вслед уходящему эшелону…

Настроение по возвращении в госпиталь испортилось. Все вокруг напоминало о Даше. И о том, что я ее теперь нескоро увижу. Словно с кровью оторвали от души что-то самое важное, самое драгоценное. То, без чего жить не хочется…

На автопилоте поднимаюсь на второй этаж, захожу в кабинет Михаила Николаевича. И вижу там капитана Бойко. На столике возле дивана — чашки и сверток с эклерами, которые я в суматохе бросил здесь. Пахнет свежесваренным кофе. Но запах чужой, у Даши получалось гораздо лучше…

— Присаживайтесь, Денис Анатольевич, — Бойко стоит у окна, выглядит каким-то слишком сосредоточенным и напряженным. Или мне это только кажется? — Есть серьезный разговор.

— Слушаю, Валерий Антонович. Какова тема беседы?

— Э-э, молодой человек, кажется, Вы не совсем в своей тарелке. — Вступает в разговор доктор. Капитан, как по команде, подходит вплотную и протягивает стакан с водой. Движение получается каким-то дерганым, часть воды выплескивается мне на протянутую руку.

— Ох, простите, Денис Анатольевич…

Беру стакан, делаю глоток. Михаил Николаевич снова берет инициативу в свои руки:

— Я, как врач, порекомендую Вам успокоительное другого рода.

С этими словами ставит на стол бутылку коньяка и рюмки. Сейчас лучше бы стакан водки, и отключиться. Беру наполненную посуду, механически выпиваю, абсолютно не чувствуя вкуса. Мои собеседники переглядываются. Ну, что там еще за разговор?

— О чем Вы хотели поговорить?

— У меня к Вам, Денис Анатольевич, всего один вопрос. Но он очень важный… Кто Вы на самом деле, господин подпоручик?

Оба внимательно смотрят на меня. И ждут ответа. Серьезно так, настороженно ждут.

— На самом деле, это как? Я — Гуров Денис Анатольевич, в настоящее время имею честь быть офицером Российской армии. Воюю во второй армии Северо-Западного фронта, о чем Вам, господин капитан, отлично известно.

— Денис Анатольевич, я имею все основания задать этот вопрос. Поэтому прошу Вас ответить честно: Кто Вы?

Да что ж ты привязался, как банный лист к… тазику. Какие еще основания?

— Валерий Антонович, не сформулируете ли вопрос точней?

— Ну-с… хорошо. Коль Вы настаиваете, я оглашу некоторые факты и умозаключения. Я беседовал с командиром роты, где прапорщик Гуров проходил службу до контузии. Он охарактеризовал вышеупомянутого господина в нескольких словах: "Ни рыба, ни мясо". Ничем не выделялся, инициативу не проявлял. По его мнению — гражданский "шпак", неизвестно зачем отправившийся на войну. Авторитетом ни у других офицеров, ни у солдат не пользовался. Бродил по окопам, пытался ловить шальные пули, что вызывало смех и пренебрежение. Был контужен при артобстреле, отправлен в госпиталь.