Дракон восточного моря, кн. 3. Каменный Трон - Елизавета Дворецкая

А Торвард смеялся, отражая своим мечом посвящения удары Каладболга. Настоящий Каладболг сейчас был у него – ведь не бронза и самоцветы рождают эту силу, они лишь принимают ее, как кубок принимает вино. И сейчас вино этой силы находилось в его мече, всего год с небольшим назад изготовленном мастерами острова Туаль и врученном ему той, что тогда воплощала для него Богиню. Она, Эрхина, плененная его яростной любовью к жизни, призвала на него столько сил, что впоследствии они позволили Торварду одержать верх даже над самой Эрхиной.

– Не уступи, Черный Дракон! – звучал в его мыслях женский голос. – Защити меня, дай мне новую жизнь, и я дам тебе мое благословение!

Торвард не видел говорившей, но в самом ее голосе была заключена вся красота и прелесть женской, животворящей половины вселенной. Он любил ее всю свою жизнь, любил в лице каждой женщины, от прекрасной и неземной фрии Эрхины до смешливой Альвы, дочки рыбака Гилли. Каждую он принимал не только в свои объятия, но и в свою душу, каждую стремился порадовать и отблагодарить за ту радость, которую она давала ему. Он не перестал любить ее даже тогда, когда, казалось, проклятье должно было разлучить его навек и со всякой любовью, и с самой жизнью. Но кровь богини была в нем, она шептала, не имея сил говорить, и Торвард хранил искру этой любви во мраке своей души, когда метался, как волк, пытаясь выгрызть из себя боль, как стрелу из бока.

Не думая, что делает, двигаясь безотчетно и стремительно, как сам Тюр, бог воинов, он наконец изловчился и вонзил острие своего меча в грудь Боадага.

Красный Король Холмов покачнулся. Торвард выдернул меч. Алая кровь потекла по красному шелку, и каждая ее капля, падая в зеленую траву, искрилась, как самоцвет.

– Ты стал мной – во мне ты убиваешь себя! – проговорил Красный Король Холмов, и взгляд его алых глаз уже не выражал ничего, постепенно затухая.

Торвард вздрогнул – внезапно мысли его прояснились, и он со всей четкостью осознал, что происходит. Здесь, на грани миров, он действительно убивал себя – того себя, которого ненавидел, того, который был порожден проклятьем Эрхины. Убивая старого бога, он становился новым богом, то есть занимал место убитого – и снова убивал себя.

Но иначе нельзя. Так поступают боги, и в этом за ними следует каждый, желающий стать истинным собой.

И он с широким размахом ударил Красного Короля Холмов бронзовым клинком. Голова слетела на траву, глаза вспыхнули в последний раз и закрылись.

Тело растаяло, погасли мерцающие в траве капли крови.

Торвард отступил и посмотрел на меч в своей руке. Красный самоцвет продолжал светиться. И Торвард знал, что это – Каладболг. Несмотря на то, что эту самую рукоять с бараньими рогами ему вручила когда-то Эрхина, а красный гранат из старого уладского браслета вставил Сёльви – торопливо и не очень аккуратно.

И все-таки это был Каладболг. А державшая его рука принадлежала новому богу этого мира.

– Теперь сделай то, что обещал, – сними мое проклятье, – прозвучал старческий шепот.

Старуха не показывалась, но Торвард видел ее протянутую с мольбой руку в каждой сломанной ветви этого умирающего сада, и каждый лист под ногами напоминал ее морщинистые щеки.

Взяв бронзовый меч обеими руками за рукоять, он поднял его к небу.

– Каладболгом в моей руке я снимаю проклятье с земли Клионн, с Клионы Белых Холмов, проклятой именем Каладболга, – произнес он. – Пусть снова будет здесь радость и процветание, пусть царят в ней изобилие, плодородие, пусть будет на земле ее добрый урожай и мир, дружелюбие в людях, справедливость власти. Стань снова юной и прекрасной, Клиона Белых Холмов!

С этими словами он опустил Каладболг и коснулся земли острием клинка.

И сверху пролился солнечный свет. Торвард огляделся и едва узнал место. Ветки оделись зеленой листвой, на них распустились белые, розовые, пушистые цветки, и одновременно из зелени выглядывали краснобокие крупные яблоки. Золотистое сияние струилось по ветвям, словно мед, но под кронами царили прохлада и мягкий полумрак.

А среди всего этого великолепия стояла она – Клиона Белых Холмов. Перед ним была девушка с лицом и фигурой Элит, изученной им во всех подробностях. Но в этой оболочке находилось совершенно иное существо. Золотистые волосы теперь окутывали ее обнаженную фигуру почти до колен, и любая одежда выглядела бы на ней так же нелепо, как платье на лесной лани или белой лебеди. Ее тело было прекрасно естественной красотой цветка, белая кожа мягко светилась, от нее исходили волны тепла, рождая в душе смесь неодолимого влечения с благоговением. На ее обнаженных плечах сидели две белые птицы.

– Благодарю тебя, Торвард сын Торбранда, – сказала она. – Ты вернул мне жизнь, вернул мне юность и красоту. Я помогу тебе за это. Пусть ты пришел на мою землю как враг, но ты сделал то, что не смог бы сделать никто другой. Я благословляю тебя. На моей земле ты одержишь победы, и тяжесть твоего проклятья облегчится. Но пора идти. Иначе в твоем мире пройдет слишком много времени. Идем.

Торвард огляделся, не зная, где выход из этого сада. Из него вообще не имелось выхода, поскольку сейчас он и составлял всю вселенную, доступную ему.

– Я проведу тебя! – Богиня подошла ближе и обняла его.

Торвард закрыл глаза.

И словно само небо обрушилось вокруг него сверкающими глыбами льда и хрусталя, пахнуло ледяным холодом – и все изменилось. Воздух стал теплым и плотным, а собственное тело показалось очень тяжелым и неуклюжим. Но главным чувством оказалось облегчение – раньше он не замечал, каким бесплотным был воздух чарующего яблоневого сада и как трудно и жутко было его вдыхать. А теперь тепло живого земного мира охватило его и согрело, проникло в кровь и оживило – и Торвард застонал от блаженства… обнимая кого-то.

И тут же ощутил, что стоит в холодной воде и эта вода кипит вокруг него, как в котле над огнем. Открыв глаза, Торвард быстро огляделся: вокруг него снова была поляна, но уже не яблоневого сада, а рощи возле источника Двух Богов. И в самом этом источнике он стоял по колено в воде, обнимая и крепко прижимая к себе стройное женское тело.

– Пусти-и-и! – возмущенно и жалобно застонал знакомый голос. – Ты мне все ребра переломаешь, дракон!

Торвард с трудом разжал руки, осознав, что сжимал объятия с силой совершенно нестерпимой для хрупкой девушки. Рядом с ним в источнике стояла Элит – обнаженная, с прилипшими к влажной прохладной коже мокрыми волосами, но живая, земная, обычная Элит, а не та женщина с птицами на плечах, что принимала ее облик.

– Б… – от неожиданности ляпнул Торвард и мгновенно выскочил из источника, выдернул за руку Элит. – Вылезай живее, простудишься же насмерть!