По обе стороны экватора - Игорь Фесуненко

Находилась «Лузитания», как я уже сказал, в нескольких кварталах от «Сан-Жорже», в одном из переулков, идущих от улицы Сан-Клементе к подножию невысокой горы Санта-Марта. Если смотреть из окон нашей квартиры на одиннадцатом этаже «Сан-Жорже», Санта-Марта видна, как говорят фотографы, на переднем плане. Холм этот слегка напоминает первую, ближайшую к заливу Ботафого, волну горной гряды, опоясывающей все центральные и южные районы города и увенчанной 700-метровым Корковадо с фигурой Христа. Все эти геотопографические подробности привожу не случайно: на склонах Санта-Марты размещалась тогда одна из самых больших в Рио фавел. И большая часть ее обитателей избрала именно «Лузитанию» Старого Педро местом своего вечернего отдыха и традиционного «батепапо», так называется у кариок задушевный разговор, которым лучше всего наслаждаться именно в таком месте, как «Лузитания».

И тут пришло время рассказать, как выглядит этот ботекин. По сути дела, он представляет собой длинную узкую щель в стене дома, без окон и дверей. На ночь она задергивается сверху вниз железной шторой, а днем, когда жалюзи поднимаются, прохожим, чтобы попасть в «Лузитанию», не нужно отворять дверь, не нужно опасаться споткнуться о порог. Шаг в сторону с тротуара — и ты уже в ботекине, где слева по стене — высокая стойка, а вдоль правой стены — полдюжины крохотных столиков с пластиковым (легче смахивать остатки трапезы и пролитые напитки) покрытием и тремя грубо сколоченными стульями вокруг каждого стола. Именно тремя стульями, ибо четвертой своей стороной каждый стол прислонен к стене. На высокой черной доске, стоящей у входа, мелом начертан нехитрый ассортимент закусок, которые стряпает за деревянной перегородкой старая нега (так зовут в Рио негритянок) Лурдес, выполняющая в «Лузитании» обязанности кухарки, официантки, уборщицы и экономки Старого Педро. А сам он всегда за стойкой с тряпкой в руке принимает заказы, варит кофе, смахивает пивную пену со стойки на усеянный окурками пол, покрикивает на Лурдес, получает деньги, отсчитывает сдачу, подкручивает регулятор громкости висящего на стене транзистора, чтобы убавить (когда передают выпуск международных новостей) или прибавить (когда начинается футбольный репортаж) звук. За спиной Старого Педро на полках — галерея бутылок, в основном тростниковой водки кашасы: «Прайанинья», «Агуа Велья» и «Агуарденте», и пива: «Брама» с традиционными красно-черными этикетками, «Скол» — с золотистыми, «Антарктика» — с голубыми. Несколько бутылок красного столового вина «Санге де Бой», что означает «Кровь быка», с темно-красными этикетками, запечатлевшими улыбающегося джентльмена в парике и старинном камзоле, стоят на самых верхних полках: вино посетители «Лузитании» почти никогда не просят. Там же, наверху, — бутыль жинжи — португальской вишневой наливки «Эспинейра», напоминающей Старому Педро о далекой родине.

На одном краю стойки установлен кособокий и засиженный мухами стеклянный шкафчик, в котором виднеются крохотные бутерброды с сыром и ветчиной, палочки поджаренной трески и пирожки с мясом. На друбельности: во многих ботекинах кофе либо варится вручную, либо вообще не подается. Старый Педро установил кофеварку не случайно. Точно рассчитав стратегически важную позицию «Лузитании» между фавелой Санта-Марта и набережной Ботафого, неподалеку от универмага «Сиерс», стадиона «Флуминенсе», аргентинского посольства и капеллы «Носса сеньора Пьедаде», он надеялся иметь более разнообразную, чем в большинстве ботекинов, клиентуру. Так оно и вышло: «Лузитания» но только стала прибежищем нищих обитателей Санта-Марты, но и привлекла более солидную публику. Презрев незримые социальные перегородки, за стойкой Старого Педро встречались лифтер из отеля «Плаза-Копакабана» Флавио и сеу Жоакин из ДОПСа, плотник Зека, спускавшийся в «Лузитанию» из Санта-Марты, и капитан Америко Гимараес, который, возвращаясь домой из военной академии «Агульяс Неграс», тоже не прочь был заглянуть к Старому Педро. Туда частенько наведывались и мы с Ариэлом. И именно там познакомился я с еще одним, пожалуй, самым известным завсегдатаем «Лузитании» — знаменитым фельетонистом и хроникером, репортером и писателем Сержио Порто, который не раз вылавливал в беседах завсегдатаев этого симпатичного кабачка идеи и сюжеты своих репортажей, анекдотов, рассказов и хроник.

Иногда туда заглядывал даже сеньор Карвальяэс, наш сосед по «Сан-Жорже», торговавший недвижимостью. Его влек в «Лузитанию» профессиональный интерес: в губернаторской канцелярии высиживался тогда план так называемой «урбанизации» Санта-Марты. Это означало, что обитателей фавелы переселят куда-нибудь за город, подальше. А бараки и лачуги фавелы, намозолившие глаза обитателям «чистых» кварталов Ботафого, снесут и освободившуюся территорию застроят либо многоквартирными домами для более платежеспособной публики, либо виллами для миллионеров. Осведомленный об этих проектах сеньор Карвальяэс кружил над Санта-Мартой как предвкушающий поживу стервятник урубу: «Лузитания» была для него местом сбора информации о положении дел в Санта-Марте и настроениях ее обитателей накануне предполагавшихся операций.

А вот сеньора Перейру, владельца туристской конторы «Рио-Мар», я в «Лузитании» не видел ни разу. Видимо, где-то на уровне Карвальяэса и Перейры проходила граница между теми, кто еще мог позволить себе выпить чашку кофе в заурядном ботекине, и теми, кто уже никак не мог опуститься до уровня клиентов Старого Педро. Впрочем, бог с ним, с этим снобом сеньором Перейрой! Не хочет он наведываться в ботекин, тем хуже для него. Тем меньше радостей будет в его жизни. Для большинства же демократически настроенных обитателей «Сан-Жорже» и окрестных кварталов Ботафого такие заведения, как «Лузитания», служили желанным местом частых, чуть ли ни ежедневных встреч. И в задымленной, пропитанной пряным ароматом кофе, кислым духом пива и пронзительным запахом кашасы «Лузитания» царила атмосфера взаимного уважения и доверительности. Алкоголиков в «Лузитании» не было: их не терпели и избавлялись от них быстро и безболезненно, подвергая единодушному и сплоченному остракизму. И мне казалось, что, если не учитывать содержимого кошельков, то единственное заметное там, в «Лузитании», различие между теми, кто спустился к Старому Педро со склонов Санта-Марты, и теми, кто пришел в ботекин из «Сан-Жорже», заключалось в том, что Флавио, Зека да и сам Старый Педро называли друг друга словами «приятель», «амиго», «компаньеро», «кумпадре», а к остальным посетителям они обращались с почтительным «сеньор» или «доктор», с ударением на последнем слоге: «докто́р». Такое обращение не имеет ничего общего с медициной. Никто из клиентов Старого Педро не предполагал, что сеньор Карвальяэс, Ариэл или я являемся врачевателями. Просто-напросто слово «доктор» употребляется в Бразилии при обращении к людям образованным и грамотным, к чиновникам и вообще всем, кто стоит на социальной лестнице ступенькой выше своего собеседника. А полностью забыть о существовании этой социальной лестницы все-таки невозможно даже в доверительной и сердечной беседе у Старого Педро.

Если торговец недвижимостью доктор Карвальяэс или штурман дальнего плавания Томас Роша находились на верхней ступеньке социальной лестницы «Лузитании», то в самом ее низу можно было бы поместить постоянно дежурившего со своими нехитрыми принадлежностями у входа в ботекин чистильщика башмаков Эскуриньо: темнокожего мальчишку лет двенадцати. С особым удовольствием расскажу об этом удивительном, всеми любимом существе.

Мы сидим с Сержио Порто за столиком, который Старый Педро выставил на тротуар, потягиваем «Браму» и наблюдаем, как Эскуриньо обрабатывает очередного клиента, изнемогающего от жары толстяка в голубом костюме с зеленым чемоданчиком-кейсом модели «Самсонайт», остановившегося в нерешительности поблизости и, видимо, размышляющего про себя: «А не выпить ли, черт возьми, и мне холодного пивка?»

— Почистим башмаки, сеньор доктор?

— Ну, давай!

— Хотите с песней или без песни?

— А какая, собственно говоря, разница?

— С песней, конечно, будет немного подороже.

— Это почему же?

— Дополнительная плата: за музыкальное обслуживание.

«Сеньор доктор» оглушительно хохочет. Смех у него судорожный и истеричный, похожий на рыдание. Отсмеявшись, он присаживается за соседний столик, приветствует меня и Сержио учтивым кивком головы и показывает Старому Педро на пальцах, что ему требуется стакан пива. Эскуриньо усаживается перед ним на корточках, бережно водружает правую ногу клиента на свой ящик, откидывает крышку, достает щетки, гуталин, бархотку. Одновременно он налаживает с клиентом контакт и делает это с почтительностью без подобострастия и с дружеской фамильярностью без панибратства: