Простой, как снег - Грегори Галлоуэй

— Я не представляю, как такое могло случиться, — ответил мистер Девон. — Я фотографировал вашего сына, но больше я ничего не знаю. Я никак больше не связан со случившемся.

— Но как туда попала фотография девушки?

— Вероятно, кто-то ее туда добавил.

— Каким образом? — спросил отец.

— Раньше для произведения такого эффекта требовались или два негатива, или повторная съемка на один и тот же негатив. Но теперь есть компьютеры, и стало невероятно просто создать то, о чем, как я думаю, вы говорите. Мне нужно увидеть снимок, но даже тогда я, наверное, не смогу вам точно сказать, как это было сделано — если все сработано правильно.

— А откуда они вообще могли получить фотографию?

— Насчет фотографии Анастасии ничего сказать не могу, но сделанные мной фотографии и негативы лежат в классе, у меня в кабинете, в лаборатории, которой каждой день пользуются шесть классов. Любой из ста ребят мог на нее натолкнуться и забрать.

— Зачем? — спросил мой отец.

— Это у них надо спрашивать, — ответил мистер Девон.

— Значит, кто-то что-то украл у вас из класса, а вы просто пожимаете плечами?

— Папа, ты не понимаешь, — вставил я.

— Я понимаю, что этот человек не в состоянии контролировать своих учеников.

— Все совсем не так, — заявил я.

— А как?

— На уроках мы занимаемся различными видами художественных работ, — пояснил мистер Девон. — Мы используем различные материалы, в том числе фотографии из журналов, снимки, которые ребята приносят из дома или фотографии, которые сделал я или ученики. Несмотря на ваше мнение, я контролирую своих учеников и слежу за ними. Просто получилось так, что кто-то увидел эту фотографию и решил использовать для такой цели.

Может, они хотели пошутить, устроить розыгрыш или просто привлечь внимание. И потом, я не вижу, какой был нанесен вред?

— На самом деле — никакого, — заявил я. — Мы просто пытаемся кое с чем разобраться. Пойдем, папа.

Мы ушли.

— Может, я вел себя слишком эмоционально, но я просто пытаюсь помочь, — заявил отец уже в машине. — Ты хочешь знать, кто это устроил?

— Не особенно. Вероятно, это какой-то придурок из школы, который так пошутил.

Уже тогда я был практически уверен, чьих это рук дело, но не торопился выяснить наверняка.

Кладбище

Клер начала отвозить меня домой, если ей удавалось взять машину матери. Иногда она приезжала на ней в школу, и тогда мы ехали на машине сразу же после занятий. Порой мы шли пешком до ее дома, и уже там она садилась за руль. От школы до моего дома и до дома Клер было почти одинаковое расстояние, но меня это не беспокоило. Меня также не беспокоило то, что часто у нее дома никого не было. Я просто немного отогревался, и мог опять идти пешком.

Один раз она пригласила меня к себе в комнату. Все было черным. Она покрасила потолок и стены густым черным цветом. На полу лежал толстый матрас, покрытый черной простыней и черным стеганым одеялом. Еще в комнате находился черный туалетный столик и телевизор, который стоял на полу рядом со спальным местом. Сверху на телевизоре лежала Библия. Клер закрыла за нами дверь, и комната погрузилась во тьму.

— Как ты тут хоть что-то видишь? Она включила свет.

— Видеть здесь нечего, — сказала Клер. — Но отлично смотреть телевизор.

Он включила телевизор и снова выключила свет. Мы оба уселись на матрас. Было ощущение, что я оказался на кровати, стоящей в кинотеатре.

— У тебя нет компьютера?

— В кабинете у отца, — пояснила она. — Он позволяет мне им пользоваться, но мне не очень нравится на нем работать.

— А как насчет стереосистемы?

— Нет, — сказала она.

По ее тону было понятно, что она считает меня сумасшедшим за одну мысль о подобном. Это у нее было общее с Анной — похоже, она могла перевести любой разговор в то русло, в которое хотела, и прекратить обсуждение тем, которые сама не хотела обсуждать. Собеседник же чувствовал себя дураком, если продолжал об этом говорить.

— В любом случае я мало провожу времени в этой комнате, — сообщила Клер. — Я здесь сплю — вот, пожалуй, и все.

— Ты воспринимаешь слово «спальня» буквально, так, что ли?

Клер рассмеялась:

— Именно это сказала Анна, когда впервые попала сюда.

Я спросил Клер, не отвезет ли она меня в одно место неподалеку, и она согласилась.

При въезде в город с юга, по трассе № 251, первым видишь кладбище. Оно находится сразу же слева и полностью окружено старой каменной стеной. Оно занимает примерно пять акров. Я всегда задумываюсь, откуда жители столько лет назад могли знать, насколько большое кладбище потребуется городу. Наверное, они просчитали, что люди будут умирать всегда, поэтому отвели для кладбища довольно большой участок, чтобы хватило надолго. На нем встречались могилы, датированные концом восемнадцатого века. Там были похоронены первые семьи, перебравшиеся в город. Их плиты стали почти гладкими, имена, даты жизни и смерти, надписи почти стерлись. Иногда было невозможно сказать, кто там похоронен. Многие плиты потрескались или накренились Другие же стояли прямо и выглядели новыми. Клер припарковала машину, и я вышел.

— Наверное, я останусь здесь, — сказала она.

Я пошел к воротам, а затем услышал, как хлопнула дверца ее машины. Я подождал, пока она меня нагонит. Ворота оказались заперты, и мы перелезли через низкую каменную стену. Я пошел мимо ровных рядов могил к месту в самом конце. Я запачкал снегом перед пальто, Клер подошла ко мне и стряхнула его.

— По крайней мере, следует одеться прилично, когда заходишь в такое место, — пошутила она.

Мы с Клер постояли над могилой Дэниз. Там не было никакого надгробного камня, только маленькая плоская металлическая пластина на уровне земли. На ней значилось ее имя и даты рождения и смерти.

— Это моя сестра, — пояснил я.

Что еще можно было сказать? Что еще я о ней знал? Не осталось ни фотографий, ни рассказов. Для этого просто не было времени. Я думал, что случившееся значило для матери и отца, которые держали ее в руках и привезли ее домой из больницы, только чтобы возвратиться туда же неделю спустя, а затем вернуть ее в пустоту.

— Я не знала, — сказала Клер.

— Мы никогда сюда не приходим.

По обе стороны находились пустые участки для остальных членов семьи, чтобы мы все в дальнейшем лежали вместе. Это казалось неудачной шуткой. Я повернулся и осмотрел кладбище. Надгробия стояли ровными рядами, торчали повсюду. Я задумался, сколько времени станут ждать Каины до того, как отметить жизнь Анны каменной плитой.

Я представлял пышные похороны, на который соберется весь город. Все оденутся в черное. У меня был только один костюм, который родители купили как раз для подобных мероприятий. Если не ошибаюсь, было сказано, что «для свадеб и других мероприятий, на которые следует ходить в костюме». Но я его никогда не надевал. Я представлял, как все стоят в глубоком снегу и с серьезным видом слушают священника. Он произносит над могилой Анны положенные слова, потом ее черный гроб опускают в яму, пахнет воском и деревом. Я сотни раз представлял и собственные похороны. На них собирается весь город и плачет, не в состоянии продолжать жить без меня. Я представлял это, потому что знал: такое никогда не случится. Но в случае Анны все было почти реально, и от этого становилось грустно. Я представлял мистера и миссис Кайн, стоящих в снегу на кладбище и тихо плачущих рядом с гробом. Они уже, вероятно, хоронили ее сотню раз у себя в сознании, пытаясь приготовить себя ко дню, когда похороны состоятся на самом деле. Но что хоронить? Что они сделают, если ее никогда не найдут? Похоронят пустой гроб или просто поставят плиту? Такие вопросы нельзя задавать вслух.

— Как ты считаешь, куда ее положат? — Что?

— Прости, — сказал я. — Я просто думал о том, что будет, если она не вернется. Что они положат в могилу?

Клер посмотрела на меня так, словно я сошел с ума:

— А это имеет значение?

— Я уверен, что имеет для мистера и миссис Кайн. И для меня имеет. То есть, если ее никогда не найдут. Что в таком случае делают? Ставят здесь плиту? Я этого не хочу, но Каины вполне могут решить, что должно быть место, куда можно ходить и вспоминать о ней.

— Как о твоей сестре?

— Суть в этом, но мы никогда сюда не приходим. Никогда. Однако для Каинов все может быть по-другому.

Мы медленно пошли назад между надгробий.

— Что ты о них знаешь?

— О Каинах? Уверена, что меньше тебя.

— Я ничего не знаю. Мы никогда о них не говорили. Анна никогда не упоминала, откуда они приехали. Я не думаю, что она когда-либо вообще говорила хоть о чем-то, что случилось до их переезда сюда.

— Она и со мной об этом никогда не говорила. Я думаю, ни откуда-то с юга. Это все, что я знаю.