Война буров с Англией - Христиан Девет

B-трегьих. Вследствие указанных обстоятельств авторитет правительства падает. Дальнейшее упорство в борьбе можег липть ухудшить положение дел и поднять авторитет неприятеля.

В-четвертых. В народе проявляются рознь и недоверие к его руководителям. Это грозит уничтожением всякой надежды на возрождение в будущем.

В-пятых. Народ требует все настоятельнее ответа на вопрос: есть ли какая-нибудь надежда на удачный исход нашей борьбы? Если надежды нет, то правительство обязано чистосердечно объявить об этом народу.

До сих пор и правительство, и народ надеялись, что при содействии нашей депутации, отправившейся в Европу, и благодаря ожидавшимся в Европе усложнениям у нас есть еще надежда на спасение. Теперь наступил момент сделать решительный шаг.

На основании изложенного правительство совместно с упомянутыми офицерами пришло к следующему заключению.

Во-первых. Должно попытаться теперь же обратиться с просьбою к лорду Китченеру о пропуске в Европу нашего посланного, который отвез бы президенту Крюгеру письмо с изложением обстоятельств, в которых находится наша страна. Посланный должен возвратиться в возможной скорости.

Во-вторых. В случае отклонения нашей просьбы надо просить о перемирии для того, чтобы правительства обеих республик могли совместно обсудить положение дел и прийти к соглашению.

Само собою разумеется, что Ваше правительство может предложить и другой выход из тяжелого положения.

Во всяком случае, дела не могут идти далее так, как они шли до сих пор, и пришло время предпринять что-либо решительное.

Мы ждем поэтому возможно скорого ответа от Вашего правительства.

Имею честь быть Вашего превосходительства покорнейшим слугою

Секретарь Рейц».

Копия ответа, который президент послал на это письмо, находилась долгое время у меня, но затерялась со многими другими моими документами. Но я могу здесь привести выдержки из этого замечательного письма, которые я получил от пастора Я.Д. Кастелля. Вот они.

Прежде всего президент Штейн выражает большое разочарование по поводу письма трансваальского правительства.

Он говорит, что хотя случалось, что и в Оранжевой республике бюргеры складывали оружие перед неприятелем и сдавались, но что это дело прошлого, что это вопрос поконченный и уже не подлежащий обсуждению. Точно так же что касается боевых припасов, то он может сказать, что хотя их далеко недостаточно, но все же после каждого сражения хватает для того, чтобы начать новое сражение. На вопрос, чего можно ожидать от продолжения борьбы, он спрашивает в свою очередь: чего же ожидали с самого начала, когда две маленькие республики вступали в борьбу с могущественной Англией, а также если при начале войны они верили в Бога, почему же теперь они не полагаются больше на Него? Он указывает далее на то, что если бы наши дела в Европе оказались совсем безнадежными, то мы, наверное, что-нибудь услыхали бы об этом от нашей депутации. Далее он уверяет трансваальское правительство, что если бы в случае перемирия спросили мнение народа Оранжевой республики, пора ли положить конец войне, то все бюргеры, которые не колебались и до сих пор, решили бы так же, как и их предводители, — ни в каком случае не полагать оружия перед врагом! Он очень осуждает решение трансваальского правительства испрашивать у лорда Китченера разрешения послать кого-нибудь в Европу, потому что, говорит он, мы раскрыли бы в таком случае перед неприятелем наши карты. Он говорит, что ему чрезвычайно жаль, что трансваальское правительство пришло к подобному решению, не посоветовавшись об этом раньше с Оранжевой республикой.

Что касается страха трансваальского правительства перед тем, что предводители народа и офицеры могут остаться на поле сражения без бюргеров, то президент говорит, что если бы даже правительство и офицеры сдались, то народ этого никогда не сделает. Он указывает на то, к какому ужасному несчастью могло бы повести то обстоятельство, что Оранжевая республика, положившая на одни весы со своей сестрой-республикой не только свою кровь и имущество, но также и свободу, вдруг осталась бы одинокою, покинутою, и кем же? Той же самой республикой, за которую она вступилась! Надо было бы ожидать в таком случае, что всякое доверие африканца к африканцу и всякое дружное единение обеих республик навсегда прекратятся и что было бы самообманом полагать, будто после такого нравственного падения возможно опять подняться в глазах бюргеров сестры-республики. Если мы хотим быть жизненным народом, то теперь-то и пришло время показать это на деле!

Далее он приводит ссылки на газетные сообщения и кончает следующими сильными выражениями: «Все эти пункты заставляют меня думать, что в случае нашего согласия с ними мы затеяли бы убийство нашего народа. Братья, стойте же твердо! Не допустите, чтобы наши страдания и борьба в прошедшем пропали даром для будущего и чтобы вера наших отцов посрамилась! Внушите мужество вашим слабым братьям!»

Президент окончил это замечательное и сильное послание вопросом: неужели мы во второй раз захотим пренебречь колониальными бюргерами? «Господь да помилует нас от этого!»

Мы решили отправиться в Трансвааль, переговорить лично с правительством о положении вещей, а потому выступили вечером 5 июня от Лубенбергсфлей по направлению к Фер- кейкерсдорпу. С нами были штаб и часть охраны президента Штейна, штаб генерала Деларея и 8 моих людей. Всего 60–70 человек.

На следующее утро, часа полтора спустя после восхода солнца, прискакал к нам бюргер и сообщил, что неприятель захватил утром женский лагерь[62].

Нечего было и думать о том, чтобы на тех же лошадях, которым предстоял переход в Трансвааль, скакать на освобождение наших жен. Я спросил мнение нашего гостя, генерала Деларея. Он, не задумываясь, ответил, что мы должны освободить женщин. Тогда я тотчас же дал приказ трогаться с места, так как мы уже были совсем готовы к выступлению и наши лошади стояли оседланными. Президент со своим штабом и некоторыми лицами его охраны остались на месте, а генерал Деларей, я и коммандант Давель с 55 людьми поскакали вперед. С нами был также старый генерал Пит Фури.

Неприятель перетащил весь лагерь на холм, где среди кафрских жилищ находилось, кроме землянок, несколько еще хижин.

Когда мы увидели англичан на расстоянии четырех миль, они только что стали устанавливать повозки женщин по 10–12 в ряд, причем быки первого ряда, как мы позднее увидели, стояли почти у самых землянок, а далее следовали один ряд за другим. Женщины объясняли нам потом, что они хотели отойти, чтобы не подвергать себя опасности быть нами застреленными, на что англичане, легшие сами на землю в 100 шагах от повозок, приказали им остаться позади стрелков, между повозками. Таким образом, они действительно были подвержены опасности быть нами убитыми, если бы только мы стреляли хоть немного выше. Они говорили нам впоследствии, что это был самый тяжелый день в их жизни.

В тот момент, как мы приблизились к англичанам, они открыли против нас сильнейший огонь. Мы не были ничем защищены, так как скакали по ровной поверхности, гладкой, как стол, пока не достигли подножия холма. Там мы оставили лошадей и вбежали на холм. На вершине его мы очутились перед неприятелем на расстоянии не более 40 шагов. Он уже поджидал нас. Как только показались наши головы, на нас посыпался град выстрелов. Но это был единственный залп, так как после этого большинство их лежало уже навзничь, убитые и раненные нашими пулями. Многие, вскочив на ноги, бросились бежать, прячась между повозками и преследуемые нашими выстрелами. Добежав до повозок, иные из них старались спрятаться за женщин, хватая их и ставя между собой и нами. Тогда бюргеры также бросились за ними между повозками. В это время часть англичан добежала раньше нас до кафрского жилья. Здесь были проделаны в стенах отверстия для ружей, откуда они продолжали в нас стрелять. Единственною нашею защитою оказалась одна кафрская хижина. Они, как известно, круглы. Нам невозможно было сделать отверстий в твердой стене, и коща бюргер стрелял, то он в то же время высовывался весь, в то время как англичане могли стрелять лежа и из отверстий в стене. Таким образом, у нас пало И бюргеров и 7 было ранено. Между погибшими был капитан Тейсма, а среди раненых лейтенант Говелль.

В это время мы угнали все возы, за исключением одного ряда у кафрского жилья, увезти который было уже совершенно невозможно.

Когда англичане, преследуемые нами, бежали в крааль (кафрская деревня), женщины с возами также пустились в бегство.

Тут случилась опять невероятная вещь: убит был всего только один тринадцатилетний мальчик и две женщины легко ранены! Кроме того, погиб еще один бюргер, взятый англичанами в плен.

Я не могу сказать, как велики были потери неприятеля. Но судя по тому, сколько я видел лежавших убитых и раненых сперва на холме, а потом в то время, как англичане бежали к лагерю, в самом лагере и среди повозок, я думаю, что неприятель потерял приблизительно человек восемьдесят.