Вторая древнейшая. Беседы о журналистике - Валерий Аграновский

Помню, в добрые старые времена в «Комсомольской правде» процветал некий «обличитель» (правда, не в штате), исправно приносил и публиковал простенькие материалы с нехитрым содержанием. Например: возле книжного магазина на Кузнецком мосту происходит подпольная торговля редкими книгами. Среди замеченных спекулянтов были (через двоеточие) десяток фамилий, да еще с расшифровкой: кто, где-кем работает. И вся статья почему-то называлась в редакции «фельетоном».

Чистый донос! Сегодня мало таких? Никакой аналитики, ни попытки осмыслить явление, ответить на традиционные журналистские вопросы: «почему» и «что делать»: только всепоглощающее желание дать (кому?!) «адресок» виновного (без суда и следствия), но установленного самолично журналистом. Пруд пруди таких озвученных и пропечатанных «героев». Не нуждающихся в доказательствах при обнародовании.

Наши собратья-журналисты готовы работать вдохновенно, не боясь ответственности перед судом, разбирающим дела о чьей-то пострадавшей чести и достоинстве, но и не без страха получить пулю возмездия в лоб. Есть у нашего брата весьма профессиональный жанр «журналистского расследования», но именно расследования, требующего у исполнителя и смелости, и ума.

А уж если прельщает кого-то из молодых жареный факт, не стоит ли испытать свою судьбу не в журналистике, а в специальных службах (вы понимаете, что я имею в виду?), при чем тут журналистика? Эти профессии действительно родственны, и методы бывают одинаковыми, и риск равен, но зачем хорошему сыщику называть себя журналистом, а журналисту — разоблачителем? Функции, говорят, совпадают? У кого как. Но мухи у каждой профессии — свои. Мы и прежде касались этой проблемы, но не грех еще раз (и не два!) ее тронуть.

А теперь пора двинуться дальше по нашей профессиональной дороге.

Создание концепции

От «холодно» к «горячо»

В письме, пришедшем в редакцию, содержался следующий факт. На крупном сибирском заводе уличен во взяточничестве секретарь комитета комсомола. Взятки он брал, участвуя как представитель общественности при распределении квартир. Все. Фамилия есть, адрес, название завода.

Какова тема? С каким набором мыслей может отправиться в командировку журналист, сотрудник молодежной газеты?

Начнем с простых вариантов.

1. «Брать взятки плохо» — мысль достойная, правильная, но очень уж тривиальная. Столько писано-переписано на эту тему, что стоит ли нам, «думающим» журналистам, прибавлять еще один материал, увеличивая количество, а не качество опубликованного? Стоит ли провозглашать все ту же банальную истину?

2. «Почему человек стал взяточником?» — это уже интересней, хотя бы потому, что мы не просто ограничимся констатацией факта, а сделаем попытку поискать причины. Действительно, случайно или не случайно событие? Быть может, секретарь запутался? В чем же и почему? Или какие-то люди его запутали, например жена с непомерными требованиями или «друзья» в кавычках? Или обстоятельства — но какие? А может, перед глазами молодого человека был чей-то «привлекательный» пример, оставшийся безнаказанным?

В принципе во всем этом можно разобраться. Но не забудем: речь идет о молодом человеке — раз, и речь идет о молодежной газете — два. Не обезличивается ли «наша» молодежная специфика, не теряется ли «наш» молодежный поворот? Если мы поставим вопрос о причинах взяточничества «вообще», с одинаковым успехом можно брать в «герои» и врача, обремененного семьей, и старого железнодорожного кассира, и торгового работника, и сотрудника жилотдела исполкома, а здесь — комсомольский вожак, почти юноша!

3. Хорошо, подумаем в этом направлении. Стало быть, почти юноша. Вероятно, лишенный жизненного опыта человек. И уже взяточник! Кто его «научил»? Когда он успел «научиться»? Не заразился ли преступным желанием, как заражаются инфекцией, от той части общества, которая больна взяточничеством? Не результат ли это эпидемии? Многие болезни нынче «помолодели»: появились юноши гипертоники и склеротики, двадцатилетние импотенты, инфарктники в средней школе, гибнущие от рака в пятимесячном возрасте, — вот и коррупция «помолодела»! А что, это достойно внимания. Тем более что вирусному заболеванию оказался подвержен не просто молодой человек, а как бы защищенный дополнительной броней комсомольского вожака. Но, выходит, и броня не выдержала?

Пожалуй, мы приближаемся к «нашему» повороту, но чего-то еще не хватает, что-то еще не «дожато» — чувствуете? От «холодно» мы ушли, но должно быть «горячо».

4. В самом деле, размышляем дальше, откуда преступный соблазн именно у комсомольского руководителя? За какие такие «услуги» он мог бы брать взятки, если занят членскими взносами, организацией самодеятельности, воскресников и т. д.? Абсурд.

Однако вернемся к письму: наш «герой» брал взятки при распределении квартир. Следовательно, у него был «голос» достаточно весомый, если он рисковал брать деньги, а затем выполнять свои преступные обязательства. Иными словами, наш секретарь обладал достаточным авторитетом? И в традиционном «треугольнике», обычно решающем квартирные дела и состоящем из представителя парткома, представителя месткома и представителя администрации, занял равноправную «четвертую сторону», будучи представителем комсомола? Если это так, рискнем предположить: по крайней мере, на данном заводе роль и влияние комсомола выросли до такой степени, что секретарь «мог» брать взятки при распределении квартир и гарантировать исполнение своих оплаченных обязательств!

Это уже совсем «горячо». Последнее мыслительное усилие, и концепция готова. Она прозвучит так: «В условиях, когда комсомол наращивает свое влияние в обществе и приобретает все больший удельный вес, надо быть трижды внимательнее к подбору комсомольских кадров».

По-моему, отлично. Во-первых, несмотря на резко отрицательный факт, мы заметили за ним позитивное явление: повышающийся авторитет комсомола. Во-вторых, обнаружили «болезнь роста»: возможность злоупотребления возросшим авторитетом и влиянием. В-третьих, подсказали способ лечения: тщательный подбор кадров; подсказали бы больше, да больше пока сами не знаем, но пусть теперь умные головы задумаются. И наконец, в-четвертых, создав концепцию, получили возможность собирать материал под задуманную концепцию.

Концепция поможет быть «зрячим» в командировке. Собирая под нее материал, журналист должен ответить на вопросы, которые прежде, при ознакомлении с письмом, ему и в голову не приходили. Например, действительно ли авторитетен комсомол на данном заводе? Чем именно? Какими делами он заработал влияние на общественную жизнь коллектива? Является ли производным авторитет секретаря от авторитета заводского комсомола? Каким образом прошел в секретари «герой»? Какие изъяны в методике подбора кадров сегодня болезненно мстят нам за то, что вчера мы их не замечали? Секретарь-взяточник — формальный вожак молодежи или действительно лидер? Всегда ли совпадают в одном лице лидерство и вожачество? И т. д.

Значит ли это, что наша концепция непорочна и устоит при любых ветрах, как пирамида Хеопса? Нет, конечно. В принципе, думаю, как тема она устоит: комсомол в самом деле набирает авторитет, зарабатывая равенство в «треугольнике», по крайней мере при решении бытовых проблем. Но в данном конкретном случае концепция может и лопнуть. Вариантов ее гибели можно назвать не меньше, чем вариантов устойчивости. Например, если вдруг выяснится, что «герой» не такой уж авторитетный человек, как мы предполагали, и комсомол на заводе вовсе не знаменит делами и влиянием, а была элементарная взятка по чьему-то наущению, «под» кого-то, истинно авторитетного, и секретарь как раз по слабости своей исполнял роль передаточной инстанции. Все возможно?

Как быть тогда? Я вижу три выхода из положения. Первый: отказ от факта во имя сохранения темы и концепции. Это значит, надо набраться терпения и подождать (или поискать) другой фактический материал, подходящий к нашей концепции. Второй: переход на другую тему и концепцию с использованием данного факта. Перестраиваться следует на месте, и это плохо, но мы сами виноваты, потому что обязаны были, размышляя над фактом, предусмотреть несколько вариантов тем и концепции. Третий: остаться с выработанной концепцией, хотя фактический материал «не лезет» в ее рамки. В этом случае, столкнувшись с «мешающими деталями», не избегать их, а так и писать: я, мол, думал, что комсомол на заводе вырос, приобрел влияние и случившееся — издержка роста, и тогда перед нами встала бы проблема кадров, однако фактическая ситуация оказалась иной, но это не должно помешать нам сделать выводы, способные предотвратить или смягчить последствия грядущего явления. (Вот где, кстати, автор материала имел бы шанс подняться на уровень высокой, то есть настоящей, публицистики!)