Паноптикум. Книга первая. Крах - Александр Гракх

Император даже немного рассмеялся, но снова раскашлялся. Глотнув из стакана воды, он продолжил:

— Ты его тогда пытался отмазать, и вы оба отправились драить солдатские сортиры на целый месяц…

— Да, это был самый тяжёлый период моей жизни, — улыбаясь, заметил Орокин.

Покачивая головой, Уэйн вспомнил обгаженные солдатские гальюны, содержимое которых им с Аланом приходилось сжигать на пустыре.

— Алан, — тихо продолжил Император, — каким — то образом поселил меня в своей выдуманной реальности, полной террористов, рыщущих в толпе камикадзе и всех прочих, кто желал бы мне и моей семье смерти… И я полностью положился на него и его Спектрат… Я поддерживал самые «жесткие» поправки Алана, которые он проводил в Сенате с помощью назначаемых мною викариев. Когда я понял, что оказался в ловушке, было уже слишком поздно… Граждане Акритской метрополии уже ассоциировали моё имя с бесчинствами Спектрата, который возглавлял Филипс… Все отвернулись от меня… Даже профсоюз ветеранов, который помог нам прийти к власти в то смутное время, заявил об уходе в оппозицию.

Я тогда не послушал тебя, Уэйн, когда ты предложил рассекретить данные о Паноптикуме, когда мы правили Триумвиратом. Я поддержал Алана, который категорически был против этого. Алан утверждал, что сфальсифицированная история — это фундамент нашей власти… И я прислушался тогда к нему… Только теперь я стал понимать, что фундаментом нашей власти были люди, которые делегировали нам эти права. Тогда, на пике нашей популярности вполне можно было бы рассекретить информацию о Паноптикуме, и это бы не привело к резкой смене политической обстановки… На осознание себя как личностей, которые могут влиять на политику путём избирательного права, гражданам потребовалось бы время и новое поколение, разум которого был бы очищен от фарса, заложенного Первым Императором. Эрик придал своему статусу легитимность, но оставил в истории бомбу с часовым механизмом, которая должна была когда — то сработать…

Наша пропаганда уже не справляется, и только путём жесточайших репрессий нам удаётся удерживать эту тему в андеграунде метрополии, которому и так нечего терять… Но элиты… Элиты городов, входящих в метрополию, осознали то, что, подключив эту массу людей, ищущих правду, можно начинать разговаривать с центром на повышенных тонах… Я уже потерял три города, Уэйн… Викариев Виктории, Нанта и Борея, которых я, якобы назначаю, в реальности выбирают советы соответствующих городов и представляют мне эти кандидатуры лишь для утверждения на подпись. Я пошёл на эти сепаратные закулисные договорённости лишь только потому, что не хочу допустить гражданской войны… Но Империя рушиться, я чувствую это… Мы завязли в Антарктике, а долгое противостояние с союзниками нам не выдержать…

Император откинул голову на подушку. Он посмотрел в потолок и сжал пальцы левой руки в кулак. Глубоко вздохнув, он продолжил:

— Мы были идеалистами, Уэйн, но за годы моего правления я растерял весь свой авторитет и превратился в жалкую марионетку. Если бы мы тогда рассекретили данные о Паноптикуме и вернули бы историю в истинное русло, у нас было бы намного меньше проблем сейчас. Но больше всего меня беспокоит то, что Алан и Николас нашли общий язык между собой… Николас… Это он подсунул мне лекарство, от которого у меня уже появились галлюцинации. Иногда по ночам я слышу какие — то голоса, но сегодня… — Император выпучил глаза, выражая крайнюю степень страха. — Сегодня на улице я видел зрительную галлюцинацию в виде мальчика с какой-то коробкой… Я даже подумал, что это какой-то розыгрыш… Я вдруг ясно осознал, что уже давно не вижу людей на улицах города… И вдруг этот мальчишка… Только потом, когда мальчуган начал меня доёбывать в моих бессознательных видениях, я понял, что это лишь продукт моего одурманенного сознания… Я рассекречу данные о Паноптикуме в следующем году, когда подведу законодательную базу под это решение. Я сделаю это, Уэйн. Может, этот жест станет сигналом к гражданскому примирению, а может, наоборот, приведёт к всплеску насилия и крушению государства… Я не знаю…

«…Может, этот жест станет сигналом к гражданскому примирению, а может, наоборот, приведёт к всплеску насилия и крушению государства… Я не знаю…» — звучал голос Императора из динамиков интегратора, закреплённого на руке Алана Филипса.

Алан и Николас стояли в комнате для охраны и слушали разговор, который проходил за закрытыми дверьми между Императором и полковником Орокином. Филипс сознательно оставил «жучок», когда понял, что в одной из комнат «Куба», где расположился Император, будет что-то интересное. Интересного было очень много, но оно как — то не согласовывалось с планами самого Алана. Дослушав разговор, он повернулся к Николасу и произнёс:

— Всё… Император окончательно съехал с катушек — решил изменить свои взгляды к концу жизни и положиться на Уэйна Орокина. Это ставит крест на проекте «Зевс», пока Император жив. Кроме того, пока Мартин жив, он может натворить массу глупостей. Я думаю, что в наших же интересах проводить Императора в мир иной как можно поскорее…

Алан немного задумался и спустя несколько секунд добавил:

— Раньше Орокин был мне другом, а наши взгляды на многие вещи были практически идентичны. Но что-то выпало из моего поля зрения — что-то, что изменило Уэйна Орокина до неузнаваемости. Я до сих пор этого не могу понять…

Филипс даже не догадывался о том, что именно Восьмой Император Тиберий, прозванный Предателем, повлиял на мировоззрение полковника Орокина…

Глава 8. Предательство Тиберия

На самом деле Император Тиберий не был предателем, но, как говорится, историю пишут победители. Тиберий был реформатором, который стал жертвой пропаганды, ибо проиграл престол, потеряв при этом власть и собственную жизнь…

Седьмой Император Константин по прозвищу Большой, получивший престол по наследству от своего отца, не особо утруждал себя государственными делами. Будучи очень полного телосложения, он не любил передвигаться, поэтому большую часть времени своего правления Константин проводил в императорском дворце, предаваясь поеданию десертов и иных роскошных яств в тени уютного сада. Такое положение вещей привело к тому, что Константин фактически отстранился от управления Акритской метрополией, передав все полномочия Сенату. Внезапно скончавшись от собственного обжорства в 2676 году, Константин оставил после себя полностью децентрализованное государство.

Ещё во времена правления Эрика Злого, Акрит подчинил себе крупные города, предложив им свои технологии в обмен на потерю независимости. Однако в дальнейшем Первый Император внес определенные коррективы. В концепцию «независимость в обмен на технологии» была внесена поправка, согласно которой вводились шесть уровней доступа к информации о технологиях Акрита. Каждому уровню доступа соответствовала своя печать. Под шестую печать попадали технологии, которые, по мнению Императора Эрика Злого, могли быть использованы против самого Акрита. Сохранение в тайне критических технологий позволило сделать молодое государство более управляемым.

Сенат при Императоре Константине не упустил случая воспользоваться рычагами власти в своих интересах. Децентрализация вертикали власти привела к тому, что Акрит как столица потерял былое влияние. Викарии округов, воспользовавшись этим, провели закон, согласно которому секьюритизация технологий была полностью отменена. Но государство от этого не развалилось. К этому времени все города метрополии уже зависели друг от друга, будучи связанными производственными цепочками в едином экономическом пространстве.

Элиты городов метрополии начали конкурировать друг с другом за влияние, что привело к уменьшению финансовых потоков, поступающих в главный полис, на балансе которого была армия, требующая всё больше и больше средств на поддержание Южноамериканской кампании. Военные настолько завязли в постоянно вспыхивающих локальных конфликтах на этом континенте, что их запросы становились непосильны бюджету метрополии. Викарии не желали тратиться на войну в Южной Америке, если это не совпадало с их интересами. Они предпочитали делать бизнес с тамошними местными царьками, оставляя часть средств от добычи и реализации ресурсов в их карманах.

Смерть Императора Константина поставила перед Сенатом вопрос о престолонаследии. Так как покойный не имел детей мужского пола, была проведена процедура интронизации. Тиберий Андерсон, бывший в ту бытность викарием Сайбурга, неожиданно для себя стал Восьмым Императором Тиберием. Но впоследствии он понял причины такого резкого поворота в своей судьбе. Сенат рассчитывал бросить вызов военным, собираясь урезать им финансирование. Определенно, это было связано с рисками, последствия которых могли бы затянуться на шее вновь избранного Восьмого Императора. По мнению большинства членов Сената тех дней, военные давно оторвались от реальности, но играть в подобные игры с акритской армией было весьма опасно. Именно поэтому они проголосовали за кандидатуру человека, который, по их мнению, был наиболее управляем и глуп…