Безоглядная страсть - Марша Кэнхем

— То же самое можно спросить и о принце.

— А с чего ты взял, что он их не подыскал? В отличие от вас мы уже успели хорошо изучить эту местность. Здесь сплошная равнина, есть лишь одни высоты — кто первый их займет, тот, считай, уже победитель. Сейчас, когда мы с тобой разговариваем, наши войска уже продвигаются к ним.

— Уже продвигаются? Я думал…

— Ты думал, — усмехнулся Камерон, — что мы, как истинные джентльмены, предоставим ему время подтянуть пушки и обозы с продовольствием? Война, братец, ведется не в белых перчатках!

«А он, собственно, кое в чем прав, — подумал Ангус. — Хоули и впрямь не торопится занять позиции — не верит, что бунтовщики первыми атакуют… Он даже послал принцу депешу, что, мол, назначает бой на воскресенье, словно это дуэль…»

— Половина нашей армии, как я сказал, уже в пути, — продолжал Камерон. — Остальные выйдут на рассвете. Так что те высоты, о которых я говорил, уже, считай, наши.

Ангус похолодел. Если половина армии принца уже покинула лагерь, сейчас может повториться то же, что под Престонпаном — когда шотландцы, обогнув англичан и подойдя к ним с тыла, зажали их в непроходимом ущелье, отрезав все пути. Хоули рисковал снова повторить свою ошибку.

— Что толку, — проворчал Ангус, — если вы и победите в этом сражении? Камберленд пришлет из Лондона тысяч пять солдат из хессианской армии, а это такие головорезы, что все, что было до того, покажется вам детскими игрушками… Господи, да когда же вы наконец откажетесь от ваших безумных затей?

Темные глаза Камерона прищурились.

— Значит, Камберленд сейчас в Лондоне? А мы-то думали, куда он делся… Думали, он подходит к нам через Рутерглен… Что ж, — лицо Александра посерьезнело, — спасибо за информацию, Ангус. О планах Камберленда мы не знали…

Ангус и сам не знал, зачем он рассказывает им все это. Информация о том, что Камберленд собирается прислать хессианцев, хранилась в строжайшем секрете.

— Знаешь что, Ангус, — Камерон поднял глаза к небу, — поторопись-ка ты… Кажется, скоро начнется сильный снегопад, как бы тебе в него не попасть!

Ангус проследил за его взглядом. Небо наливалось свинцовыми тучами, ветер крепчал.

— Я провожу его, — вызвался Макгиливрей.

— Что ж, Ангус, — в глазах Камерона не было никакой враждебности, — еще раз спасибо! — Он протянул ему руку. — Даст Бог, встретимся когда-нибудь при более приятных обстоятельствах… Жаль, что ты не с нами, но неволить мы тебя не можем. Впрочем, если бы не снегопад, — добавил он. — тебе, пожалуй, можно было бы и не торопиться — Хоули наверняка еще спит. Вчера, насколько нам известно, у вас была грандиозная гулянка, и вряд ли он уже очухался…

— Я знаю Хоули, — сказал Ангус. — Он может выпить целую бочку, и наутро встать как стеклышко…

— Наши люди позаботились подмешать ему в вино опиум.

— Почему же вы его тогда вовсе не отравите? — поцокал языком Ангус.

— Это было бы неинтересно.

Рассмеявшись, Ангус пожал Камерону руку.

— Берегите Энни! — попросил он.

Энни обещала ему не рисковать, но Ангус знал, что его сумасшедшая жена вряд ли сдержит обещание. Все, что ему оставалось, — это доверить ее безопасность этим мужчинам, хотя они, пожалуй, такие же сумасшедшие, как и она.

Погруженный в невеселые раздумья, Ангус послушно шагал за Макгиливреем. Но, когда они миновали деревню, гигант неожиданно остановился и обернулся.

— Ангус, — произнес он, — я хочу тебе поклясться, что у нас с Энни ничего не было. Хотя, не стану скрывать, я хотел, был на волосок от этого… Твоя жена — порядочная женщина, Ангус.

— Я верю тебе, — кивнул Ангус. — И Энни тоже. «Мы одни, — пришло на ум Ангусу. — Если закопать труп под снегом, до весны его никто не обнаружит…»

— Знаешь, — сказал Джон, словно его самого посетила та же мысль, — тебе очень повезло, Ангус. Мне ведь сейчас ничего не стоит пристрелить тебя. Придумаю потом для Энни какое-нибудь объяснение — и буду счастлив с ней. Если… если она сама когда-нибудь будет смотреть на меня такими глазами, как на тебя…

Джон отвел глаза, только бы не смотреть в лицо человеку, которого жена любит, несмотря на его предательство.

— Джон, — проговорил Ангус, — я понимаю твои чувства и чувства Энни. Но я не понимаю…

— Хватит, — прервал его Джон, — не доводи до греха. Я просто боюсь, что еще одно слово — и я не сдержусь…

— Послушай, Джон, — с горячностью заговорил Ангус, — я, во всяком случае, дал тебе высказаться, хотя, сам понимаешь, мне было нелегко стоять и слушать, что ты неравнодушен к моей жене. Выслушай же и ты меня. Не как главу клана, не как врага в войне — как друга.

Джон молчал, рука его машинально сжала рукоятку меча.

— Говори, — разрешил он наконец.

— Я хочу признаться тебе, Джон, в чем настоящая причина того, что я остаюсь на стороне англичан. Дело в том, что Форбс поклялся мне — в бумаге, заверенной королевской печатью, — что, пока я в английской армии, ни мать мою, ни жену никто не тронет. Не согласись я на его условия, за их головы тут же была бы назначена та же цена, что и за твою, Ферчара, Джиллиза и так далее. Выбора у меня не было. Слава Богу, то, что я много лет провел во Франции, до некоторой степени извиняет в его глазах мою политическую лояльность. Мне также удалось убедить его, что брак мой якобы не по любви, а исключительно по расчету. К сожалению, я так сжился с этой ролью, что Энни сама в это поверила. Что ж, — Ангус в запальчивости рванул на груди одежду, — вот он я, весь перед тобой! Убей меня, если хочешь, избавь от позора, от необходимости предавать родину, лгать жене…

Джон рванул было свой, меч из ножен, но затем бросил его в снег.

— Значит, — прищурившись, проговорил он, — ты продался англичанам ради безопасности собственной шкуры? Так прикажешь тебя понимать?

— Приходится признать, что да. Но и ради безопасности моей семьи, жены, матери… Презирай меня — я заслужил. Но учти и то, что неприкосновенность Энни позволяла ей проделывать безнаказанно многое из того, чего бы иначе она не смогла делать…

Макгиливрей на минуту задумался. Подобрав с земли свой меч, он сунул его в ножны.

— Сукин сын! — прошептал он. — Что же ты сам-то ей не сказал? Избавил бы ее от стольких мучений…

— Я понимаю, — кивнул Ангус, — но я думал, что так я лучше смогу ее защитить. Чем искреннее она бы меня презирала, тем скорее бы я смог убедить Лудуна и других, что мой брак — исключительно по расчету…

— Все равно ты мог бы ей сказать.

— Ах, мой друг, — вздохнул Ангус, — я так давно ношу эту маску, что уже, считай, с ней сросся…

— Ты так сросся со своей маской, что твоя жена была на волосок от того, чтобы изменить тебе!