Китайская головоломка - Аркадий Жемчугов

Он очень болезненно воспринял развенчание культа личности Сталина, прекрасно понимая, что грядет его черед. И не ошибся. Китайская пресса, в том числе и центральная, мгновенно откликнулась на это международное событие серией публикаций антикультовской направленности. В некоторых из них прямо ставился вопрос о том, что во главе государства не должны стоять люди старше шестидесяти лет, что в таком возрасте человеческий организм, как правило, не в состоянии справиться с каждодневными перегрузками, связанными с высокой государственной деятельностью. Приводились факты из истории. Делались ссылки на медицинские авторитеты.

Мао Цзэдун в то время как раз достиг «установленной планки», однако показал, на что он еще способен. Неожиданно для многих его оппонентов возникло «дело Гао Гана — Жао Шуши».

Гао Ган был заместителем премьера Госсовета и председателем Госплана, игравшего первую скрипку при составлении пятилетнего плана. Жао Шуми занимал должность заведующего организационным отделом ЦК КПК, ключевым звеном в высшей партийной власти. Оба были членами Политбюро.

Маo Цзэдун обвинил обоих в заговорщической деятельности с целью захвата власти в партии и государстве. По его предложению 24 декабря 1953 года проект соответствующей резолюции был разработан на заседании Политбюро, а в феврале 1954 года — представлен на утверждение 4-го пленума ЦК КПК. Наконец, 31 марта 1955 года этот вопрос был вынесен на рассмотрение Всекитайской конференции КПК, принявшей специальную резолюцию «Об антипартийном блоке Гао Гана — Жао Шуши». Мао Цзэдун тем самым добился того, что не он лично, а «вся партия» осудила «заговорщиков». А Гао Ган был осужден еще и за то, что «не только не сознался в преступлении против партии, но, напротив, покончил жизнь самоубийством».

Под предлогом мер против «антипартийного блока» Мао Цзэдуну также удалось провести на партконференции резолюцию о создании контрольных комиссий в центре и на местах, с помощью которых были поставлены под жесткий надзор все партийные организации.

Но и это еще не все ответные меры председателя. Тогда же в середине 50-х годов в структуре Народно-освободительной армии Китая появилась новая воинская часть № 8341. Так Мао Цзэдун материализовал те четыре загадочные цифры, которые услышал от даоса отшельника.

Официально на эту воинскую часть была возложена охрана расположенной за стенами «запретного города» правительственной резиденции Чжуинаньхай, естественно, со всеми ее обитателями — высшими лицами партии и государства и членами их семей. Руководство вновь созданной охранной частью было возложено на давнишнего, еще со времен Яньани, телохранителя Мао Цзэдуна Ван Дунсина. Однако далеко не всем было известно о том, что в/ч № 8341 выполняла не только охранные функции, но и другие, порой весьма деликатные.

А началось все с того, что в один из летних дней 1955 года Председатель КВК самолично пожаловал в казарму к солдатам и в задушевной беседе «за жизнь» попросил каждого из них подыскать в родных краях по одному толковому крестьянскому парню. По одному из каждого уезда или волости, пусть даже самых удаленных от столицы. Когда же рекомендованные солдатами рекруты прибыли в Пекин, председатель лично побеседовал с каждым из них, а затем попросил вернуться в родные пенаты для сбора интересовавшей его информации. Он проинструктировал, как нужно собирать сведения, к каким вопросам проявлять повышенный интересу, как делать все это ненавязчиво, не привлекая к себе ненужного внимания. Особо подчеркнул, чтобы молодые люди «вели себя благопристойно, проявляли сыновье уважение к старшим и к деревенским властям».

Когда же рекруты вновь вернулись в Пекин, да еще не с пустыми руками, Мао Цзэдун «заслушивал их поочередно три дня подряд, а потом внимательно читал их отчеты, исправляя по ходу ошибки в написании иероглифов».

Поеле этого отобранные лично им новобранцы прошли полугодовую стажировку, кто — на заводе, кто — в деревне, с тем чтобы «иметь наглядное представление о классовой борьбе».

Наконец, еще одна просьба-поручение председателя состояла в том, чтобы каждый новобранец, вернувшись после стажировки в в/ч 8341, регулярно, раз в два месяца, направлял письма своим родственникам, справляясь у них о житье-бытье, о настроениях в деревне, о действиях местных властей и т. д. Ответные письма надлежало передавать в руки Мао Цзэдуна.

В 1956 году на территории в/ч 8341 открылась школа, «Вы хорошие товарищи, — объяснял Мао Цзэдун, — но с образованием у вас не все благополучно».

А в 1960 году там же, на территории части, открывается еще одна — вечерняя школа, преподавание в которой ведется уже по институтской программе.

Подготовка лично преданных председателю кадров ставится таким образом на поток. Отслужив положенный срок в в/ч № 8341, крестьянские парни теперь уже с высшим образованием и специальной подготовкой разъезжались по разным уголкам страны, а на их место прибывали новые.

Проблемы трудоустройства для выходцев из в/ч № 8341 не существовало. Дело в том, что командир части Ван Дунсин возглавлял еще и Общий отдел ЦК — святую святых компартии. Во всех периферийных органах КПК у Общего отдела были свои люди, которые и обеспечивали нужные рабочие места для солдат Мао.

Вся обширная территория Срединного государства оказалась в скором времени покрытой сетью тайных агентов Мао Цзэдуна. Они внедрились в партийные, государственные, армейские и прочие структуры. От них председатель черпал самую свежую, непричесанную информацию о положении в стране и ее отдельных регионах, о настроениях простых китайцев и периферийного руководства. Он был в курсе всего и вся. И был уверен, что тайная армия готова выполнить любой его приказ.

Когда летом 1966 года в Китае разразилась словно девятибальный шторм «великая пролетарская культурная революция», многие наблюдатели недоумевали, как это юнцы-хунвэйбины, студенты и школьники, согласовывают, а зачастую прямо синхронизирует свои действия в масштабах всей страны. Бросалось в глаза, что выдвигавшиеся в разных регионах лозунги и призывы «маленьких генералов Мао» выглядели написанными под копирку. В первые месяцы «культурной революции» никому и в голову не приходило, что хунвэйбины — всего лишь марионетки в умелых руках выпускников в/ч № 8341.

…С 15 по 27 сентября 1956 года, через 11 лет после VII яньаньского съезда, в Пекине состоялся VIII съезд Компартии Китая. В своем вступительном слове Мао Цзэдун, говоря о 20-м съезде КПСС, ни единым словом не упомянул о культе личности Сталина. «На состоявшемся недавно XX съезде КПСС были также выработаны многие правильные политические установки и подвергнуты осуждению недостатки в партии», заявил он по этому поводу. «Выступивший с политическим отчетом Лю Шаоци высказался более конкретно: «Состоявшийся в феврале текущего года XX съезд Коммунистической партии Советского Союза является важнейшим политическим событием, имеющим мировое значение. Съезд… осудил культ личности, который привел к серьезным последствиям внутри партии…»

Точки над «i» поставил Дэн Сяопин в докладе об изменениях в уставе партии: «… культ личности как общественное явление имел длительную историю, и он не мог не найти некоторого отражения в нашей партийной и общественной жизни. Наша задача состояла в том, чтобы решительно продолжать проводить в жизнь курс ЦК, направленный против выпячивания личности, против ее прославления… Одна из важнейших заслуг XX съезда КПСС заключается в том, что он раскрыл перед нами, к каким серьезным отрицательным последствиям может привести обожествление. Наша партия всегда считала, что в деятельности любой политической партии и любой личности не может не быть недостатков и ошибок… Поэтому наша партия также отвергает чуждое ей обожествление личности».

Съезд вычеркнул из устава КПК все упоминания об идеях Мао Цзэдуна как идейной основе партии (это было внесено в устав на VII съезде в Яньане). В новом уставе КПК, одобренном на VIII съезде, однозначно утверждалось: «Коммунистическая партия Китая в своей деятельности руководствуется марксизмом-ленинизмом. Только марксизм-ленинизм правильно объясняет закономерности развития общества, правильно указывает пути построения социализма и коммунизма».

Такова была коллективная воля реалистически мысливших членов Политбюро. «В 1956 году, на VIII съезде партии, — вспоминал впоследствии Пэн Дэхуай, — я предложил изъять из устава всякие ссылки на идеи Мао Цзэдуна. Едва я успел выговорить эти слова, как Лю Шаоци поддержал предложение: «Верно, хорошо было бы все снять!»

Но это было не все. Мао Цзэдуну были предъявлены обвинения в нарушении партийной дисциплины, в частности систематическое нарушение партийных решений о сроках созыва форумов руководящих органов КПК. Следует, правда, отметить, что в строгом соответствии с конфуцианским постулатом о «сохранении лица» Дэн Сяопин, осуждая «чуждое партии обожествление личности», тут же добавил, что еще в марте 1949 года «по предложению товарища Мао Цзэдуна» было принято решение запретить празднование юбилеев партийных и государственных руководителей и присвоение их имен улицам, предприятиям и т. д. Мао, таким образом, сохранял свое лицо.