Мила Рудик и загадка Сфинкса - Алека Вольских

Купала сорвал огненные цветы и бросил их в стороны, и тут же вокруг него, прямо в воздухе, на разной высоте загорелись многочисленные костры. Призрачные юноши и девушки бросились к этим кострам и, взявшись за руки, принялись парами прыгать через огонь.

Белка рядом с Милой ахнула, но волновалась она, конечно, зря — никакой, даже самый жаркий огонь неспособен был ни обжечь, ни согреть призраков.

Со всех сторон раздались аплодисменты восхищенной публики, и тут Мила охнула — что-то вдруг больно обожгло ее руку. Ее возглас потонул в шуме рукоплесканий. Мила перевела взгляд на запястье и увидела на коже ужасный ожог и мерзкие на вид волдыри, словно кто-то хлестнул ее крапивой. Не понимая, откуда это взялось, и морщась от боли, она оглянулась по сторонам. И, как ни странно, ее поиски увенчались успехом — устремленный на нее злобный взгляд принадлежал Нилу Лютову.

Выше, в ложе третьего яруса, слева от нее, он стоял возле перил балкона, облокотившись плечом о стену и скрестив руки на груди. И все бы ничего, если бы не ехидная ухмылка и сияющий иссиня-черным светом перстень на его руке — с тем самым черным морионом, — как взгляд какого-нибудь демона, глядящий прямо на Милу.

Мила вспомнила последнюю стычку с Нилом. Ей тогда уже было ясно, что ее ироничного выпада в свой адрес он ей не забудет. И вот, пожалуйста, — холодное блюдо под названием «месть подана». Кто бы сомневался…

Мила почувствовала себя не в своей тарелке — она не была готова защищаться, да еще в таком неподходящем месте. Но в следующий миг раздался тихий скрип, ложу немного качнуло, и ярусы начали разъезжаться по кругу в противоположные стороны. Мила облегченно выдохнула, видя, как расстояние между ней и Лютовым стремительно увеличивается. А в голове промелькнуло: тот, кто придумал это катание по кругу, — замечательнейший кудесник.

Тем временем призраки прекратили водить хороводы и прыгать через костры и, слетаясь друг за другом к Купале, окружили его тройным кольцом. Древний славянский бог растворился в облаке призрачного эфира под бурные овации зрителей.

Но уже в следующее мгновение призраки бросились от него врассыпную, и зритель ахнул от восторга и трепета одновременно: посреди театра на золотом троне возник зловещий Аид — бог подземного царства. Укутанный в черный плащ с прорезями для могучих черных крыльев на спине, он глядел на всех безжизненным, как обитель мертвых, взором, а у ног его в бледных цветах дикого тюльпана извивались и громко шипели змеи.

Аид взмахнул рукой, и все призраки до единого стали серыми тенями самих себя, приняв вид душ загробного мира. Даже будучи привидениями, они выглядели жизнерадостнее. Теперь они медленно плыли в воздухе мимо театральных лож, и на их лицах не было ничего, кроме муки и страдания.

Мрачный Аид взмахнул другой рукой, и из-за его спины, словно материализовавшись из тени огромных крыльев, выплыла лодка, в которой перевозчик душ вез умерших в их вечное рабство. Словно застывшие, призраки-актеры смотрели перед собой с тревожным ожиданием во взглядах. Никто из них не оборачивался назад.

Увлекшись зрелищем, Мила ненадолго забыла о боли. Но в какой-то момент боль напомнила о себе, и Мила, не выдержав, невольно издала полувыдох-полустон, после чего приподняла руку и осторожно подула на ожог.

— Что с тобой? — поворачивая восторженное лицо к Миле, спросила Белка и тут же, заметив ожог, ахнула: — Что это?!

— Да ничего, — тихо ответила Мила, чтобы не привлекать к себе еще больше внимания, но было поздно.

— «Что это» где? — спросил Ромка; мгновенно обнаружив взглядом волдыри на запястье Милы, он изменился в лице и пристально посмотрел ей в глаза: — Откуда?

Мила сначала помялась, но в конце концов с неохотой процедила:

— Лютов.

— Вот гад! — рыкнул Ромка и, словно в ответ на его возмущение, ярусы поехали по кругу.

Мила внутренне напряглась, невольно подняв голову вверх и глазами выискивая где-то слева фигуру Лютова.

Ромка проследил за ее взглядом.

— Где он? — всматриваясь в знакомые и незнакомые лица, спросил Лапшин.

— Не вижу, но был где-то в той стороне, — ответила Мила, начиная нервничать, — она была уверена, что, если будет смотреть ему прямо в глаза, Нил ничего ей не сделает, потому что в таком случае его затея потеряет всю свою прелесть. Не так весело травить того, кто смотрит тебе в лицо. Однако она никак не могла его найти.

Мимо нее, прямо перед глазами, с протяжным, еле слышным стоном, похожим то ли на странное пение, то ли на затянувшийся выдох, пролетел призрак одной из душ загробного мира.

— Ай! — вскрикнула Мила от боли, почувствовав, как горячо хлестнуло уже по другой руке — на покрасневшей коже проступили огромные волдыри.

— Вон он! — воскликнул Ромка, показывая куда-то вверх и вправо.

Мила посмотрела в ту сторону: Лютов стоял все в той же позе — вальяжно облокотившись о перегородку между ложами и держа руки так, что, казалось, он просто скрестил их на груди. Но кулак с черным морионом, как и в прошлый раз, был направлен в сторону Милы.

— Перешел в другую ложу, гад хитрый! Ну сейчас он получит, — яростно сжав челюсти, проговорил Ромка.

— Нет! — отрезала Мила. — Я сама.

Она подняла руку с перстнем повыше и положила ее на перила, нацелившись на Лютова. Но, благоразумно оглянувшись по сторонам, вдруг заметила Акулину. Ее опекунша сидела в ложе на первом ярусе. Заметив свою подопечную, Акулина улыбнулась ей. Мила улыбнулась в ответ и тут же почувствовала, что вышло у нее это как-то криво и неуверенно. Она была очень благодарна Поллуксу Лучезарному за увлекательное представление, благодаря которому Акулина не заметила ничего подозрительного и тут же отвернулась, чтобы не пропустить очередную захватывающую метаморфозу знаменитого лицедея.

Отводя взгляд от Акулины, Мила в одной из лож второго яруса заметила Альбину. Декан Львиного зева, конечно же, улыбаться не стала, но тем не менее окинула цепким ледяным взором ложу своих студентов. И только после этого вернулась к представлению.

— Почему ты ничего не делаешь?! — возмущенно прошипел рядом Ромка, недовольный тем, что Мила остановила его. — Он же сейчас смоется!

— Он слишком далеко, — зашептала в ответ Мила. — Я не такая меткая, как Лютов. Ты что, хочешь, чтобы я в кого-нибудь другого заклинанием угодила?

— Тогда давай я, — настойчиво предложил Ромка. — Или ты и во мне сомневаешься?

— Не сомневаюсь. Но это мое дело. Ты меня защитишь один раз на его глазах, и он будет думать, что я не могу сама за себя постоять. Ты этого добиваешься?

Ромка издал разочарованный стон, соглашаясь тем самым с доводами Милы и одновременно давая понять, что сидеть и ничего не делать — для него адская пытка.

Лютов, издали наблюдая за ними, глумливо ухмыльнулся, словно слышал каждое их слово. Потом жестом, наполненным значительной долей издевки, отсалютовал Миле. Не скрывая своего презрения, он повернулся к ней спиной и покинул ложу.

Ярусы двинулись по новому кругу.

— Ну вот, — выдохнула трагично Белка. — Теперь неизвестно, где он появится.

Мила подняла обе руки и принялась дуть на них, чтобы хоть как-то утихомирить боль.

— Нельзя же позволить ему сделать это еще раз, — нахмурилась Белка и тут же, вытянув брови домиком, с несчастным видом пробормотала: — Может, нам лучше уйти, а?

— Нельзя, — скривившись, покачала головой Мила. — Акулина за мной наблюдает. И, что еще хуже, Альбина следит в оба. Ты забыла — у нас с тобой выговор? Теперь ни одного лишнего движения сделать нельзя. Нас ведь предупреждали — с представления ни ногой. Уйдем — обязательно для профилактики нагоняй устроят. Акулине — устный, твоей маме — письменный.

— Ой! — пискнула Белка и простонала: — Не надо маме нагоняй! Это будет ужасно!

— Где ты ему в этот раз дорогу перешла? — спросил Ромка у Милы.

Мила наблюдала, как призраки медленно слетались к правителю подземного царства, и одновременно перемещалась взглядом из ложи в ложу, надеясь обнаружить как можно раньше, где теперь появится Лютов, поэтому ответила не сразу.

— Помнишь, Берти с ним недавно сцепился?

— Ну?

— Ну я ему потом кое-что сказала… Пару слов.

Ромка красноречиво кашлянул.

— Понятно…

— А ведь больно… — поморщилась Мила и снова подула на ожоги…

В следующие полчаса представления Поллукс Лучезарный менял облики как перчатки. Он предстал перед зрителями в образе отвратительной и злобной старой ведьмы — Яги. И в образе Минотавра с головой быка, повергшего всех присутствующих в ужас жутким громовым ревом. И в образе Апи, скифской змееногой богини земли. И даже в образе циклопа — одноглазого великана, такого огромного, что сцена-островок лишь каким-то чудом удерживала его в воздухе.

Каждый раз, когда ярусы со скрежетом трогались с места и начинали свой круговой ход, Мила, Ромка и Белка лихорадочно принимались рыскать взглядами вдоль лож. Они осматривали и ложи третьего яруса и ложи первого яруса; Ромка даже перегнулся через перила, пытаясь заглянуть в ложи бенуара, но все было без толку — Лютов словно сквозь землю провалился.