Лётчики (Сборник) - неизвестен Автор

- Оттащить к мертвецам! - приказал штубовой.

И вдруг в человеке, брошенном во двор блока, я узнал нашего лодзинского товарища капитана Битюкова! Он, как и все мы, хлебнул горя, но врагу не сдался.

...Когда его бросили к трупам, мы все стояли во дворе. Несмотря на частые пополнения блока, наших товарищей становилось все меньше и меньше. Гитлеровцы варварски доводили людей до смерти.

Вместе с трупами должны были отправить в крематорий и Битюкова. Рискуя жизнью, его оттащил от груды трупов Николай Иванович Власов. Вскоре Битюков пришел в сознание. Мы сразу же организовали "печку", чтобы согреть его...

- А где еще три тысячи восемьсот человек? - спросил у меня наутро Битюков и показал свой порядковый номер 4629.

- Скоро все там будем, - ответил ему узник, стоявший рядом со мной. Можешь заранее зарегистрироваться у подполковника Власова, он записывает фамилии и адреса замученных летчиков.

- Власов тоже здесь? - спросил Битюков.

- Да вон он стоит, - ответил я. - Это он тебя вчера уволок от мертвецов..."

Узник блока No 20 Иван Битюков (из письма матери героя Матрене Григорьевне Власовой):

"...Убедительно прошу Вас, когда будете читать мое письмо о последних минутах жизни Вашего любимого сына Коли, не расстраивайтесь, так как это тяжелое горе переживают все семьи, чьи отцы, мужья и сыновья отдали свою жизнь в борьбе за честь, свободу и независимость нашей Советской Родины.

Я не буду описывать все ужасы, которые применяли эсэсовцы по отношению к нам, советским военнопленным офицерам, в большинстве летчикам, так как это повлияет на Ваше здоровье, а только помню, что Николай Иванович был очень худой и в то же время очень спокойный и все время о чем-то думал.

...Николай Иванович в Маутхаузене держался так же мужественно, как и в Лодзи, возле него легче становилось другим.

- Нет, браток, ты на себя так не должен смотреть, будто с пленом и жизнь для тебя кончилась, - говорил обычно новенькому Власов. - Ты обязан и здесь быть солдатом. Выживем, вернемся, народ с каждого спросит. Поймут, какие муки мы вынесли. А пока держись, чтоб нас, и безоружных, денно и нощно боялись. Понимаешь? Чтобы не ты их, а фашисты тебя, военнопленного, страшились!

Но иногда у Николая глаза становились такие измученные, что лучше было не смотреть. Как и все в блоке, он привык относиться к смерти людей от истощения или истязаний как к какому-то чуть ли не естественному явлению. Он старался узнать о предстоящей кончине товарища раньше блокового, чтобы, во-первых, записать адрес его родных, а во-вторых, успеть передать другим лохмотья одежды, а иной раз и хлебные крохи. Но когда кто-либо из заключенных молча, не глядя на товарищей, подходил к перекладине, устроенной в глубине барака, взбирался на табуретку, предназначавшуюся для этой цели, прикрепив к доске поясной ремень, просовывал в петлю голову, на Власова страшно было смотреть. Он обычно подбегал к самоубийце, силой стаскивал с табуретки, говоря:

- Держись, друг! Держись, родной!..

...Пожалуй, тогда-то мне стало ясно, почему заключенным изолирблока разрешалось иметь при себе ремни. В этом тоже проявлялся фашистский порядок...

Однажды я оказался рядом с Власовым, тот шепнул:

- Ты присматривайся, капитан, к третьей вышке: тебе ее брать. Это последний наш шанс, капитан, понимаешь?

Николай Власов вместе с полковниками Исуповым и Чубченковым замыслил организовать восстание и побег заключенных из изолирблока.

На меня возлагалась одна из труднейших задач. На третьей вышке, как и на двух других, был установлен на турели спаренный пулемет. Часовой и пулемет возвышались над стенами блока. Одна из стен была внешней. Чтобы преодолеть ее, надо было вначале овладеть пулеметными точками. Вдоль стен на специальных кронштейнах была натянута в пять рядов колючая проволока под высоким напряжением...

Мы взяли все, чем можно было воспользоваться: лохмотья одежды, одеяла блокового и прислуги, чтобы забросать всем этим проволоку, топор блокового и пожарный багор, деревянные колодки, куски эрзац-мыла из запасов блокового, огнетушитель... Во время "печек" те немногие, кто был посвящен в план восстания и побега, постепенно расшатывали во дворе булыжники.

Нам позарез требовался план лагеря и окружающей местности: что там, за внешней стеной? какие еще преграды? куда, в каком направлении бежать? И каким-то чудом план был раздобыт. Он был вычерчен на бумаге, завернут в кусочек целлофана и прикреплен к днищу, в котором из кухни доставлялась баланда. Нужно было поистине презирать смерть, чтобы на глазах у блокового броситься к бачку, мгновенно отлепить записку и тут же по цепочке передать ее Власову. За этот поступок Геннадий Мордовцев поплатился жизнью.

Восстание назначили на двадцать восьмое января.

...Итак, двадцать восьмое января... Казалось, все было готово. И вдруг в ночь на двадцать шестое случилось ужасное: кто-то выкрал у Власова его блокнот с фамилиями и адресами замученных. И этот же "кто-то" наверняка донес эсэсовцам, что Власов, Исупов, Чубченков и другие в последнее время часто собирались вместе и о чем-то таинственно переговаривались. На рассвете всех их, около пятидесяти человек, вывели из блока..."

Восстание было обезглавлено. Но руководители его уже сделали так много, оставили после себя таких верных и решительных товарищей, что теперь восстание было невозможно предотвратить.

Эсэсовцы зверствовали. Пистолетный выстрел, автоматная очередь стали столь же привычными для обитателей блока No 20, как и ежеутренняя "зарядка", которую фашисты проводили теперь с особым ожесточением.

Занятый заботой о предстоящем выступлении, Битюков поначалу не обратил внимания на тихий свист, раздававшийся с крыши 19-го блока, где заключенный латал кровлю. Потом к его ногам упал смоляной шарик. Битюков подобрал его, бросился к бараку. В шарике была спрятана крохотная записка: "Ваших товарищей уничтожили. Вас ожидает то же. Не ждите, действуйте! Поддержим!"

* * *

Ночь со 2 на 3 февраля 1945 года.

Узник Маутхаузена блока No 11 Николай Паршин:

"...Когда в ночь на 3 февраля в лагере раздалась пулеметная стрельба, мы так и решили: началось массовое уничтожение заключенных... Все быстро оделись. Электричество погасло. По лагерю ошалело бегали эсэсовцы. Наш блоковый приказал из барака не выходить. Через час мы узнали о невероятном: восстал 20-й блок!

Назавтра на работу нас не погнали. Со всех бараков поснимали топоры, багры, огнетушители. Я находился в одиннадцатом блоке, что против крематория. Ужасные картины происходили и в последующие дни. Привозили обезображенные трупы героев побега. Дорога до крематория была сплошным кровавым следом. Избитых, искалеченных, но еще живых людей сбрасывали вместе с мертвыми с повозок в подвал и жгли. Это уму непостижимо... Всего в момент побега было 738 человек. Наутро 3 февраля в блоке насчитали 68 трупов... Радио Вены и Линца в течение двух дней ежечасно оповещало население и приказывало ловить сбежавших "бандитов". Вскоре комендант объявил, что со всеми покончено. Мы верили этому и нет..."