Перья - Беэр Хаим

И только дома у Хаима никто не усомнился в его дарованиях.

Когда я, понуждаемый родителями, стал регулярно общаться с ним, он был одержим химией. Стол в его комнате выглядел как настоящая лаборатория: реторты, пробирки, спиртовка, асбестовые решетки. Запах стоял там такой же, как в нашем школьном кабинете естествознания. Место книг, переложенных с полок на широкие подоконники, занимали флаконы с какими-то жидкостями и емкости с порошками, кусочки металла и другие таинственные предметы. На флаконах красовались наклейки с латинскими буквами и мелкими цифрами.

— Вот на этой полке собраны различные химические элементы, — с важностью сказал Хаим.

Он споро, как по писаному, стал излагать мне общую химическую теорию, перемежая свою речь иноязычными терминами. Голос его оставался при этом ровным, лишенным выразительных интонаций. Время от времени Хаим, не прерывая устного изложения, выводил на лежавших среди пробирок листах бумаги какие-то формулы, но, убедившись, что они остаются для меня непонятными значками, он отодвинул листы и зашел с другой стороны:

— Химические элементы подобны волшебным камням, которыми играл Бог, приступив к сотворению мира. И так же как многие тысячи слов в иврите состоят из двадцати двух букв, все виды существующей в этом мире материи состоят примерно из ста элементов.

Много позже, вспоминая в конце войны этот наш разговор, Хаим сравнил его с визитом раввина Узиэля в лабораторию доктора Вейцмана. А тогда он, увлекшись идеей сходства ограниченного числа букв в письменном языке и химических элементов в природе, пытался передать мне свою увлеченность, говоря о частотности тех или иных сочетаний и о том, что простейшие звуки неделимы — подобно химическим элементам.

— Это поразительный, бесконечный мир, — настаивал Хаим.

Он надеялся собрать коллекцию всех известных человечеству химических элементов и проявлял в этом деле большую изобретательность. В начисто вымытой баночке из-под горчицы, на которой красовалась наклейка с надписью Au, хранилась искривленная золотая коронка, изъятая при протезировании изо рта его матери. Свинец был представлен литой наборной строкой, которую Хаим подобрал в куче мусора у типографии «Соломон» на улице Рава Кука. Алюминий для коллекции Хаима пожертвовала его мать, уступившая ему крышку от небольшой кастрюли. Ртуть юный химик добыл из разбитого им термометра. Неон, о котором Хаим с гордостью рассказал, что тот представляет собой редкий благородный газ, производимый методом выделения из сжиженного воздуха, был представлен в его коллекции в виде продолговатой трубки молочного цвета, специально купленной Хаимом в магазине электроосветительных приборов.

Начало нашей дружбы сопровождалось непрерывным поиском недостававших в коллекции Хаима элементов.

У Хаима имелась картотека, созданная им самим с помощью справочников, словарей и главным образом учебника химии для старших классов, одолженного ему сыном доктора Амирама Пеледа. Таким образом, Хаим знал, что большинство существующих в природе химических элементов все еще отсутствует в его коллекции, и, перебирая карточки из своей картотеки, он постоянно раздумывал об ухищрениях, которые позволят ему раздобыть очередной элемент. В свой третий или четвертый визит я застал Хаима в приподнятом настроении. Размахивая одной из карточек, он сообщил мне, что нашел способ добыть иридий.

— Этот металл получил свое название от слова «ирис», означающего по-гречески «радуга», — рассказывал Хаим. — Такое название было дано ему потому, что его соли отличаются разнообразной окраской. Сам по себе иридий имеет серебристо-белый цвет, и это очень твердый металл, принадлежащий к платиновой группе. Благодаря своей тугоплавкости он используется для производства электродов, и еще его можно встретить в кончиках перьев дорогих авторучек.

Выведя на наклейке буквы Іг, Хаим лизнул ее обратную сторону и поместил наклейку на маленький стеклянный флакон. После этого он спросил, догадался ли я уже, в чем состоит его замысел.

Вскоре мы стояли с ним у входа в тесную лавку, которая располагалась тогда слева от миссионерского магазина новозаветной литературы в нижней части улицы Принцессы Мэри. Хозяин лавки в очках и в заляпанном чернилами фартуке выслушал ученые объяснения моего товарища с легкой иронией, но также и с некоторым любопытством. Химический состав перьев, которые он продает и починяет, ему неизвестен, сказал нам хозяин, но у него имеется коробка с неисправными перьями, и он охотно пожертвует для создаваемой моим другом коллекции известное своей прочностью перо «Ватерман».

Ободренный радушием хозяина лавки, Хаим тут же задумал попытать счастья в лабораториях фармацевтической компании «Тэва» в квартале Баит-ва-Ган. Вернувшись оттуда на следующий день с раскрасневшимся от восторга лицом, он сообщил, что начальник лаборатории приветливо встретил его и, узнав о предмете его интереса, рассказал, что и сам он увлекся химией в детстве — увлекся настолько, что едва не лишился зрения в результате одного из своих экспериментов, в память о чем у него остался ожог на виске.

— Таких детей, как ты, нужно всячески поощрять, — сказал моему другу начальник лаборатории. — В вас заключено будущее нашей профессии.

Он устроил Хаиму обстоятельную экскурсию по своему царству и посвятил его в тайны изготовления лекарств.

На полке у Хаима красовалась свежая пожива: плотно закупоренный флакон, пробку которого удерживала стальная проволока. Осторожно встряхнув флакон с густой красно-коричневой жидкостью, мой ученый товарищ взволнованно сообщил:

— Это бром, чрезвычайно ядовитый элемент с удушающим запахом. В фармацевтической промышленности он играет очень важную роль.

Рядом с емкостью с бромом стояли еще два флакона, на одном из которых красовалась наклейка с буквой I, и Хаим объяснил мне, что находящиеся в нем фиолетово-черные кристаллы — не что иное, как йод. В другом закупоренном флаконе помещались мягкие на вид катыши оранжевого вещества, оказавшегося серой.

Расположившись на диване, Хаим с удовольствием взирал на свои новые сокровища. Мне он решительно запретил приближаться к ним. Предупрежденный начальником лаборатории, мой друг твердо знал, что к ядовитым веществам нельзя прикасаться голыми руками, нельзя вдыхать их пары и следует всячески оберегать их от огня.

Когда-нибудь, размышлял Хаим вслух, появится выдающийся химик, и он сумеет открыть один или несколько элементов, которых Менделеев не знал, но для которых, предвидя их существование в природе, специально оставил место в своей таблице.

— Новому элементу захотят дать название Виталий, — задумчиво сказал Хаим. — Но знаменитый ученый будет скромен и настоит, чтобы новый элемент получил название шалемий или ариэлий, в честь его родного города Иерусалима[294]. Такое уже случалось в прошлом. Например, семьдесят первый элемент периодической системы Менделеева был открыт французским ученым и получил название лютеций, в память о древнем названии Парижа. А шестьдесят седьмой элемент, открытый шведским ученым из Упсалы, назван гольмием — в память о древнем названии Стокгольма.

Хаим пребывал в те дни в приподнятом настроении, дальнейший жизненный путь казался ему понятным. Он постоянно пропускал уроки и уничижительно отзывался о глупостях, которым нас учат в школе, причем особенное презрение выказывал в отношении уроков Талмуда и религиозного права. Эти уроки рассматривались им как попытка раввинов искусственным образом сохранить косный, невосприимчивый к новому образ жизни, которому так или иначе суждено остаться в прошлом.

Но постепенно ясное небо над его головой стали затягивать тучи. Прошло несколько недель, в течение которых он не сумел пополнить свою коллекцию ни одной новой находкой. Груда карточек с названиями недостающих элементов лежала у него на столе безмолвным свидетельством его неудачи. Хаим стал сердит и нетерпелив, от моих советов раздраженно отмахивался.