Последнее пророчество Эллады (СИ) - Самтенко Мария

О том, что в последнее время слишком уж много жён начали отправлять в Аид своих мужей. О том, что войны разгораются сами по себе, и это притом, что бог, отвечающий за такое «сами по себе», отбывает своё наказание в Подземном мире. О том, что женщины — даже подземные — слишком уж недовольны своими мужчинами. О том, что слишком много в последнее время лесбиянок — аномально много даже для Эллады, которая всегда славилась любовью к… назовём её «свободной любви».

Теперь это все сложилось в одну картину. Заговор Афродиты — это же надо до такого додуматься! Кажется, никто из его соратников не принял это всерьез (ну, может, кроме Таната, он тоже навидался в последнее время и удушенных младенцев мужского пола, и отравленных мужей, и заколотых любовников). Зря. Стихию Пенорожденной не следовало недооценивать. Человек ли, бог ли был способен на любую мерзость во имя любви.

Ощущение Грядущей Хрени постепенно обретало форму.

Кажется, от этого должно было стать легче — как становится легче, когда какой-то неопределенный страх получает своё физическое воплощение — но нет, нет, не помогало, тревожило всё сильнее.

Как будто после того, как он похитил Персефону с поверхности, где-то словно включился обратный отсчёт.

Аид привёл свою царицу в единственную достроенную башенку.

Сверху открывался потрясающий вид на Подземный мир. Тот казался безграничным, как небо, море или земля, и Персефона надолго замерла, критически разглядывая открывшуюся картину зелёных джунглей: заполонивших всё растений и редких в глобальном масштабе группок подземных и теней, сражающихся с ползучей зеленью. Было видно, что растительность неуклонно проигрывает, однако Аид полагал, что огородные работы останутся излюбленной карой для грешников на ближайшие несколько лет.

— Рассказывай, — предложил он Персефоне, решив, что пауза слишком затянулась.

Она смотрела настороженно, явно ждала подвоха. Хотя кто бы говорил, царапины после её «похищения» до сих пор не зажили, несмотря на порцию нектара. Может, его не следовало запивать кумысом?..

— Извини меня, — быстро, на выдохе сказала царица. В её глазах сквозила решимость.

Извиняться, не комкая при этом одежду и не выдавая, как Зевс, страдальческих гримас, её явно научила Макария. Та делала это постоянно: «Я что, действительно превратила тебя в гигантскую фиолетовую сороконожку? Ой, извини!».

Разница заключалась в том, что Макария никогда ни в чем не раскаивалась. Например, в той истории с превращением нимфы из свиты Гекаты в гигантскую фиолетовую сороконожку причиной извинений было то, что изначально сороконожка задумывалась оранжевой.

— Я на тебя не обижаюсь, — медленно сказал Владыка, пытаясь отделаться от настойчивых ассоциаций с сороконожкой. Ещё бы! Перепуганная тварь забилась в лодку Харона и случайно оттолкнулась от берега, вязкие воды Стикса поволокли лодку вниз по течению, и избавиться от воспоминаний об эпичной погоне было не так-то просто. — А ты можешь конкретно сформулировать, за что извиняешься?

— Насколько я понимаю, тебя не особо беспокоит то, что я отвергла твоё предложение снова стать царицей, ровно как и поток оскорблений, позаимствованных у моей доброй и красноречивой мамы? — серьёзно уточнила Персефона, легонечко касаясь тонкими ледяными пальцами его запястья. Полгода на поверхности ничуть её не согрели. Аид ощутил острое желание коснуться её руки губами, согреть своим дыханием. Желание было человеческим, не божественным — разве Владыке Подземного мира в принципе должно было приходить в голову что-то подобное?

Он должен был знать о таких вещах ещё меньше, чем она. Она должна была быть Весной, а он — леденящей бездной мира мёртвых. Но раз у Весны проблемы с теплом, приходится отдуваться за двоих, да?

Он бы и отдувался, если бы не витающее повсюду Ощущение Хрени.

— Вообще не беспокоит, — сказал Владыка когда (спустя три секунды) она убрала руку. — Не сразу, но я догадался, что ты что-то задумала. Если бы ты хотела продемонстрировать, что счастлива быть девственной богиней и больше не желаешь меня видеть, тебе следовало остановиться на «слишком поздно». Всё остальное это уже было слишком… перебор, понимаешь? Я понял, что ты слишком сильно хотела, чтобы я ушёл. Но у тебя не должно было быть причин так этого желать… если не считать Артемиду в кустах?..

— Хорошо, — фыркнула Персефона. — Когда я узнала, что Деметра обманула тебя с этой травой, я подумала, что всё кончено. Что все, к чему я стремилась, превратилось в прах, и у меня отняли даже саму возможность отомстить. Мать предложила стать девственной богиней, и сначала я согласилась с мыслью «а лети оно все в Тартар». Потом, когда успокоилась, поняла, что это идеальный вариант. Вот посмотри: у меня нет дочери, у меня нет мужа, у меня нет царства, я не могу отомстить и становлюсь девственной богиней чтобы начать жизнь заново… жизнь без мужиков, понимаешь? Неужели главных девственниц Эллады не заинтересует неожиданное пополнение в их рядах? — она сложила на груди нервно вздрагивающие руки. — Ты знаешь, они нарисовались на горизонте уже через пару часов — Деметра попросила «утешить подружку». Поначалу ко мне присматривались, но после того, как я прогнала тебя, они решили-таки принять меня в свои ряды и поделились своими «гениальными замыслами» насчёт Концепции. Так вот… о чем это я? Ах да. Я хочу попросить у тебя прощения за то, что не поставила тебя в известность о свои планах. Иногда в одиночку легче… когда ты собирался залезть в пасть Ареса, тебе тоже было бы проще промолчать, но ты всё же рассказал мне. А я тебе не сказала, хотя могла бы. Прости.

Она замолчала, выравнивая сбившееся дыхание; Аид тоже молчал, пытаясь подобрать слова, которые помогут вернуть ей душевное равновесие. Кажется, он не умел и не любил утешать, но других желающих сделать это на горизонте Подземного мира как-то не наблюдалось.

Как и тех, кто в принципе может выжить, если Персефона вдруг решит, что не нуждается в утешении.

И да, Хрень. То самое неотступное ощущение Хрени, которое мешало ему вот прямо сейчас положить ей руки на плечи, привлечь к себе и тихо сказать… что-нибудь.

Короткий миг Аид позволил себе помечтать о том, что в ответ Персефона может прижаться к нему, вцепиться ему в одежду, в волосы, коснуться губами его губ, щеки, шеи, судорожно шепча между поцелуями, что он ей нужен, нужен, нужен, потому, что он, Макария и Геката — это все, что у неё есть, а остальное пускай летит в Тартар…

Но думать об этом было глупостью, потому что сам Тартар медленно, но верно подбирался ко всему, что было ему дорого.

А Персефона…

Кажется, дело было не только в извинениях.

Персефона смотрела на него блестящими глазами и явно ждала каких-то более активных действий. Аид мимолётно подумал, а не собирается ли она решить с его помощью проблему, возникшую из-за источника Канаф, и чуть улыбнулся, представив лицо Деметры.

— Я не сержусь, хотя ты могла бы и не царапаться, когда я тащил тебя обратно, — спокойно сказал он. — Такое ощущение, что я дрался с легионом демонов, и демоны победили. Представляю, как Аресу в своё время досталось.

— А ему не досталось, — развеселилась Персефона. — Он же меня мечом оглушил, плашмя.

— Мир несправедлив, — констатировал Аид.

Кажется, ему все же нужно было выслушивать предложения Макария насчет Ареса более внимательно.

И, кажется, лучшее, что он мог предложить Персефоне прямо сейчас — это проводить её до покоев и посоветовать отдохнуть.

***

Персефона

— Ну как? — с порога вопросила Геката, без спроса вламываясь в покои Персефоны. — Не зря ты с ним уединялась?..

Пока центральное тело воодушевлённо жестикулировало, два призрачных заносили вино и закуску.

Персефона страдальчески вздохнула и сотворила рядом с ложем небольшой столик:

— Слушай, а Аид вообще из Кронидов? Я ощущаю себя Данаей, к которой золотым дождём проник Зевс, поздоровался и потёк обратно. Ах, да, когда он меня проводил до покоев, то взял за руку, поцеловал туда, где я обычно ношу браслет, коварно так посмотрел и ускакал по своим делам!