Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1 - Николай Александрович Митрохин

был необходим высокий уровень взаимной компетенции и наличия представлений о том, что творится на заводах с каждой крупной партией оборудования. В итоге, как правило, региональные партийные чиновники увозили к себе список претензий, на которые они должны были срочно реагировать, накручивая директоров заводов[442].

Уровень компетенции сотрудников со стороны аппарата ЦК КПСС был очень высок. В секторе полиграфии Отдела пропаганды и полиграфическом отделе Управления делами ЦК КПСС работали почти исключительно бывшие руководители комсомольской организации Московского полиграфического института, сделавшие впоследствии значительные карьеры в полиграфической отрасли. В Отделе машиностроения ЦК КПСС — преимущественно выпускники крупнейших московских и ленинградских технических вузов, имевшие опыт работы (и быстрых карьер) на крупнейших производственных предприятиях.

Пример центра согласований на более высоком уровне приводит в своих мемуарах бывший член Политбюро Вадим Медведев. Он вспоминает, что во времена Леонида Брежнева существовал «узкий рабочий кабинет», в который входили управляющий делами ЦК КПСС Георгий Павлов, первый заместитель Отдела организационно-партийной работы Николай Петровичев, заведующий Отделом науки и учебных заведений Сергей Трапезников, заведующий Общим отделом Клавдий Боголюбов. Этот «кабинет», который просуществовал почти два десятилетия, был ликвидирован только с приходом Юрия Андропова. Именно на его совещаниях готовились материалы к заседаниям Политбюро и Секретариата ЦК КПСС и была возможность повлиять на решение практически любого вопроса[443].

Неформальные институты согласования на уровне Политбюро ЦК КПСС

Однако вся эта деятельность рядовых и нерядовых аппаратчиков ЦК КПСС в значительной степени зависела от того, каких договоренностей достигнут члены Политбюро. Стоит еще раз напомнить, что люди со статусом секретаря ЦК КПСС, то есть работающие в центральном партийном аппарате, составляли в Политбюро меньшинство, пусть и самое влиятельное. Остальные члены Политбюро были высокопоставленными государственными чиновниками или руководителями региональных партийных организаций. У каждого из них был свой большой аппарат сотрудников, который формулировал для них специфические подходы для решения различных проблем, зачастую далеко выходивших за пределы компетенции этих организаций[444].

Так что, как говорил в интервью бывший помощник министра обороны Дмитрия Устинова, «когда вставал вопрос о приеме той или иной системы на вооружение, оказывалось, что у каждого конструктора в правительстве и политбюро — свои покровители, через которых они протаскивали свое детище»[445].

В результате в ходе заседаний Политбюро должно было проходить публичное столкновение разных подходов. Но продолжительные баталии на заседании этого важнейшего в стране органа были очевидно невыгодны его участникам. Невыгодны по причине того, что на заседаниях присутствовало много «лишних» людей (заведующие отделами аппарата ЦК КПСС, главный редактор «Правды», приглашенные для обсуждения конкретного вопроса чиновники), надо было обсудить за ограниченное время много вопросов, в дискуссии можно было слишком «раскрыться», проговориться, обрести невыгодный имидж. Поэтому вокруг Политбюро наблюдается особенно много неформальных центров согласования. В основном в них участвовали «московские» члены Политбюро — те, кто постоянно находился в Москве. Представители региональных партийных организаций (Украины, Ленинграда и других) традиционно находились на вторых ролях.

Секретарь ЦК КПСС Владимир Долгих в мемуарах пишет о лоббировании в начале 1960-х годов инициативы развития Норильского горно-металлургического комбината (на что требовались огромные средства), который он тогда возглавлял. Ниже речь идет об одном из форматов подобных согласований:

Тогда в моде были совместные часовые обеды в Кремле главных руководителей ЦК КПСС и правительства. Бывал на этих обедах и [Петр Федосеевич] Ломако (член Бюро ЦК КПСС по РСФСР, покровитель Долгих. — Н. М.). На одном из них он рассказал Никите Сергеевичу о Талнахе (очень перспективном месторождении на территории комбината, требующем средства на освоение. — Н. М.), тот заинтересовался, даже выразил пожелание при удобном случае побывать в Норильске. Это уже значило для нас немало. С подготовленным проектом постановления Совмина СССР о строительстве разведочно-эксплуатационной шахты в Талнахе мы вновь пошли по руководящим кабинетам. И победили[446].

Куда больший масштаб и число участников имели публичные и закрытые приемы, которые в период правления Хрущева (и отчасти в первые годы правления Брежнева) были часты и многолюдны. Присутствовавшие на них крупные партийные чиновники имели возможность для неформального обсуждения интересующих их вопросов.

Брежнев знал по собственному опыту, к чему могут привести плохо контролируемые «первым» встречи членов Политбюро между собой. Потому он отменил многие хрущевские традиции, в том числе долгие совместные трапезы и многолюдные охоты. Вероятно, важнейшей площадкой для неформальных переговоров стала Ореховая комната, располагавшаяся по соседству с залом заседаний Политбюро. Бывший заведующий Орготделом ЦК (1983–1985) и затем член Политбюро Егор Лигачев описывал процесс такой встречи:

Так называемая Ореховая комната с большим круглым столом, за которым перед заседаниями обменивались мнениями члены высшего политического руководства. За этим круглым столом в предварительном порядке, так сказать, неофициально, без стенограммы и протокола, иногда обсуждались важнейшие, наиболее сложные вопросы повестки дня. Поэтому бывали случаи, когда заседание начиналось не в одиннадцать ноль-ноль, а с запозданием на пятнадцать-двадцать минут. Разумеется, в заседаниях принимали участие кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК, но они собирались уже непосредственно в продолговатом зале, за длинным столом, где за каждым негласно было закреплено постоянное место[447].

Другим важным местом был зал официальных делегаций в аэропорту во время прилетов и отлетов первого лица государства.

Процедура проводов и встреч Генерального секретаря ЦК КПСС сложилась давно. <…> В аэропорту каждый раз собирались не только члены Политбюро, но и кандидаты, секретари ЦК КПСС. <…> Обычно о дне и часе проводов накануне оповещал общий отдел. Съезжались, как правило, порознь минут за 20–30 до намеченного срока. И там, в холле небольшого правительственного аэропорта «Внуково-2», начиналась интенсивная работа… Шел очень активный обмен мнениями, здесь же договаривались, как решать те или иные вопросы, требовавшие взаимодействия нескольких членов ПБ. <…> На следующий день в газетах обязательно появлялась официальная фотография проводов. Знаю, что эту фотографию с большим вниманием изучали многие люди не только у нас в стране, но и за рубежом: по тому, как выстраивались вокруг Генсека члены Политбюро, пытались определить расстановку сил в политическом руководстве. Это тоже давняя традиция[448].

Замзав Отделом соцстран Георгий Шахназаров рассказывает о более раннем периоде встреч во Внуково-2:

Встреча проходила так, словно генеральный вернулся из космического полета или мы с ним не виделись два десятка лет. Выстраивалась длинная шеренга, сойдя с трапа, он троекратно обнимал и лобызал каждого. Затем шли в просторный холл аэропорта, где подавали чай и кофе со сладостями. Генсек подробно посвящал соратников в содержание своего разговора с союзными лидерами (социалистических