И летели наземь самураи... - Ральф Питерс

     Конечно, там была очередь. Но она двигалась с удивительной быстротой. Служащие за чистым, ярко освещенным прилавком улыбались, и он решил, что они, должно быть, иностранцы. Это и было причиной его первого потрясения. Потому что официантка мелодичным голосом с милым московским акцентом спросила их, что они будут заказывать. Он, заикаясь, произнес незнакомые имена — на занятиях по военной английской терминологии они таких слов, как "Биг-Мак", не изучали. С потрясающей скоростью на подносе появилась красиво упакованная еда. У него взяли деньги и вернули сдачу, и миниатюрная улыбающаяся девушка приветливо обратилась к следующему посетителю.

     Он сидел в безукоризненно обставленном, шумном зале ресторана, с невольным аппетитом поглощал великолепный сандвич и наблюдал за тем, как его девушка быстро и жадно ела, улыбаясь ему, а в небольших просветах между зубами застревали кусочки Америки. Он испытывал непередаваемое чувство боли. В те дни они в училище еще разыгрывали военные игры против американцев, от этой старой привычки очень трудно было избавиться даже сейчас. А тогда проворство, с которым американская система околдовывала его с помощью ресторана, устроив ему засаду из вкусной еды и шипящей кока-колы, контролируя каждое его действие, очень раздражало его. Если американцы были настолько компетентны в таком простом деле, как управление рестораном, то не было сомнения, что в военном искусстве они были значительно сильнее, чем утверждали его начальники. Он пришел к этому выводу, используя диалектику марксизма и закон перехода количественных изменений в качественные.

     Проглотив последний кусок соблазнительного сандвича, он потащил свою подружку из этого зала, олицетворявшего для него триумф Америки. На улице они начали громко спорить, привлекая внимание прохожих. Он поклялся ей, что никогда не ступит ногой в ресторан "Макдональдс". Она назвала его самодовольным ослом и идиотом. Эта перебранка происходила на глазах у заинтересованной толпы. После похода в "Макдональдс" ему не только не удалось переспать с Ириной, но он был изгнан немедленно и навсегда с того плацдарма, который он с боями завоевал в ее сердце. Она даже перестала отвечать на его звонки. Уже позднее он ее случайно увидел. Он бродил по разоренному центру Москвы и, проходя мимо окон этого рокового троянского коня капитализма, заметил разряженную Ирину с другим мужчиной. Она вгрызалась своими маленькими белыми зубками в сочный гамбургер, угощая хрустящим картофелем своего партнера.

     Сильный гул моторов самолета вернул Козлова к реальности. Сибирь. Тонкая, как лезвие бритвы, грань между победой и поражением. Именно здесь делалась история, и он понял, что несчаоиый старый генерал Иванов выбрал для этой миссии неподходящего человека.

     Да, любить американцев было невозможно, но он начал подозревать, что у них есть чувство чести. Пытаясь изо всех сил побороть свое ужасное предубеждение, Козлов решил в конце концов поставить на "Бит-Мак".

     Валя с отвращением смотрела на бутерброд. Выступающие углы светло-желтого сыра были на концах почти коричневыми, и хлеб казался пыльным и черствым. Ей не хотелось ни прикасаться к этому бутерброду, ни есть его. Не хотелось ей и пить чай, так как за этот долгий нервный день она выпила слишком много чашек.

     — Гражданка Бабрышкина, — сказал следователь, — вы должны что-нибудь съесть, чтобы поддержать себя.

     — Я не голодна, — ответила Валя.

     Следователь вздохнул.

     — Извините, но, к сожалению, я не могу вам предложить что-нибудь более вкусное. Это не фешенебельная гостиница, к которым вы привыкли.

     — Я не могу есть.

     Следователь по-матерински всплеснул руками. Это был крупный человек с бледным от постоянного пребывания в помещении лицом и бесцветными волосами. Если бы не его рост, он был бы совершенно незаметным в толпе.

     — Гражданка Бабрышкина, Валя. Можно я буду называть тебя Валей? — спросил он, глядя на стопку фотографий, лежащих в некотором беспорядке около тарелки. Совершенно машинально Валя посмотрела в ту сторону, куда смотрел следователь. — Вообще-то, — сказал громила, — я не думаю, что это будет такой уж фамильярностью в данных обстоятельствах.

     Валя ничего не сказала. Она взглянула на фотографию, лежащую сверху. Даже в тусклом свете ей было видно, что изображено на ней.

     — Да, Валя, — продолжал следователь. — Известно, что у тебя хороший аппетит. Мы не допустим, чтобы ты у нас заболела. Ты действительно, — он взял в руки одну из фотографий, затем положил ее обратно, — очень худая. Пожалуйста, съешь что-нибудь.

     Как послушный ребенок, Валя отломила половину бутерброда. Но это было все, на что она была способна. Она не могла поднести кусок ко рту.

     Следователь обошел вокруг стола, бросившись ей на помощь. Он взял Валины пальцы в свою большую мягкую руку так, что они впились в черствый хлеб, и помог Вале поднести хлеб ко рту.

     — Нет, — пробормотала она. Затем она почувствовала, как твердый край сыра и жесткая корка хлеба вонзились в ее губы. Огромная рука, слегка надавливая, держала бутерброд прямо у ее носа, и от отвратительного запаха сыра у нее закружилась голова.

     Вдруг следователь решил, что это безнадежно. Он отпустил ее руку, и скомканный бутерброд, падая, скользнул по ее подбородку, оставляя за собой следы сыра и крошек.

     Следователь опять вздохнул. На этот раз как разочарованный отец.

     — Ты такая непослушная, Валя. Я ведь о тебе беспокоюсь.

     Громила пошел назад к своему месту за небольшим столом. На минуту ей показалось, что он забыл о ней. Он взял несколько фотографий и просмотрел их одну за другой, как коллекционер марок просматривает не удовлетворяющий его каталог. На его лице не было и намека на сексуальность.

     — Трудно себе представить, — сказал он тихо, как будто самому себе. — Вот эта, например, — он вдруг вспомнил о присутствии Вали. — Ты действительно получаешь удовольствие от этого?

     Он швырнул фотографию Вале. Ей показалось, что от фотографии шел омерзительный запах, гораздо хуже, чем запах скверного сыра, лежащего на тарелке.

     — Мне просто любопытно, — продолжал следователь. — Хотя боюсь, что у меня не хватает воображения, когда дело касается таких вещей. — Минуту он перебирал фотографии, пытаясь найти какую-то определенную. Затем улыбнулся, подавая Вале еще одну фотографию. — Например, эта. Мне никогда не приходило в голову, что люди делают вот такое, когда они вместе. Боюсь, я недостаточно светский человек.