Долина смерти (Искатели детрюита) - Виктор Гончаров

— Твой-то сюрприз я знаю… — усмехнулся Безменов.

— А вот и не знаешь!.. — Митька хлопнул себя по отдувавшемуся карману.

— Выкладывай, выкладывай… — смеялся зоркий рабфаковец. — Твой сюрприз как раз теперь нужен нам: мы должны познакомиться с Сухумской бухтой.

— Вот черт!.. — Митька выругался и вытащил из кармана раздвижную подзорную трубу.

Безменов взял трубку и, посмотрев через нее на далекое море, сказал:

— Она (трубка) наводит меня на такого рода соображения: мне кажется, при помощи этой трубки бандиты следили отсюда за нашей лодкой. И отсюда же они открыли потолок в подводной башне, когда настал нужный для этого момент.

Соображения Безменова подтвердились самым неожиданным образом. Когда они для выпотрошенных чемоданов искали укромное местечко среди каменных плит, под одной из них открылось углубление. В углублении торчали два заржавленных рычажка: один из них был опущен вниз, другой стоял на месте.

— Ну вот… — удовлетворенно произнес Безменов, которого, казалось, ничто не могло удивить. — Возьми трубку и смотри в нее, смотри на ту часть моря, что находится против крепости, саженях в 50 от берега… Видишь?..

— Ну, вижу…

Безменов дернул за рычажок.

— Теперь что видишь… Передавай своими словами…

Митька испустил возглас удивления и после того начал «своими словами».

— Вода в указанном тобою месте заволновалась… забурлила… Взревевшей фистулой вдалась в глубь моря… Открылась черная бездна.

— … Положим, бездны-то ты не видишь… — пробормотал Безменов, держа руку на рычажке.

— Не вижу, но хорошо представляю… ярко представляю… — отпарировал Востров и упрямо продолжал: — Открылась черная бездна, подобная глубокой страшной ране, произведенной разрывной пулей во внутренностях человека… Водоворот вокруг бездны все более и более увеличивается в диаметре… Пошли пузыри… громадные пузыри… словно хирург вскрыл гангренозный шумящий гнойник… Где-то загудело… Затряслась гора под нами…

С последними словами Дмитрий Востров, бросив трубку Безменову, сломя голову ринулся вниз с наблюдательного пункта к яркоцветному ковру, которым кончалось плоскогорье.

Рабфаковец не сразу поставил рычажок на место. Он сделал это, когда сзади него, в зарослях орляка, где скрывалось выходное отверстие из подземелья, заревела вода, гейзером-фонтаном извергаясь вверх.

— Для чего ты это сделал? — спросил Востров спустя десять минут, то есть когда Безменов догнал его. — Для чего ты это сделал?.. Хотел, чтобы гора взорвалась вместе с нами?..

— Нет, — усмехнулся Безменов, — просто хотелось лишнюю свинью подложить Сидорину…

Между тем солнце добралось в лазурном куполе до высшей точки и жгло поэтому нещадно. Митька выявил себя необыкновенно стойко к этому солнцепеку, он шел, даже покряхтывая от удовольствия, как в бане на верхней полке.

— Люблю, — ворковал он растроганно, — люблю, грешным делом, животворное солнышко… Лучшее лекарство… Лучшее предохранительное средство от всех болезней… Проникает глубоко в кожу, дезинфицирует кожу и кровь, через нее протекающую; закаляет нервы, вызывает усиленное образование железа в организме и прочая и прочая…

Безменов тоже сравнительно легко переносил зной «животворных» лучей, но… не ворковал. Однако слушал не без удовольствия своего растроганного теплом друга, оказавшегося ходячей энциклопедией и справочной книгой. Каждое новое явление — древний ли пласт земли, яркий цветок, тернистая колючка, выпорхнувший из кустов зимородок — вызывало в нем соответствующую реакцию, немедленно претворявшуюся в воодушевленный поток слов. Временами он увлекался до того, что воображал себя в обширной аудитории, и тогда из его уст текла плавная и увлекательная лекция.

— Видите ли, дорогие товарищи, — щебетал он тогда, распуская глаза — «один на нас, другой в Арзамас», — видите ли вы этот древний известковый пласт, содержащий в себе мелкие ракушки?.. Этот пласт — страница, вырванная из истории земли… О чем же говорит этот пласт, эта вырванная страница?.. Что прочтет в ней просвещенный взгляд любознательного человека?.. Вы не знаете, скажу я…

— Он прочтет следующее: один-два миллиона лет тому назад — немного больше, немного меньше (геология еще не настолько точная наука, чтобы придираться к лишнему миллионолетию) — в этом самом месте, по этому роскошному лугу, где идем сейчас мы с вами, предаваясь солнечной истоме, существовало море. Море, заключавшее в себе нынешнее Черное и нынешнее Каспийское, со всеми их настоящими окрестностями… Тогда не было высоких гор, не было ярких красок, ни птиц, ни деревьев, ни скал… Глубокая синь вверху и такая же синь внизу. Временами — бурливые волны, шквалы, грозы и смерчи… Тогда оно еще не носило легкоходных кораблей, дымящих пароходов и, само собой разумеется, не носило плавучих городов, именуемых дредноутами, что вмещают в себя 4.000 людей, не считая прислуги. Ничего этого не было, дорогие товарищи…

Итак, дорогие товарищи, вопрос, заданный вами мне, исчерпан и, смею думать, исчерпан с достаточной глубиной… На следующий раз…

— Ха-ха-ха… — не выдержала аудитория. — Ха-ха-ха… Браво, браво, товарищ лектор… Довольно. Рекомендуем отдохнуть, а то вы исходите потом и задыхаетесь, будто на вас воду возили…

Лектор внезапно прервал клокочущий поток красноречия и, вынув платок, стал с таким же воодушевлением, с каким читал лекцию, вытирать чело, обильно орошенное — вплоть до макушки головы сверху и до волосатой груди снизу.

— Ничего нет мудреного… — сказал он, смутясь. — Ничего нет мудреного: лекторский труд требует 4000 тепловых калорий, он приравнивается к труду прачки… Спроси профессора Словцова… у него есть по этому поводу книга… он знает…

До сих пор среди публики держалось неправильное представление о труде лектора. Думали, что работать языком столь же легко, как, скажем, жевать резину… Ничего подобного. Абсолютно неверно… Затрата энергии, уважаемые товарищи, при чтении лекции весьма велика. Да оно и понятно: ведь во время лекции работает не один язык, работает и центр в сером веществе мозга, приводящий его в движение, работает ассоциативный центр речи, работают жестикулирующие руки, центры которых тесно связаны с центром речи. Работает весь организм — по индукции возбуждающийся, работает…

Митька Востров, сам того не замечая, снова завелся на целые полчаса. Его аудитория, на сей раз пополненная высокоствольными грабами, каштанами, ольхой и буком, под зеленый шатер которых приятели вступили теперь, услыхала о строении серого и белого вещества, головного мозга, о соотношении между так называемой душой и телом, об извилинах Брока, о Роландовой борозде, о ионной теории возбуждения и о многом другом из области биологии, анатомии и физиологии.