Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты - Дарон Аджемоглу

Если политические и экономические институты, сложившиеся в Латинской Америке в последние пятьсот лет, стали прямым следствием испанского колониального владычества, то институты Ближнего Востока были сформированы османской колонизацией. В 1453 году турки-османы под предводительством султана Мехмеда II взяли Константинополь и сделали его своей столицей. До конца столетия турки завоевали большие территории на Балканах, а в первой половине XVI века под их власть перешли Ближний Восток и Северная Африка. К 1566 году, когда умер султан Сулейман Великолепный, Османская империя простиралась от Туниса на востоке через Египет и Аравийский полуостров, включая Мекку, вплоть до территории современного Ирака. Султан Османской империи был абсолютным монархом, который прислушивался к советам всего нескольких приближенных, однако власть не делил даже с ними. Экономические институты, которые установили османы, были в высшей степени экстрактивными. Например, в Османской империи вообще не существовало частной собственности на землю: вся земля в империи формально принадлежала султану. Земельный налог и налог на сельскохозяйственную продукцию, наряду с военными трофеями, были главными источниками наполнения государственной казны. Однако Османы не могли контролировать Ближний Восток так же уверенно, как они контролировали сердце своей империи — Малую Азию, или так же, как испанская корона контролировала Латинскую Америку. Османы постоянно встречали сопротивление, например со стороны бедуинов Аравийского полуострова. Империя не только не могла поддерживать стабильность и порядок на Ближнем Востоке, ей даже не хватало сил собирать на этой огромной территории налоги, и эти полномочия султан отдавал на откуп частным лицам, которые получали право выжимать из населения столько налогов, сколько смогут. Эти откупщики были не только независимы от центрального правительства, но и весьма могущественны. Налоги, которые они устанавливали на востоке империи, были исключительно высоки: они варьировались от половины до двух третей от стоимости всей произведенной продукции, причем большая часть этих денег оседала в руках самих откупщиков. Из-за неспособности государства поддерживать элементарный порядок на Ближнем Востоке различные вооруженные банды постоянно боролись за контроль над ней, что делало собственность жителей абсолютно незащищенной. В Палестине, например, ситуация была столь тяжелой, что начиная с конца XVI века крестьяне бросали самые плодородные земли и уходили подальше в горные районы, где было легче укрыться от бандитов.

Экстрактивные институты, установленные в городах Османской империи, были ничуть не менее удушающими. Торговля была под государственным контролем, а выбор профессии строго регулировали цеха и гильдии. Экономические институты Ближнего Востока продолжали оставаться экстрактивными и к началу промышленной революции, и это обрекло регион на долговременную стагнацию.

К 1840-м годам османские султаны уже предприняли несколько попыток реформировать свою империю — в частности, обуздать вооруженные банды в отдаленных регионах и прекратить практику пожалования откупов на сбор налогов. Но режим абсолютной монархии сохранялся в империи до Первой мировой войны, а реформы тормозила обычная боязнь созидательного разрушения: элиты опасались, что потеряют власть или экономические привилегии. Хотя реформаторы в правительстве Османской империи обсуждали введение частной собственности на землю, чтобы повысить производительность труда в сельском хозяйстве, дальше обсуждений дело не пошло: желание сохранить политический контроль и право произвольно назначать налоги оказалось сильнее.

Турецкое колониальное управление на Ближнем Востоке сменилось после 1918 года европейским. Когда же и эта колониальная эпоха закончилась, события развивались по сценарию африканских стран южнее Сахары после обретения ими независимости: экстрактивные институты колониальной эпохи достались местной элите и были использованы ею для собственного обогащения и укрепления собственной власти. В некоторых случаях, как, например, в Иордании, эта элита была непосредственно сформирована еще колониальными властями (что, впрочем, часто имело место и в Африке; мы об этом мы еще поговорим).

Те страны Ближнего Востока, у которых нет запасов нефти, имеют доходы на душу населения на уровне бедных латиноамериканских стран. Они, однако, не пострадали от такого разрушительного явления, как работорговля, и к тому же смогли позаимствовать больше технологий из Европы. Кроме того, в Средние века Ближний Восток был относительно развитой частью мира, по крайней мере в экономическом плане. Поэтому сегодня он не настолько беден, как Африка, но большинство его жителей все еще относительно бедны.

Как мы убедились, ни географическая, ни культурная теория, ни теория о невежестве не помогают нам понять причины современного положения вещей. Они не дают удовлетворительного объяснения основным признакам глобального неравенства: тому факту, что экономическая дивергенция в мире началась после промышленной революции в Англии в XVIII и XIX веках и затем распространилась в Западной Европе и колониях европейских держав; устойчивости экономического отставания одних стран Латинской Америки от других; хронической бедности африканских или ближневосточных стран; различиям между Западной и Восточной Европой; переходам в некоторых странах от стагнации к быстрому экономическому росту и обратно. Наша институциональная теория такие объяснения дает.

В последующих главах этой книги мы обсудим более детально, как именно работает наша теория институтов, и воспользуемся ее преимуществами, чтобы проанализировать целый ряд феноменов: от причин неолитической революции до коллапса нескольких мировых цивилизаций. Этот коллапс мог происходить либо из-за внутренних ограничений роста в условиях экстрактивных институтов, либо из-за того, что движение в сторону создания инклюзивных институтов оказалось недостаточно решительным и его удалось обратить вспять.

Мы увидим, как и почему Англия совершила решительный поворот в сторону инклюзивных институтов во время Славной революции. В частности, мы подробно ответим на следующие вопросы:

• Как существовавшие до того в Англии институты, пройдя через точку перелома, возникшую с началом трансатлантической торговли, трансформировались в новые, инклюзивные институты?

• Как эти институты смогли сохраниться, укрепиться и заложить основу для промышленной революции и какую роль в этом сыграл «круг благоразумия» (virtuous circle), а какую — стечение обстоятельств?