Воздушные рабочие войны (СИ) - Лифановский Дмитрий

На него смотрели сотни пар горящих фанатичным блеском глаз. Замполиты постарались на славу, накачивая личный состав! — для большинства из вас это будет первый боевой вылет. Держитесь спокойно, крутите головой, как пропеллером, вы должны видеть все и всех вокруг, не выпускайте из виду ведущего, внимательно слушайте эфир. Страна дала вам возможность хорошо выучится, вручила в руки отличную боевую технику, не подведите оказанного доверия.

Сашка перевел взгляд на истребителей.

— Ваша задача не пустить к транспортным самолетам и вертолетам немецкие истребители. Любой ценой! Вам в помощь из состава ВВС Западного фронта придается 122 истребительный авиаполк. Силы наши велики, но и немцы не будут сидеть на попе ровно, — по строю прокатился шорох, — легкой прогулки не будет. Тем более сражаться придется над территорией занятой врагом.

Стаин закусил губу и, нахмурившись, посмотрел на девчонок вертолетной эскадрильи, буквально несколько дней назад закончивших училище и зачисленных в состав корпуса:

— Вертолетчики, Гитлером отдан приказ летчиков вертолетных частей в плен не брать, — при этих словах, над плацем прокатился гул, а люди в строю подались вперед. Сашке захотелось сказать, чтобы девчонки берегли себя, не лезли на рожон, но как такое можно было говорить сейчас перед строем?! Его бы просто не поняли. Он вообще, думал, надо ли доводить эту информацию до личного состава, но в конечном итоге решил, что надо. Люди должны знать, как к ним относится враг.

А девушки стояли нахмурившись. Кто-то побледнел, у кого-то на лице проступили красные пятна, но ни у одной не было в глазах страха, лишь решимость умереть за свою страну, за Родину, за партию. В душе закипала ярость. За что?! За что такой изуверский приказ?! В чем перед ненормальным бесноватым зверем по ошибке принявшем облик человека провинились эти девчонки? Это же его, Сашку Стаина Гитлер назначил личным врагом, а не их! Хотя, в чем провинились семь миллиардов простых людей, когда горстка безумцев развязала ядерный апокалипсис в его мире? Ладони сам и собой сжались в кулаки. — В общем, в случае чего, тяните до своих, всеми силами! — глупость сказал, можно подумать они могли сделать как-то по другому. Стаин прекрасно знал, что все женские полки корпуса поклялись друг перед другом в плен не сдаваться. А потом их поддержали и мужчины. Он замолчал, глубоко вздохнул, успокаиваясь, и продолжил:

— Корпус временно перебазируется на прифронтовые аэродромы в районе Калуги, конкретнее кто и куда вам сообщат непосредственно командиры. Работать будем в основном ночью. Вы все прошли соответствующую подготовку, проблем в ночных вылетах я не вижу. Для приема грузов партизанами подготовлен временный аэродром. Но учитывая немецкие бомбардировки не факт, что он долго просуществует.

Сашка еще раз обвел взглядом строй:

— Все, готовьтесь, — и он не слушая, как командиры распускают людей, развернулся и, наклонив голову, отправился к себе в штаб, через тридцать минут будет совещание по поводу предстоящей операции. А еще ему было стыдно. Сегодня, при постановке задачи корпусу, Сталин категорически запретил Стаину боевые вылеты. Вертолетчиков поведет Никифоров. И как парень не упирался, Иосиф Виссарионович был непреклонен.

— Командир корпуса должен командовать корпусом, а не заниматься ерундой! — такими были слова Сталина. Ну как он не понимает, что после такого приказа Гитлера, остаться на земле равносильно предательству?! Как потом смотреть своим подчиненным в глаза?! А если кого-то собьют? Как ему потом с этим жить, есть, спать, любить Настю? Эти мысли тяжелым грузом давили на плечи, пригибая голову к земле.

— Товарищ подполковник! Товарищ подполковник!

Сашка скривился, будто съел лимон. Еще одна его головная боль и наказание! Артисты, мать их! Не боевая часть, а цирк шапито! То поем, то пляшем, то в парадах участвуем, то, вообще, вон, кино снимаем. Теперь по части шляется группа этих деятелей культуры во главе с директором и главным режиссером. Для проникновения в быт и атмосферу! И какого хрена им в Ташкенте не проникается? Или в Алма-Ате? Где там сейчас все кинодеятели обитают? Нет, им фронтовой дух подавай! А Мехлис и рад стараться! И ладно Лев Захарович — служба у него такая, но ведь это безобразие и нарком поддержал и даже Верховный! Одно утешает, хоть и слабо — под раздачу попал и 16-ый ИАП. Ох, как красиво и витиевато выражался Тимур Фрунзе, когда узнал, для чего его звено прикомандировано к корпусу. Возмущался, угрожал написать Сталину, а когда узнал, что его участие в съемках было предложено самим Иосифом Виссарионовичем, как-то сразу сник. И теперь их, таких обиженных двое. Еще и Зинка, которую тоже в приказном порядке привлекли. Да еще и на главную роль. Хотели затянуть в этот балаган и Сашку, но тут он встал в позу — или кино, или командование корпусом. Да и руководство летной подготовкой курсантов с него никто не снимал, но тут уже было попроще, эти функции все больше забирал себе Байкалов с братьями Поляковыми. И это правильно. Новые вертолеты Михаила Леонтьевича они знают лучше всех, им и учить летчиков. Да и с выпуска пара девушек ушла в инструкторы. Стаин уже и вздохнул с облегчением, нагрузка стала меньше, и тут эти киношники! Справедливости ради стоит заметить, что особых проблем они пока не создавали, старались нести службу наравне со всеми, стойко перенося тяготы и лишения, как сказано в уставе, но все ж они не были военными. А значит делать в воинской части им нечего! Но командование решило иначе, и его мнения никто не спросил.

— Товарищ подполковник! — снова раздалось позади. Пришлось остановиться и обернуться. — Товарищ подполковник, мы тоже должны лететь! — безапелляционно заявил Володя Венгеров[i], молодой парень, по каким-то непонятным соображениям назначенный главным режиссером картины. Позади него в отдалении толпились артисты, настороженно поглядывающие на Сашку. А форму носить так и не научились! Из всей этой гоп-компании нормально носил форму только Николай Крючков[ii], как сказали Сашке известный артист. Ну, может быть. Лицо вроде знакомое. Кстати, он единственный смотрел на Сашку спокойно, с веселой искоркой в глазах. Вдруг, неожиданно подмигнув, он развел руками, типа вот такой мы народ — артисты, терпи, товарищ подполковник.

— Куда лететь, Володя? — едва сдерживаясь, чтобы не вскипеть, спросил Сашка.

— На фронт! — упрямо насупился Венгеров, а молодые артисты и артистки закивали головами.

— А нахрена, я стесняюсь вас спросить?! — Сашка стал заводиться.

— Нам партией поручено снять фильм об этой войне, чтобы даже фронтовые летчики, поняли, что это не игра, не кино, а настоящая жизнь на фронте, настоящий нерв! — горячо заговорил Володя, — А как это сделать, если мы не были там, на передовой, мы не знаем, что чувствует летчик в бою. Поймите, товарищ подполковник, нам это надо!

— Володя, какое к чертям собачьим кино?! — вызверился Сашка, — Там не кино, там война! Хочешь знать, что летчики чувствуют, спроси. Зинку спроси, как ее еле-еле доктора вытащили после ранения, Тимку Фрунзе спроси про ноябрь-декабрь сорок первого. Их же вам специально придали! Хотите знать, что летчик чувствует?! Загаженные портки чувствует и холодный пот чувствует! Непередаваемое ощущение легкости, от которого леденеет все тело, когда непослушная машина тяжело проваливается вниз к земле, а ты скрипишь зубами и ничего не можешь сделать! А еще, чувствует, что лучше бы меня, а не его, когда сам сел, а товарищ с которым вот только утром вместе смеялись в столовой нет! Это вы хотите прочувствовать? — Сашку несло. Он понимал, что эти ребята ни в чем не виноваты, они просто хотят как можно лучше выполнить порученное им дело, но остановиться уже не мог, не в то время и не в том месте задал Венгеров свой вопрос.

— Товарищ Стаин, — вдруг вмешался Крючков, — все Вы правильно говорите, нечего нам там делать, каждый должен заниматься своим делом, — среди артистов прокатился возмущенный ропот, — но тут такая закавыка, что дело нам порученное просто требует, чтоб мы там побывали. Понимаете, этот фильм, возможно, лучшее, что может случиться в нашей профессии. И мы должны, обязаны сделать все, что в наших силах и даже больше. А риск мы понимаем. И летчиков мы уже порасспросили, — Крючков виновато улыбнулся, — но это не то. Одно дело услышать, другое почувствовать. Я в сорок первом на фронт просился, — он обиженно скривился, — отказали, сказали, что как актер я нужнее. А значит, я теперь играть должен, — Николай сжал кулак, и поводил им в воздухе, словно кому-то грозя, — так играть, как никто другой! За тех ребят, к которым меня не пустили летом. Чтоб не стыдно было перед ними! Прошу Вас, товарищ подполковник, — и столько надежды и боли было во взгляде этого мужчины, что Сашка не смог отказать.