Обрученная с Розой - Симона Вилар

– Мы уже дважды проявили себя в пути, дважды оставили знак, что проезжали тут. И теперь, думаю, нам следует свернуть с дороги и сделать крюк, чтобы сбить преследователей со следа.

– Уж не думаете ли вы, сэр, – начал Бен Симел, – что этот разбойник Лайонель…

– Не думаю, а вот то, что мы везем письмо короля и оно кого-то интересует, заставляет меня искать другую дорогу.

12

Линкольн

Анна проснулась, едва начало светать, но вставать еще не хотелось. В тесной келье монастыря, где они остановились на ночлег, было сыро и холодно, и девушка, свернувшись калачиком под тонким одеялом, наслаждалась блаженным теплом, которое удалось сберечь за ночь.

Было удивительно тихо. Вглядываясь в небольшое полукруглое окно, она вспоминала, как вчера они набрели на эту лесную обитель и попросили гостеприимства. Монахи отвели келью только для Майсгрейва, предложив остальным заночевать в сарае, однако Бен Симел почему-то уговорил настоятеля предоставить келью и молоденькому стрелку отряда. Может, кого-то из спутников и подивило такое поведение Симела, но они были утомлены и не расспрашивали. А Бен даже умудрился раздобыть где-то теплой воды, целый ушат которой и принес мнимому Деббичу.

Тут уж Анна не могла удержаться от вопроса:

– Вы жалеете мою юность, считаете неженкой или решили, что я заслужил награды?

По суровому лицу старого солдата скользнула едва заметная улыбка.

– И то, и другое, и третье… мастер Алан.

Пожалуй, Анне стоило поразмыслить над его странным поведением, однако она была так рада помыться и провести ночь в уединении, что решила отложить вопросы на потом.

За окном вразнобой орали петухи, Анна услышала, как в келье за стеной встал Майсгрейв и, кликнув Фрэнка, начал облачаться в дорогу. Полежав еще немного, она тоже поднялась и, продернув крючки в кольца, затянула шнуровку на рубахе. Затем сладко, до хруста в суставах, потянулась. После вчерашнего сытного ужина, после того как ей удалось наконец вымыться и спокойно провести ночь, она чувствовала себя бодрой и способной выдержать любую скачку.

Дверь скрипнула, и Анна рухнула в постель, накрывшись одеялом. На пороге возник Майсгрейв. Он был уже в доспехах.

– Ты проснулся? Поторапливайся, мы выступаем.

На востоке багровела полоса зари. Монах-конюх уже вывел лошадей во двор. Из широких дверей повалили ратники – они на ходу застегивали поножи, затягивали пояса, нахлобучивали шлемы. Монах-прислужник вынес им обычный монашеский завтрак – по кружке эля и ломтю хлеба.

Последним появился Майсгрейв. Рядом с ним семенил настоятель. Анна уже сидела в седле, успокаивая горячую лошадь, и слышала их разговор. Настоятель монастыря не мог оторвать глаз от поблескивавшего на груди рыцаря золотого ковчежца с реликвией.

– Вам не боязно, сын мой, возить с собой столь бесценное сокровище? Королевство раздроблено, ваш путь опасен. А сия реликвия…

У него не хватило слов, и он вновь взглянул, как ковчежец трется о грубую кожу куртки Филипа.

– Вы бы оставили ее в аббатстве на хранение, и наша братия всякий раз поминала бы вас в своих молитвах.

Филип усмехнулся уголками губ.

– А не кажется ли вам, преподобный отец, что эта реликвия и хранит нас в пути?

Аббат не нашелся что ответить, а Анна подумала: будь у Майсгрейва, как посланца короля Эдуарда, хоть какая-нибудь грамота, свидетельствующая о его миссии, то она охраняла бы их куда надежнее.

Похоже, настоятеля несколько обидел отказ рыцаря, потому что на предложение Филипа дать им проводника для переправы через реку Трент он ответил отказом. Сказал, что река вблизи аббатства широко разлилась в половодье, брода нет и им лучше всего добраться до дороги на Линкольн: переправа там надежно налажена, и им не составит труда перебраться на южный берег. По сути, это вынуждало отряд сделать огромный крюк, но, поразмыслив, Филип согласился.

– Так мы теряем день, – объяснил он своим людям, когда они уже ехали по заболоченной тропе вдоль заводей реки, – однако это наверняка собьет преследователей со следа и мы сможем дальше продвигаться спокойно.

Новый день только занимался, а небольшой отряд уже преодолел немалый путь. Теперь они ехали по землям богатого графства Линкольншир, благосостояние которого зиждилось на животноводстве. Руно линкольнширских овец настолько славилось, что почти все население здесь занималось овцеводством. На обширных болотах также добывали тростник, которым покрывали крыши в доброй половине графств Англии. Однако ехать по землям сырого и болотистого края, да еще в весеннюю пору, было совсем не просто.

Дорога была чудовищной. Вернее, ее не было вообще, а берега реки, вдоль которой они двигались, были затоплены разливом. Ивы стояли в воде, порой из ее глади выступали даже кровли хижин. Лошади вязли, преодолевая сплошные заросли камыша. Часто приходилось ехать в объезд, петляя в чащобах.

Путь оказался на редкость утомительным, однако светило солнце, дул теплый ветер, и у всадников было приподнятое настроение. Они болтали, обменивались шутками, пересмеивались.

У Анны тоже было легко на душе, хотя ветка кустарника больно оцарапала ей щеку, а когда они вброд переходили через разлившийся ручей, она набрала полный сапог воды. Однако она уже начала свыкаться с бесконечной ездой верхом, нывшие поначалу мышцы уже не беспокоили ее, но главное – рядом все время был Майсгрейв, они разговаривали, и рыцарь порой вынужден был ехать так близко, что колени их соприкасались. Анну всякий раз при этом бросало в дрожь, она замирала, боясь взглянуть на Филипа, но Майсгрейв, раздосадованный тем, что они теряют столько времени на блуждание среди болот и заводей, ничего не замечал. Лишь однажды, оглянувшись, он небрежно спросил:

– Чему ты все время улыбаешься?

Анна покраснела.

– Мне хорошо с вами, сэр Филип.

Но как раз в этот момент Кумир потерял подкову и захромал, а путь им преградила новая заводь, и рыцарь пропустил ее слова мимо ушей. Зато их услышал следовавший за Анной Бен. Обгоняя их на подъеме, он лишь мельком покосился в ее сторону и чему-то усмехнулся в бороду.

Анна опять задумалась о странном поведении этого солдата. Она не могла объяснить его внимание к себе, но чувствовала, что старый Бен иначе, чем остальные, относится к ней. Этот испытующий взгляд, эта трогательная забота…

В памяти всплыли всякие мелочи: вот он придержал ей стремя, когда она садилась в седло, в пути делился с ней едой, а главное – разве не он вчера увел ее в безопасное место во время кровавой схватки у придорожного креста? В чем же дело? Анна была уверена, что ничем себя не выдала, – об этом свидетельствовала та бесцеремонность, с какой вели себя с ней прочие ратники. Они даже нужду справляли при ней, не давая себе труда отойти в сторону, а следовательно, не сомневались в том, что она – парень. Но этот Бен… И Анна решила при первом же удобном случае поговорить с ним.