Маленькая ручка - Женевьева Дорманн

Эта песня стала поводом для семейных шуток. Даже дети к этому подключились. «О, папа слушает «Ветер»!» — доносил Тома, вздыхая, подняв глаза к небу. Сильвэн попытался объяснить «недоумку», что это не допотопная песня («пользуюсь его словами»), как ему кажется, а очень красивые стихи с очень приятной оркестровкой. Ты только послушай:

О вы, упряжка времени коней…И море, вспахано конями,Блистает яркими перстнями,А ветер, вечный коновод,Со стоном песню подкует…

Совсем другое дело, не то что эти дебильные песни, которые слушает Тома, — с одной неустанно повторяемой фразой из-за бедного воображения, словно это нужно, чтобы понять ее смысл. Ферре, по крайней мере, дал себе труд написать нечто поэтическое, это наверняка и Аполлинеру бы понравилось!

Но «недоумок» уперся и позволил себе поспорить:

— Музыка еще куда ни шло, но я никогда не видел коней, пашущих море, и подкованных песен!

Даже маленькая Стефания подсмеивалась над ним. В своем-то «анальном возрасте», как говорила педиатр! «Мама, а-а!» — и так целый день. Однажды, когда Сильвэн в сто двадцать миллионный раз слушал свой «Ветер», Стефания прыснула: «А, папа слушает свой «Пук»!» И «Ветер» Лео Ферре превратился в «папин Пук». Это рассмешило Каролину, но все же стоило Стефании шлепка, чтобы научить ее уважению.

Шлепок Стефании не показался Сильвэну лишним, но смешок Каролины он расценил как маленькое предательство. Подлость. Он был разочарован, что она больше не относится с тем же восторгом, что и он, к этой песне, которая когда-то их волновала. Он видел в той усталости признак усталости более общей.

Один дома, он отвел душу, включил «Ветер» на полную громкость. И раз уж предоставился такой случай, он затем переключил на другую морскую песню Ферре, которая его восхищала:

Не бывает на свете чудес,И корабль носит волнами где-то.Он оплакал потерю небесИ годов лучезарного света.

Я тот самый призрак Джерси,Что приходит под сумрак обманаСетью рифм тебя оплести,Одарить лобзаньем тумана.

Словно невод июльских ночей,Где блестит морской сом чешуею…

Около десяти зазвонил телефон. Это Каролина звонила с Шозе. Каролина, особо не ожидавшая застать его дома, как она сказала. Она набрала номер на всякий случай. Внезапно захотелось услышать его голос. Рассказать ему о красоте вновь увиденного острова, что она наконец вроде бы видела зеленый луч, когда солнце упало в море за Соньер. Что дети, утомленные дорогой и плаванием, уснули очень быстро. Он ужинал не в городе? Он не скучает один дома? Сильвэн ответил, что ему хорошо, что он отдыхает. Добавил: «Сожалею, что вас нет рядом со мной, моя госпожа». Он знал, что ей нравится это обращение с двойным смыслом — моя госпожа — и на вы, бывшее игрой, любовной гиперболой, которое он иногда использовал, когда они были одни.

Он тоже был рад ее услышать. Хотя все-таки немного удивлен звонком, так как знал, что она терпеть не может телефона и пользуется им лишь в крайнем случае.

Теперь ему хотелось есть. Он пошел на кухню и, побрезговав холодным цыпленком, салатом и клубничным пирогом, приготовленными ему Фафой, стал рыться в шкафу с запасами, открыл коробку сардин и съел их руками, затем начал банку с каштановым кремом, ароматизированным ванилью и очень-очень сладким, распробовал три четверти его маленькой ложечкой, как делают все мужчины, кого жены оставляют летом одних и которые, впадая в детство, с безоблачным наслаждением предаются своим самым тошнотворным капризам.

Сильвэну Шевире не было неприятно его июльское одиночество.

Как столбы вдоль железной дороги, дни и ночи с большой скоростью валятся друг на друга. Никогда на Шозе лето не было теплее, небо нежнее, море зеленее, окуни вкуснее, жизнь легче, Каролина красивее, а Сильвэн влюбленнее в нее. Магия острова вернула их друг другу: Сильвэна, отделавшегося от своего кошмара, и успокоившуюся Каролину.

Как ко всем владельцам приветливого домика у моря, друзья приходят к ним в большом количестве, сменяют друг друга, одни на день или на выходные, другие на неделю или больше, и при каждом приезде, при каждом отъезде в доме словно меняется атмосфера. Насыщается личностью одних и других и иногда жалеет об их отсутствии.

Этьен Шевире, любимый брат Сильвэна, приехал первым в последних числах июля. Он на три года старше Сильвэна. Он архитектор, художник, представитель богемы и душа общества. По-видимому, ничто не может нарушить спокойствия и хорошего настроения этого сорокатрехлетнего весельчака, которого легко ведут по жизни его разносторонние аппетиты. Жизнь для Этьена Шевире есть и должна быть вечным праздником, который он умеет организовать. Обжора, хохотун, любитель хороших вин и большой бабник, он приводит все вокруг себя в движение, как только появляется, предшествуемый звучным смехом, разгоняющим ворон печали. Более энергичный, чем, возможно, позволяет предположить его благодушный вид, Этьен находится в постоянном движении и сравнивает себя с голубыми акулами, которые умирают, когда перестают плавать. Он поднимается вместе с солнцем, чтобы пойти сделать наброски каркасов лодок в бухточке Трюэль, бежит маленькими шажками по дюнам, ныряет у Пор-Мари, плывет кролем до самого Канкалезского бакена и возвращается в дом, который только-только начинает просыпаться. Он сует свой нос в кастрюли, чтобы заранее порадоваться их содержимому, возит на тележке ящики с вином, работает отверткой и мастерком по заказу, изобретает игры для племянников, устраивает ночные корриды с островными коровами, исчезает в море с Сильвэном, чтобы наловить рыбы на завтрак, и упорно ухаживает за невесткой, что радует Каролину. Этьен не может смотреть на женщину, не ухаживая за ней; часто на словах, но Сильвэн прозвал его архиволокитой. Женщины, естественно, отвечают ему на проявленный к ним интерес, и поскольку он красивый мужчина и закоренелый холостяк, после короткого давнего брака, мало кто может перед ним устоять.

Сама толстая Мари Латур, приходящая помочь Каролине по кухне и не имеющая ничего общего с Венерой в свои добрые шестьдесят, со своим толстым задом и цветом лица, пылающим от свежего воздуха и кофе «с градусом», — Мари не бесчувственна к обхаживаниям Этьена, которого со смехом отгоняет тряпкой, когда он притворяется, будто хочет пригласить ее на танец. Часто Этьен высаживается на Шозе с молодой женщиной, каждый раз разной, обычно симпатичной и очарованной им до бесчувствия. Он неизменно представляет вновь прибывшую как «моя кузина Клэр», «моя кузина Софи» или «моя кузина Беатрис»; и те и другие практически не имеют значения в его жизни. Ему случается даже больше не вспоминать о «кузине», развлекавшей его в прошлое лето. Сильвэн находит, что Этьен похож на деда Огюста, которого до преклонного возраста возбуждали юбки и который, как Этьен, считал, что вода — напиток печальный и нездоровый. Доказательство: одной капли воды достаточно, чтобы замутить самый чистый анисовый ликер!