Конкистадоры. История испанских завоеваний XV–XVI веков - Хэммонд Иннес

Воодушевленные своей победой, мешики возобновили атаки на людей Альварадо. «Издавая громкие вопли, – пишет Берналь Диас, – они швырнули перед нами пять голов, истекающих кровью, только что отрезанных у людей из отряда Кортеса». Они кричали, что убили уже Кортеса и Сандоваля и что убьют и их тоже. Хуже того, когда испанцы отступили на такубскую дамбу, они услышали звуки труб с большого теокали в шести милях от них, в Мехико, и бой барабана из змеиной кожи[30], «очень зловещие звуки» – зловещие, ибо в этот момент мешики приносили в жертву десятерых их товарищей.

На другом конце города такая же драматическая сцена разыгрывалась возле лагеря Кортеса. Мешики, преследовавшие его до самого лагеря и атаковавшие большими силами, швырнули в гущу его людей еще четыре отрубленных головы с содранной кожей, вопя, что среди них находятся и головы Альварадо и Сандоваля, убитых ими. Опасаясь худшего, Кортес послал Андреса де Тапиа в сопровождении троих всадников в обход по суше в Такубу, чтобы получить известия о ситуации там. Тем временем Сандоваль, медленно, но верно продвигавшийся в своей части города, столкнулся с таким множеством врагов, что вынужден был отступить, потеряв шесть человек убитыми и получив ранения в голову, бедро и левую руку. Мешики продемонстрировали его людям шесть голов. Это были головы людей Кортеса, но индейцы вопили, что одна из них принадлежит самому Кортесу, а другая – Альварадо.

Несмотря на полученные раны, Сандоваль немедленно поскакал галопом в лагерь Кортеса. Найдя своего командира живым, но встревоженным отсутствием новостей от Альварадо, он направился в Такубу. Он успел как раз вовремя, чтобы предотвратить захват одной из бригантин, севшей на мель, и был здесь ранен камнем из пращи в лицо. Он получил еще одно ранение во время вылазки, стремясь очистить дамбу от атакующих орд мешиков. Он вел кавалерию в одну атаку за другой, несмотря на скользкую поверхность дамбы; арбалетчики и мушкетеры стреляли без перерыва, другие солдаты заряжали, им оружие; пехотинцы рубили и кололи вовсю. Даже пушечный огонь не страшил яростно атаковавших мешиков, пьяных от одержанной победы. Сражение не ослабевало, пока испанцы не отступили почти до самой Такубы, до конца дамбы, и не оставили между собой и противником широкой полосы воды.

И снова зловеще загремел барабан из змеиной кожи под аккомпанемент раковин, рогов и труб. Взглянув в направлении большого храма, возвышавшегося над городом, испанцы увидели еще нескольких своих товарищей, захваченных во время неудачной атаки Кортеса. Их волокли вверх по ступеням на маленькую платформу, где уже стояли в ожидании жрецы.

«Мы видели, как они надели султаны из перьев на головы многих из них и затем заставили их танцевать со своего рода веерами перед лицом Уицилопочтли. Затем, когда они закончили танец, жрецы уложили их на спину на узкие камни для жертвоприношений и, вскрыв им грудь, вынули их бьющиеся сердца, которые предложили стоявшим перед ними идолам. Затем они ногами столкнули тела вниз по ступеням, и индейские мясники, ждавшие внизу, отрезали им руки и ноги и содрали кожу с их лиц, которую позже выделали как кожу для перчаток, вместе с бородами, и сохранили для своих хмельных праздников. Затем они ели их мясо с соусом из перца и томатов».

Есть и другое описание того, как мешики атаковали и швыряли в гущу испанцев жареные руки и ноги, вопя: «Ешьте мясо этих теуле и ваших братьев, ибо мы сыты им по горло – набивайте животы нашими объедками».

Для нас сейчас эти описания звучат ужасающе, однако мешики в тот момент сражались за свои жизни, за государство, которое они превратили в величайшее государство в индейском мире, за свой красивый город и за славу своей единственно истинной религии. С их точки зрения, то, что они делали с захватчиками, было не более чем обычной их практикой, а запугивание испанцев останками захваченных пленников – просто психологической войной. Без сомнения, подобная тактика производила впечатление на испанских солдат, поселяя в каждом мысль о том, что если не милость Господня… В самом деле, Берналь Диас откровенно пишет, что перед сражением страх быть захваченным в плен живым всегда мучил его так, что «какой-то ужас и мрак охватывали мое сердце, и я должен был помочиться раз или два и препоручить свою душу Богу и Его Пресвятой Матери». В сражении страх оставлял его, но, поскольку сражения были повседневной обыденностью, этот страх быть захваченным, испытываемый, без сомнения, всеми испанцами, вызывал сильнейшее нервное напряжение, хотя, вероятно, добавлял им физических сил и свирепости.

Такая психологическая война, очевидно, оказывала воздействие и на их индейских союзников; или, возможно, их просто начала выматывать эта затянувшаяся кампания. Индейские военные кампании обычно продолжались недолго, поскольку они воздерживались от снабжения армии за счет окружающего населения, а всегда носили запасы продовольствия с собой. Как бы то ни было, индейцы начали потихоньку дезертировать. Берналь Диас утверждает, что испанцы, наступавшие по такубской дамбе, остались совершенно одни и четыре дня работали по очереди: один отряд засыпал проломы, пока два других сражались, – и так до тех пор, пока все расчищенные проломы не были засыпаны вновь. Однако это не подтверждается в письме Кортеса, который описывает, как Чичимекатль, тлашкаланский военный вождь, организовал со своими людьми самостоятельную и очень успешную атаку, пока испанцы Альварадо отдыхали в лагере.

Кортес фактически приказал испанцам отдыхать, посылая в город только небольшие отряды для имитации наступательной активности. С июня по август в долине Мехико продолжается дождливый сезон, и люди Кортеса уже больше месяца все время сражались в условиях сырости и плохо питались. Им требовалось время, чтобы восстановить силы, привести в порядок оружие и привезти еще пороха из Вера-Круса, где, весьма кстати для Кортеса, нашел убежище один из кораблей неудачной экспедиции Понсе де Леона во Флориду. Более того, в окрестных городах назревали неприятности. После своей победы мешики разослали кисти рук и ступни принесенных в жертву испанцев, а также головы убитых лошадей по всем городам своих бывших союзников. Чтобы остановить начавшееся брожение, Кортес направляет Тапиа к куэрнавакам, а Сандоваля к отоми, дав каждому значительный отряд якобы для «защиты» этих союзников. С Сандовалем ушло шестьдесят тысяч индейцев, и это, вероятно, объясняет, почему испанцы на такубской дамбе чувствовали себя покинутыми. Имея под рукой такую значительную силу, Сандоваль нанес кулуанским инсургентам сокрушительное поражение. На все это потребовалось около десяти дней, но результат оправдал все усилия – когда Кортес возобновил полномасштабные операции против Мехико, его поддерживало огромное вспомогательное войско из ста пятидесяти тысяч индейцев. Он начал новую операцию тем, что, по примеру мешиков, организовал несколько тщательно подготовленных засад и внезапных атак. Наиболее успешная из них имела место примерно через неделю тяжелых боев, когда ему удалось наконец захватить пресловутую рыночную площадь. Было убито около пяти сотен «всех храбрейших и доблестнейших из их главных людей», и, как добавляет Кортес без каких бы то ни было комментариев и выражения чувств, «наши союзники хорошо поужинали, ибо они разрезали на куски всех убитых и захваченных в плен, чтобы съесть». На следующий день его люди убили и ранили еще восемь сотен индейцев, а еще через день соединились с отрядом Альварадо. С самого начала нового наступления приказ Кортеса не продвигаться за незасыпанный пролом в дамбе выполнялся неукоснительно, и, используя в качестве рабочей силы своих индейцев, он систематически разрушал каждое здание, стирая с лица земли целые улицы.

Кортес утверждает, что неоднократно пытался побудить мешиков к сдаче и прилагал все силы, чтобы удержать своих индейских союзников от грабежа и бессмысленных убийств. Наступление быстро превращалось в резню. В одном из столкновений мешики потеряли убитыми двенадцать тысяч, в другом – сорок тысяч человек. Семь восьмых территории города оказалось в руках захватчиков, «которые не оставили им места даже стоять, кроме как на телах их собственных убитых», и «наши союзники обращались с врагом в высшей степени жестоко, ибо они ни за что не пощадили бы ни одной жизни». В каждой части города, которую захватывали испанцы, они обнаруживали дома и частоколы полными голов и трупов. «Мы не могли пройти, – пишет Берналь Диас, – не наступив на тела и головы мертвых индейцев».

Мешики еще дважды пытались прозондировать пог чву к примирению, но либо они хотели только выиграть время для подготовки оборонительных укреплений, либо каждый раз наталкивались на непреодолимое упрямство жрецов. Кортес, на которого произвели впечатление перенесенные ими страдания, также выдвигал предложения, которые последовательно отвергались. Конец наступил внезапно, 13 августа 1521 года, когда Кортес повел своих солдат в решительную атаку на небольшой участок города, где собрались уцелевшие мешики. В тот день их погибло более пятнадцати тысяч. Куаутемок и остатки его армии бросились к каноэ. Каноэ Куаутемока было легко узнаваемо благодаря отделке, подобающей главе государства, и короля захватила в плен одна из бригантин.