Срази и спаси! - Джон Мур

Руби придвинула стул и села, заложив ногу за ногу. Она снова была в черных сапожках — тех, на каблуках-шпильках, — и зеркально начищенные кожаные голенища засверкали в свете ламп. Она небрежно обмахнула их носовым платком.

— Но вы ведь незаконнорожденный.

Шарм, все еще кипя нерастраченной энергией, в течение всего их разговора прохаживался взад и вперед по комнате. Но теперь он остановился как вкопанный и подозрительно уставился на Руби, словно ждал от нее признания, что все это — глупый розыгрыш.

— Чего-чего?

— Гаррисон и Аврора вступили в брак двадцать лет назад. Сонные чары сработали только после обряда. Это означает, что брак короля с вашей матерью был недействительным, так как он все еще был женат на Авроре. А раз на вашей матери он женат не был, то, боюсь, вы родились вне брака, и сын Авроры станет первым законным наследником иллирийского трона.

— О, Бога ради! — угрюмо буркнул Шарм. — Вы сорвали мое свидание с Золией из-за этого? — Он брыкнул ближайший стул. — У меня есть для вас новость, королева Руби. Мой отец и Аврора не состояли… э… они не были… э…

— Продолжайте.

— Не важно.

— Полагаю, вы собирались наговорить мне всякого вздора, будто Аврора и Гаррисон не успели вступить в брак до того, как чары сработали; будто вы и она просто состряпали эту историю, чтобы избавить ее от позора и жестокого остракизма, какому наше общество подвергает женщин, позволяющих себе вступать в подобные интимные отношения вне брака; будто вы поклялись сохранить ее тайну, не зная, что отец ее ребенка — ваш отец?

Шарм не смотрел на нее, а внимательно разглядывал скрещенные мечи, висевшие на стене. В полированной стали он увидел лицо юноши, погруженного в трясину неопределенности. Все еще стоя спиной к Руби, он сказал:

— Предположим, чисто гипотетически, что я стал бы утверждать нечто подобное?

Руби откинула голову и звонко засмеялась:

— Ах, Шарм, вы такой милый! Ваша переразвитая честь вынуждает вас держать данное Авроре слово, даже когда ваша собственная жизнь погублена. Она мешает вам сказать правду даже мне, хотя вы знаете, что обе девочки и милый Мандельбаум посвятили меня в эту тайну. Каким необычным было ваше детство, если вам сумели привить такое несгибаемое благородство! Мне следовало бы переспать с вами, когда выпал случай. Тогда вы хоть что-то получили бы за все ваши старания, бедняжечка.

Если что-то и могло разгневать Шарма сильнее, чем мысль, что его провели, то только мысль, что его жалеют. Он повернулся на каблуках и прожег Руби пылающим взором.

— А может, во мне меньше благородства, чем вы думаете!

— Я думаю, что его в вас более чем. Но какое это имеет значение? Теперь вы можете сказать правду, только если признаетесь, что прежде лгали. А стоит вам продемонстрировать, что вы способны солгать, как вы убедите людей, что говорите правду теперь? Побуждение солгать, чтобы защитить себя, бесспорно, выглядит убедительнее побуждения солгать, чтобы защитить Аврору.

Шарм было встревожился, но тотчас его чело прояснилось. Он позвонил и приказал лакею:

— Немедленно пошлите за Прюдоммом. — Лакей кивнул и удалился, а принц продолжал:

— Послушайте, королева Руби, мне не хочется лезть в бутылку, но вы гостья в этом замке, и, по-моему, вы слишком много себе позволяете, расстраивая свидания и сочиняя всякие небылицы. С преждевременным бракосочетанием Авроры, возможно, я и правда свалял дурака, не дав ей пожать то, что она посеяла. Но я не собираюсь допускать, чтобы шайка крючкотворов подвергла меня перекрестному допросу по этому поводу. Для суда общественного мнения я все еще принц Шарм, который сразил половину всех исчадий зла в этом королевстве, да и в большинстве других тоже, и мой народ не обратится против меня из-за маленькой лжи во спасение.

— М-м-м-м… — Руби задумчиво постучала кроваво-красным ногтем по переднему зубу. — Ни один король, даже самый могущественный, не может, мой дорогой, править страной без народной поддержки. И ни один принц, как бы ни бесспорны были его права, не способен обрести трон без той же поддержки. Вы уже убедились в этом. Однако общественное мнение, милый мальчик, так капризно! Простые люди любят романтичность. И когда король подарит им новую красавицу королеву, которая двадцать лет провела в колдовском забытьи, то, ах, с каким наслаждением они скушают эту историю! Она покажется куда увлекательней еще одного рассказа о том, как вы где-то сразили очередное чудовище. Ну и младенец вдобавок! До чего простые люди обожают новорожденных, а уж женщины — особенно! И до чего весело им будет любоваться, как он растет. Куда интереснее, чем жизнь семнадцатилетнего мальчика.

— Окститесь! Если папаня говорит, что я наследник трона, значит, я наследник. И простые люди возражать не станут.

Руби улыбнулась. Улыбка была совсем не дружеской. Улыбка была крокодильей. Это была улыбка женщины, которая испытывает злорадное удовольствие, сообщая скверные новости. Собственно говоря, эта улыбка позволяла без труда понять, почему Руби называли Злой Королевой.

— Ну хорошо, — сказала она. — Давайте поразмыслим, как поступит король. Ему ведь лет сорок, так? Относительно молодой возраст для правящего монарха. Самый расцвет жизни. Надо ли ему беспокоиться о том, есть у него наследник или нет, если он сам еще так молод? Я думаю — дело обстоит как раз наоборот. Что его может беспокоить мысль, как бы его любимый народом наследник не начал оспаривать у него трон.

— Папане это и в голову не придет! Он слишком хорошо меня знает.

— Так хорошо, что отсылает вас от двора при каждом удобном случае, чтобы вы не успели завязать полезные связи или позабавиться заговорами?

— Ничего подобного. Глупость какая!

— Неужели? Все правители в той или иной мере страдают паранойей. Профессиональная болезнь! Пожалуй, даже опасаются родных сыновей. Настолько, чтобы лелеять мысль — возможно, не отдавая себе в этом отчета, где-то в крохотном уголке подсознания, — что им, наверное, дышалось бы легче, если бы отпрыск был убит при исполнении какого-нибудь рискованного задания во славу короля и отечества.

— Чепуха.

— А только-только обзавестись сыном в такие годы — это совсем другая история. Когда малыш достигнет совершеннолетия, его величеству перевалит за шестьдесят — самое время подумать о том, чтобы удалиться на покой. А до тех пор весь вопрос можно спокойно сунуть под сукно. Если бы, разумеется, не Аврора. Думаю, вы согласитесь, что она — женщина, умеющая извлекать из ситуации все. Разумеется, свое влияние она использует во благо своему дитяти. И думаю, можно с уверенностью сказать, что ей будет гораздо легче… как это выразить… легче находить доступ к королю, чем вам.