Бедная Лиза (СИ) - Анонимyс

Спустя мгновение охранники подхватили тело Диего, и быстро, словно демоны, поволокли его в дом. Через несколько секунд лязгнула запираемая изнутри щеколда, и Виктор остался один на воющем ветру одиночества.

Глава десятая

Убийца в открытом море

Нестор Васильевич Загорский привольно расположился в удобном кресле на верхней палубе парохода «Джеймс Ли», идущего из Майями в Гавану. С августа 1911 года, когда «Джоконда» была украдена из Лувра, прошло целых два года. Почти все это время за редким исключением Загорский занимался срочными государственными делами, точнее сказать, делами близящейся войны. О том, что война не только близится, но и очень скоро разразится, не говорил только ленивый, однако действительный статский советник, как лицо информированное, мог даже предполагать примерные сроки ее начала.

Тем не менее, все это время он следил по газетам за судьбой Джоконды, или, как называл ее Ганцзалин, бедной Лизы. За два прошедших года следствие не продвинулось ни на шаг. Кроме того, в апреле 1912 года затонул «Титаник», и про украденный шедевр Леонардо да Винчи забыли не только обыватели, но и газетчики.

– За это время с картиной могло случиться все, что угодно, – говорил Нестор Васильевич своему помощнику. – Вор мог ее уничтожить из страха разоблачения, увезти куда-нибудь в Австралию, наконец, она могла осесть в коллекции какого-нибудь нувориша, чтобы никогда уже не появиться на глаза широкой публике. И, тем не менее, я полагаю, мы должны быть добросовестными и попытаться довести дело до конца.

Именно по этой причине Нестор Васильевич со своим верным Ганцзалином совершили утомительное трансатлантическое путешествие, некоторое время провели в Североамериканских Соединенных штатах, а теперь вот плыли из Майями прямиком на Кубу, куда, по последним сведениям, направился и маркиз де Вальфьерно.

– Америка – хорошая страна, – заметил Ганцзалин, – там много китайцев. В этот раз она понравилась мне больше, чем в прошлый, когда мы занимались там делом Верещагина.

– Это естественно, – отвечал Загорский, – если учесть, что в прошлый раз нас там чуть не убили.

На действительном статском советнике лихо сидел пробковый шлем, белый хлопковый костюм под палящими лучами солнца казался еще белее, общий портрет несколько разнообразили черно-белые штиблеты.

– Вы похожи на английского офицера на пенсии, – заметил ему Ганцзалин, развалившийся рядом с ним в таком же точно кресле. На нем не было шлема, однако крепко, ветром не сдуть, сидела панама, а одет он был в любимые оливковые брюки, такой же жилет и голубую сорочку. – Не хватает только старого верного мажордома, вывезенного откуда-нибудь из индийских колоний.

– Не худшее сравнение, что я от тебя слышал, – усмехнулся Загорский. – Согласен быть английским офицером, но в звании не ниже полковника, иначе мне просто не хватит на жизнь. Что же касается мажордома, ты и есть мой мажордом. Только вывез я тебя не из Индии, а из Китая.

Помощник пробурчал, что пробковый шлем не слишком идет его господину. Гораздо изящнее на нем выглядит цилиндр или хотя бы котелок.

– Во-первых, цилиндр или котелок гораздо хуже спасает от палящих тропических лучей, чем пробковый шлем, – парировал Загорский. – Во-вторых, пробковый шлем отлично защищает голову от разных неожиданных ударов – скажем, падающих с пальмы кокосов.

Ганцзалин, однако, уже не слушал действительного статского советника. Он с некоторым беспокойством озирал раскинувшиеся перед ними морские просторы. Пока они беседовали, на море началось небольшое волнение силой, вероятно, в три-четыре балла, так что чувствительные к качке пассажиры поспешили скрыться в каютах.

– Если дело так пойдет дальше, мы, вероятно, останемся на палубе одни, – заметил Загорский, с удовольствием глядя на то, как за бортом на зелено-синей волне вскипает от бурунов белая пена.

– Если дело так пойдет дальше, мы, вероятно, окажемся на дне морском, – озабоченно сказал помощник, непроизвольно вцепляясь руками в ручки кресла.

– Не волнуйся, я хорошо плаваю, и спасу тебя, – беспечно отвечал Нестор Васильевич.

Ганцзалин ворчливо отвечал, что спасению из бушующих вод он предпочел бы спокойное пребывание на суше.

– Вы уверены, что этот чертов маркиз отправился на Кубу? – спросил он, озабоченно озирая раскинувшиеся перед ними морские просторы.

– Совершенно уверен, – отвечал действительный статский советник. – Русская разведка, хоть и делает в Америке первые шаги, продвинулась в своем ремесле уже довольно далеко.

– Не в последнюю очередь благодаря вам, – заметил китаец.

– Ты уж слишком переоцениваешь мою скромную персону, – засмеялся Нестор Васильевич. – Впрочем, это не так важно. Важно, что словам нашего консула в США можно полностью доверять. И если он заявил, что господин де Вальфьерно отправился на Кубу, значит, так оно и есть.

Помощник озабоченно посетовал, что они не знают даже, как выглядит этот самый Вальфьерно. Загорский отвечал, что можно было бы, конечно, получить его фотографию, но для этого пришлось бы серьезно обеспокоить консула, а это не входило в его планы. Кроме того, такие люди, как их маркиз, обычно часто меняют внешность, так что ни на фотографию, ни, тем более, на описание особенно рассчитывать не приходится. Но это не страшно. Он уверен, что на Кубе они найдут его очень быстро.

– Каким образом? – поинтересовался помощник.

– Как это всегда делается в России – при помощи влиятельных знакомых.

Ганцзалин нахмурился. Они были вынуждены вернуться в Россию и прервать расследование на целых два года, за это время картину могли не один раз продать и перепродать. Действительный статский советник пожал плечами: если картину продали, они узнают у Вальфьерно, кому именно она была продана. Однако он полагает, что у аргентинца картины нет, и никогда не было, вся история была затеяна не затем, чтобы продать оригинал, а чтобы под видом оригинала продать несколько копий. Однако, если дело обстоит именно так, как они думают, Вальфьерно знает, кто похититель. Узнав его имя, они очень быстро смогут найти и саму «Джоконду».

– А как мы будем работать тут, на Кубе? – спросил китаец. – Вы ведь, насколько я помню, не сильны в испанском.

Действительный статский советник отвечал, что, во-первых, он, как всякий приличный человек, знает латынь, а она очень близка к испанскому, Во-вторых, пока они плыли из старого Света в Новый, он как следует проштудировал самоучитель испанского языка. И, наконец, Куба уже лет пятнадцать находится под прямым влиянием США, так что интеллигентная публика здесь уже худо-бедно, но выучила английский. Одним словом, на Кубе они не пропадут. Тем более, как уже говорилось, у Загорского имеются тут добрые знакомые.

– Прости мне мой невольный каламбур, – вдруг прервал сам себя Нестор Васильевич, – но позволь узнать, куда это ты все время косишься?

Помощник отвечал, что никуда он не косится, просто у него такое строение глаз.

– Я и тебя, и строение твоих глаз знаю много лет, – хмыкнул действительный статский советник. – Так что, будь любезен, не морочь мне голову, и скажи, чем тебе не нравится тот молодой метис в рубашке с короткими рукавами, стоящий у борта и глядящий прямо в море.

– А он метис? – спросил Ганцзалин с интересом. – Он похож на испанца, я что-то не увидел в нем ничего индейского.

Действительный статский советник отвечал, что Ганцзалин напрасно так и не взялся за те труды по физиологии и расовым теориям, которые он ему рекомендовал, в противном случае он наверняка заметил бы небольшие, но явные признаки того, что они имеют дело с метисом, хотя, очевидно, индейской крови в нем совсем немного. Это во-первых. А во-вторых, за долгие столетия, что Куба находилась под властью испанцев, носителей чистой крови там не осталось – все или метисы, или мулаты, или прочие квартероны. Так что все-таки заинтересовало его в том молодом человеке, который так неотрывно смотрит в морскую пучину?